– Умеешь ты договариваться, – хмыкнул Савков.
И пока я придумывала достойный ответ, он тихо щелкнул пальцами, извлекая едва заметный сноп зеленоватых искр, осыпавших траву красивым блестящим дождем.
Пес по другую сторону забора тихонечко обиженно заскулил и затих.
– Да шевелитесь вы уже! – взмолился Денис, потеряв всякое терпение.
Прошмыгнув в приоткрывшуюся щель между створками ворот, я оказалась на темном дворе, слабо освещенном лунным светом. Подтолкнув меня в спину, проник и Николай, следом появился Давидыв, издерганный и нервный.
Перед закрытой дверью в конюшню сидел большой пес с висящими ушами и вытянутой мордой. В неясном лунном мерцании казалось, что он улыбается. Завидев нас, лопоухий поднялся, мотнул хвостом и застыл, собственно, как и мы сами.
– Похоже, не подействовало твое колдовство, – недовольно заворчал Денис, сбитый с толку.
– Сейчас, – уверенно отозвался колдун.
В подтверждение его слов псина широко зевнула и рухнула как подкошенная наземь.
– А вы говорите, не заснет, – удовлетворенно потер руки колдун. – Все собаки всегда засыпают.
Лошади нас встретили недовольным фырчаньем. А уж когда Савков зажег, щелкнув пальцами, масляный фонарь под потолком, то и вовсе разволновались. Здесь было тепло, пахло сеном и навозом. Я прошла по длинному проходу между стойлами, выбирая себе кобылку.
– Я не могу в это повегить, – шипел Давидыв, с натугой снимая с гвоздя тяжелое потертое седло, – я, чегтов коголь целого чегтова коголевства, кгаду в дгужественном мне коголевстве лошадей. Неслыханно!
– Заткнись, король доморощенный, – рявкнула я, – и тащи седло!
Только я собралась вывести из узкого стойла приглянувшегося мне конька бейджанской породы, высокого и тонконогого, как тишину на улице разорвал в клочья резкий громкий свист. От неожиданности Денис уронил седло себе на ногу и взвыл от боли.
– Ты это слышал? – метнулась я к Савкову, словно тот мог догадываться о нежданных гостях.
Где-то за стенами конюшни раздались крики, а потом дверь с грохотом распахнулась и на пороге появилась фигура незнакомца.
– Это что тут происходит? – осклабился он, входя в круг света. Высокий, выше Николая, худой, бородатый, с длинными спутанными лохмами. С пояса у него свисал большой тесак, похожий на те, какими на рынках ловко орудуют мясники. На сторожа он походил мало.
Мужик остановился, широко расставив ноги, и весьма многозначительно положил большую ладонь на рукоять ножа.
– Эгей! – Под обветренными губами прятались пеньки коричневатых зубов. – Тут, кажется, крысы шуршат? Лошадок приглядываем?
– Ты кого кгысой обозвал? – зашипел Денис, делая к мужчине один крохотный шажок.
– Потише, малый! – Из-за спины первого появился второй мужичок, полная противоположность сотоварищу. Был он от земли два вершка, с внушительным животом-шаром, совершенно лысый, но главное – с арбалетом в руках, недвусмысленно нацеленным Давидыву в грудь. – Руки поднимите! Все!
Денис медленно и нехотя поднял руки, отступив. Мы последовали его примеру, но прежде Николай незаметно подвинулся, закрыв меня от головорезов, так что я смогла видеть лишь растрепанную голову высокого.
В сомкнутом поднятом кулаке Николая светился зеленоватый огонек заклинания, готового сорваться с кончиков пальцев и поразить противников. Чтобы выпустить шар в их сторону, понадобился лишь короткий миг, и вот уже вспышка магического пламени осветила душную полумглу конюшни. Колдовство испугало лошадей, заставив их биться в узких стойлах. Я увидела, как в ярком мареве отлетел к противоположной стене толстяк, и, завизжав, выскочил на улицу длинный. На полу вспыхнуло сено, и запах дыма перемешался с жасминовой волной.
– Давай! – скомандовал Николай, подталкивая меня к выходу и быстро затаптывая раззадорившийся огонек.
На дворе мы обнаружили, что двое головорезов скрутили Алевтину с Дарьей. Женщины выглядели плачевно и испуганно. Длинный детина кинулся со всех ног к подоспевшим товарищам – остановить не успеешь – и заорал так, что вся округа услыхала:
– Они, гады ползучие, ранили меня!
Мы только застыли на месте, когда плечистый бородатый мужик виртуозным движением прижал к горлу Дарьи тесак и отчеканил каждое слово, как золотые монетки:
– Только взмахни руками, колдун, и ей не жить! У меня призмы, вмиг магию почувствую!
– Брешет, – тихо опровергла я – так, чтобы только Николай да Денис меня услыхали. – Нет у него призм.
– Зато ножичек внушительный, – отозвался Савков сквозь зубы.
От подлого и неожиданного удара он рухнул наземь, схватившись за темечко.
Я испуганно оглянулась. Толстяк, оклемавшийся от магического шока, довольно осклабился и, подмигнув мне, облизнул пунцовые губы.
– Сукин сын! – прошипела я со злостью.
В ответ тот размахнулся прикладом в мою сторону, но Денис с воплем сорвался с места, налетая на него и сбивая с ног.
– Подлюги!
Начавшуюся свару пресек приказ:
– Еще движение, и старуха – покойница!
