– Чтоб тебя! Чтоб всем пусто было и немощью разобрало! – воскликнула я в бешенстве, когда снова напоролась на острый камень, неловко перепрыгнув коровью лепешку.
Савков шел впереди, не оглядываясь и больше не подгоняя меня, отчего я ощущала себя доверчивой и преданной дворнягой, обруганной нерадивым хозяином, но по-прежнему следующей за ним по пятам.
Дорога вилась и петляла между полей. Выйдя на нее, мы поняли, что в горячке побега от сектантов проскочили оговоренное место встречи, и теперь возвращались обратно. Небо хмурилось, изредка проливаясь дождиком. Брызнет и отступит, лишь намочив пыль и превратив ее в грязь.
Ноги совсем онемели от холода. И как деревенские бегают без башмаков? Усталость накатила свинцовой тяжестью. Перед ней отступила даже бессонница, и хотелось, упав прямо на обочину, забыться хотя бы коротким сном. Поэтому скрип телеги и фырканье лошади показались мне благословенной песней. Нас нагоняла подвода, управляемая хмурым бородатым мужичком. Когда он поравнялся с нами, то Савков глянул на возницу в пыльном кафтане, вытертых до неприличия портах и нечищеных разбитых сапогах.
– Мил-человек, – кашлянул колдун, – подвези до развилки на Истоминское.
Крестьянин, не думая останавливаться, отозвался сердитым голосом:
– Довольно мне нищих на сегодня. Вона в городе всего обобрали, – и даже подстегнул кобылку, та обреченно застригла ушами и недобро покосилась в нашу сторону.
– Мы от белорубашечников сбежали, – не сдавался Николай, прибавляя шагу, мне пришлось, неловко ступая, следовать за ним почти вприпрыжку. – Глянь, девица вовсе босая.
Мужик глянул на меня. Видно, растрепанная и чумазая, я вызвала в нем острый приступ жалости. Сдаваясь, он натянул вожжи:
– Забирайтесь.
Дно телеги, устланное соломой, показалось королевским ложем. Болела каждая косточка и связочка, а ноги налились свинцовой тяжестью. Я извернулась, чтобы обследовать сбитые, грязные до черноты пятки, приложила послюнявленный подорожник, надеясь, что народное средство поможет и подлечит ранки. Бессмысленно, конечно. Без специальных мазей из лебеды, продающихся по полтиннику, не обойтись. Дороговато мне встала прогулка по деревенским просторам!
Савков уселся рядом с мужичком. Сквозь сонливую истому мне слышалось, как он, не скупясь на черные краски, расписывал правдивые и выдуманные подробности нашего побега из деревни белорубашечников. Глаза сами собой закрывались, а сознание уплывало на мягких волнах, качавшихся в унисон скрипучей старенькой телеге.
Снился великолепный цветущий луг, пахнущий молодой нескошенной травой. Посреди него паслась огромная хвостатая тварь, понуро жующая сладкие зеленые побеги. Дракон помахивал хвостом, изредка расправлял крылья и походил на безобидную корову. Будто бы я держала в руках хлыст и подгоняла его, зазевавшегося на одуванчики.
– Наташа! – Кто-то толкнул меня, пытаясь разбудить. – Наташа! Вставай, приехали!
Я нехотя потянулась (спину тут же рассекла резкая боль) и, поморщившись, села. Дрема не освежила, но еще больше затуманила голову.
– Держи! – Рядом с моими ногами шмякнулись лапти.
– Что это? – Я недоуменно уставилась на лубяную обувь. – Ты предлагаешь мне их надеть?
– Ты можешь привязать их себе на шею.
Переведя почти испуганный взгляд на искривленное лицо Николая с нервно ходящими желваками, я догадалась – спорить себе дороже, поэтому кивнула:
– Ну в конце концов это лучше, чем босиком.
– Я тоже так думаю, – стараясь сдержать рвущиеся наружу эмоции, процедил тот в ответ.
Спрыгнув на дорогу и тут же ударившись о камень, я тихо заскулила и, словно всю жизнь их носила, быстро подвязала лапотки, больше походившие на колодки.
Савков стянул с пальца богатый перстень с бирюзой и протянул мужику, прищурившемуся с нескрываемым интересом и хитрецой.
– Что ты! – замахал руками возница. – Много! Вона лучше колечко это, тоненькое, в самый раз. Дочурке пойдет.
– Коле-эчко? – осклабился Савков.
– Не-э-э-эт! – заорала я громко и истерично, даже лошадь вздрогнула. – Не смейте просить это кольцо!
Мужик, неожиданно поймав мой «ясноокий» взгляд, побледнел, сглотнул и вернул перстенек хозяину.
– Ну это… за добро не платят. – И, стеганув кобылку, понесся по дороге на таких парусах, что у несчастной старой клячи разъезжались копыта, а телега и вовсе грозилась развалиться на особенно крутом повороте.
– Да уж… – Николай вытянул губы, следя за незадачливым доброхотом, исчезающим в облаке пыли. – Полчаса спорили, за сколько лапти продаст, каналья, а стоило тебе завизжать, как забесплатно все досталось. – Он покрутил перстень, потом надел его. – Знал бы, что умеешь такой дурниной орать, не рвал бы собственную глотку.
– Заткнись! – прошипела я, готовая хорошенько поддать ему.
– А чего, Москвина, испугалась, что колечко твое ему передарю и будешь ты за новым хозяином на привязи таскаться? – хохотнул мне в спину Николай, когда я, пошатываясь и запинаясь, направилась к указателю «На Истоминское».