Следом раздался тоненький и очень жалобный всхлип Дарьи, вмиг остудивший наш пыл. Кухарка с ножом у горла, испуганная до слез, беспомощно хлопала круглыми от ужаса глазами. Аля кусала губы и прижимала руки к груди вроде бы в замешательстве, но что-то странное светилось в ее глазах. Любопытство?
Николай тяжело поднялся и, сжав зубы, поднес к глазам ладонь, перепачканную кровью. По его пальцам пробежали тонкие змейки заклятия, готового сорваться в неприятелей. Тяжелым взглядом он обвел нападающих.
– Что, соколик, испужался? – кивнул один из бандитов. Рот его был растянут в широкую неестественную улыбку, и, только присмотревшись, я поняла, что лицо уродовал шрам.
Давидыв, согнутый, упирался в колени и отплевывал кровавую юшку, собиравшуюся в разбитом рту. Толстяк напротив него тяжело дышал и, сидя на земле, лихорадочно искал потерянный в пылу драки арбалет.
Пауза затягивалась. Мы рассматривали друг друга злющими волками и ждали, когда противники сделают следующий ход. Однако его взяла на себя крылатая тень с длинным крысиным хвостом. Страх Божий, заливаясь невыносимо оглушающим лаем, спикировал на толстяка. Трясущимися руками бандюга схватился за рукоятку ножа, пальцы не слушались. Страх пошел на второй заход, намереваясь вцепиться в лицо убийце, как в одно мгновение шлепнулся на землю от выброшенного наугад острого мясницкого тесака.
– Страх! – Внутри у меня все перевернулось.
Под маленьким серым телом с беспомощно раскинутыми крыльями растекалась черная лужа.
– Что за демон? – Толстый вскочил на ноги, подхватив неожиданно найденный арбалет, и направил мне в грудь: – Не шевелиться!
Подойдя к погибшему бесу, он гадливо откинул тушку носом сапога и сплюнул.
– Возродится? – едва слышно спросил Николай, прекрасно запомнивший последнюю гибель беса и надеявшийся на подобный исход.
– Не уверена.
– Чего вы там шепчетесь? – забеспокоился толстяк, зыркнув на нас с ненавистью.
А потом вдруг минорным аккордом в мелодии всего этого безобразия и насилия под дикий женский вопль на другом конце села словно свечка вспыхнула церквушка. В один момент из серой длинной тени с острым шпилем на конце она превратилась в огромный костер. Длинные языки пламени охватили стены со всех сторон.
– Сработали мужики! – скривил безобразные губы «уродец», а потом окинул нас всех высокомерным взором. Мол, гляньте-ка, какие мы.
Сельцо между тем проснулось и стало напоминать наполненный паникой и хаотичным движением муравейник, на который вылили ведро воды. По узким улицам с гиканьем и свистом носилась разбойничья шайка – на нас в конюшне напали именно разбойники, а не местные жители – вдребезги разносила ворота, била стекла изб да скручивала в два присеста хозяев дворов.
До нас доносились крики о помощи, чьи-то мольбы, женский визг и детский плач, а над всем этим полыхал деревенский храм, выпуская в черное беззвездное небо снопы искр.
Николай за непродолжительную паузу собрал в ладони достаточно силы, чтобы взорвать еще одну такую церквушку, и тихо прохрипел:
– Предлагаю разойтись по-хорошему, мужики. Отпустите женщин, и мы уйдем восвояси.
– Ты хочешь сказать, – хохотнул из-за моей спины толстяк, – вы не трогаете нас, мы не трогаем вас?
– Именно это он и хочет сказать, – отозвалась я, чувствуя, как между лопаток пробежала капелька пота и остановилась как раз в том месте, где к пояснице прижималась острая арбалетная стрелка. – Но, видать, не договоримся.
– Понимаешь, девка, – почти в ухо шепнул мне разбойник.
– Какого черта? – Лицо Коли обезобразила гримаса недоверия. Вероятно, на один крохотный миг он решил, что я знакома с этими головорезами. Он было сделал резкий шаг в нашу сторону, только острие недвусмысленно кольнуло кожу, так что я непроизвольно выгнулась дугой.
– Савков, – прикрыв глаза и чувствуя, как внутри все сжимается от горячей волны, попросила я, – стой на месте.
– Что?
– Она говорит, если кто-нибудь из вас пошевелится, то ее внутренности превратятся в месиво, – ответил за меня толстяк.
От него пахло потом, винным перегаром и легким, едва заметным сладковатым душком опиумных курений.
Савков с Давидывым испуганно переглянулись и выдали нас всех с головой. Тот, что со шрамом, тут же оттолкнул от себя Дарью, и женщина неуклюже шлепнулась на руки, в кровь разбив ладони и колени. Аля постояла ровно секунду, а потом все-таки принялась ее поднимать. Кухарка тяжело встала, охая и потирая поясницу. Ее пушистые седые волосы вороньим гнездом топорщились на голове, прилипали к губам и лезли в глаза, доставляя немалые мучения. Мужчины явно растерялись, испугавшись за мою жизнь. Теперь они даже не пытались разыгрывать из себя всесильных героев. Николай смог проглотить даже гнусный удар под дых от подпаленного им длинного разбойника и не попытался ему ответить, чем вызвал у того приступ неудержимого гогота.
Нас вывели со двора. Дверь сторожки была распахнута настежь. Ночной сторож, по совместительству конюх, валялся на пороге. Светлая рубаха его была черна от крови.