– Смешливый какой! – проворчала я.
Кухарку мы нашли в лесу рядом с развилкой. Несчастная женщина, испуганная преследованием белорубашечников, спряталась у небольшого болотца, в которое по весне превратился протекающий здесь ручей. Прежде чем выйти к заветному месту, мы около четверти часа бродили вокруг, пока Савков не заорал на всю округу, зазывая ночную помощницу. Та молчала, как революционер на допросе, и только по оглушительному хриплому лаю болотного демона, отозвавшегося на вопль колдуна, мы смогли разыскать и растрепанную повариху, и счастливо храпящего Давидыва, и хромую лошадку, потерявшую в бешеной скачке подкову.
Вокруг пахло сыростью и смрадом застоявшейся воды. Сладко и довольно квакали лягушки. Стряпуха Дарья Потаповна сидела на валежине рядом со свернувшимся трогательным клубочком Давидывым и с самым свирепым видом сжимала в руках внушительный шест.
При нашем появлении она не произнесла ни слова и, не отрываясь, буравила точку на соседнем клене, где на тонкой ветке воробьем нахохлился Страх Божий. Судя по прижатым к круглой голове ушам, бесу уже неоднократно досталось вышеозначенным самодельным оружием, и еще больше огребать он не собирался. Пока.
– Вы долго, – едва разжав губы, процедила Дарья Потаповна, не теряя из виду хвостатого противника.
Волосы ее превратились в воронье гнездо, из седых вздыбленных прядей торчали соломинки.
– Мы заблудились ночью, – прохрипел Николай, подходя к Денису с таким выражением, будто хотел ударить в живот самопровозглашенного короля Окии.
Давидыв в беспамятстве пускал струйку слюны из раскрытого рта, тянущуюся до самого рукава.
Страх, заметив меня в сторонке, бросился ко мне со всей возможной радостью – со всех лап, когтей и крыльев. Обняв за шею, он лизнул меня в губы и неожиданно трубно квакнул.
– Чего? – Я обвиняюще глянула на кухарку, как будто она научила летуна таким нездоровым штучкам.
– Эта тварь стащила у меня последний сухарь, – проворчала женщина, ответив мне коротким осуждающим взглядом, будто каждой уважающей себя девице вменяется в обязанность прививать болотным демонам понятия о приличиях.
– В следующий раз спрячь понадежнее, – буркнула я, лаская обиженного и неприятно квакающего демона. – Слушай, лучше бы ты мяукал!
В общем, Давидыв не нашел удачнее времени, чтобы осчастливить мир своим пробуждением. Он открыл ясные синие глаза и сладко потянулся:
– Это ж надо было так напиться вчега!
– Доброе утро, Давидыв! – отозвалась я ради хохмы.
Денис мигом очнулся и резко сел, но, увидав пыльные сапоги Савкова, тут же рухнул обратно:
– Даже спгашивать стгашно… Это ведь не постоялый двог?
– Нет. – Николай стал собирать из хвороста, натащенного неугомонной поварихой, костерок.
– Кто выжил?
– Все, кого ты сейчас видишь.
– Это были?..
– Хранители.
– А потом белорубашечники едва не укоротили нас с Савковым на голову, – добавила я. – Им твои расправы с молодыми девицами не слишком по нраву пришлись.
Давидыв недоуменно почесал кудрявый затылок:
– А я пгоспал все веселье?
– Ага. – Савков бросил на меня многозначительный взгляд, щелкнул пальцами, выуживая сноп магических искр, воспламенивших веточки.
– О! Моя повариха жива! – ткнул пальцем Денис и приподнялся на локте, оживляясь.
Дарья Потаповна с новой вязанкой хвороста сложилась в поклоне и швырнула на ноги Главе Магической республики всю кучу.
– Подданные тебя любят, Денис! – хмыкнула я, укладываясь на мягкой травке и прижимая к себе покрепче демона. – Коль уж я ваша пленница, а Дарья Потаповна гостья, то вы, мужики, подумайте, как потчевать нас собираетесь.
– А ты что? – Давидыв поднялся, но, сделав затейливую загогулину ногами, мягко уселся обратно.
– Я заслужила сон, – зевнула я до хруста в челюстях.
Кто сказал, мол, сон перебивает голод? Мерзкая ложь! Теперь мне чудилось, будто я жую одуванчики вместе с драконом и получаю от этого неописуемое удовольствие. Проснулась враз от сведенного болезненными спазмами живота.
Солнце уплыло за горизонт, оставив нас и землю вечерней прохладе. Переговоры болотных жителей во главе со Страхом Божьим переросли в громкий диспут с пищащими комарами.
Денис с Николаем разместились вокруг костерка, дородная Дарья Петровна, по-прежнему лохматая, как кикимора болотная, – в сторонке на той же валежине. На ее руках, словно игривый котенок, ластился демон и довольно поквакивал.
– Судя по вашим гнусным физиономиям, пожрать не нашли, а лягушек жарить не стали, – констатировала я прискорбный факт и, поднявшись, для чего-то отряхнула порты, хотя грязь намертво въелась в ткань.
– Ты куда?! – в один голос воскликнули приятели, когда я с решительным видом направилась в лес.
– Как куда? Не лягушек же ловить! – Через плечо я глянула на них с деланым удивлением. – Курятник деревенский грабить. Страх! – Демон так резко взметнулся вверх с колен кухарки, что бедная женщина ойкнула и едва не сверзилась со своего места.