Следователь усиленно размышлял над обстоятельствами ночной кражи. Ему было ясно, что здесь, как и в предыдущих случаях, орудует одна и та же рука, опытная и умелая.
— Таня, сведений с шоссе не поступало? — спросил Максим.
— Пока ничего нет, — ответила его помощница.
В детективном произведении у следователя непременно должен быть друг, помощник или подчиненный. У Шерлока Холмса им состоял доктор Ватсон. Такой человек необходим следователю. Не для помощи — следователь и сам найдет преступника на последней странице. Но перед кем он раскроет свой выдающийся талант криминалиста? Вряд ли его олимпийским спокойствием и несравненной храбростью станет восхищаться сам преступник! В последние годы на роли ближайших друзей следователя стали претендовать юные девушки. У современных Холмсов — прехорошенькие помощницы, часто из числа студенток-практиканток, это удобнее, чем держать в доверенных лицах мужчину. Ведь совместное раскрытие преступления как нельзя больше способствует зарождению чувства, именуемого любовью. Чем тяжелей преступление, тем сильнее и ярче любовь! Было бы грубым нарушением традиции, если бы Таня не любила Подберезовикова. Поэтому она и любила его молчаливой любовью. О чем он, естественно, не догадывался.
— Я верю в вас! — нарушила молчание Таня. — Вы найдете преступника!
Подберезовиков, в который раз, не заметил сквозившего в словах девушки всепоглощающего чувства.
— Вы обратили внимание, Таня, — сказал ушедший в себя следователь, — что во дворе, где произошла кража, и рядом на улице ночует много безгаражных машин?
— Да, — с недоумением произнесла Таня. Помощник следователя должен быть немного глуповат.
— А ведь украсть машину, стоящую на улице, было легче, нежели из гаража…
— Верно, — радостно оказала Таня, пораженная тонким ходом мысли любимого начальника.
— Но преступник почему-то пошел по пути наибольшего сопротивления! Мне кажется, именно в этом надо искать ключ!
— Как я сама не догадалась? — восхитилась Таня.
Однако Подберезовиков не клюнул на лесть.
— Между прочим, — продолжала девушка, — потерпевшие собрались у нас в коридоре.
— Все? — переспросил следователь.
— Там и серая «Волга», и та, у которой помят передний бампер, и последняя.
Мысль о встрече с клиентами не привела Подберезовикова в восторг.
— У меня сегодня репетиция, — вздохнул следователь, — приступая к новой роли.
Шерлок Холмс играл на скрипке, а Максим Подберезовиков в самодеятельности!
— Какая роль, Максим Петрович? — спросила Таня.
— Приглашу на премьеру, узнаете.
— Я им скажу, что вас нет, — заботливо предложила девушка.
Но уклоняться от опасности было не в правилах Подберезовикова.
— Зовите их всех сразу! Как говорится, одним махом!
Потерпевшая тройка цугом вбежала в кабинет. Следователь встал из-за стола:
— Давайте знакомиться!
— Мы очень рады, что назначили именно вас, — поклонился ветеран, который ждал уже восемь месяцев.
— Мы…адеемся, что вы…авдаете…аше…оверие!
Максим посмотрел на Пеночкина и, скрыв улыбку, заверил:
— Я…уду…тараться!
Потерпевшие дружно сели, располагаясь для долгой беседы.
— У вас есть какие-нибудь новости? — поинтересовался Максим.
— Нет! — хором ответили потерпевшие.
— Я думаю, будет полезнее, — жестко отчеканил следователь, — если вы с утра станете приходить на работу к себе, а не ко мне. Когда вы понадобитесь, я вас вызову!
— …нятно, — Пеночкин поднялся первым. — До…иданья!
— До свиданья, — подхватил дуэт, и расстроенные потерпевшие гуськом потянулись к выходу. Таня плотно прикрыла за ними дверь, но в кабинет тотчас постучали.
— Войдите! — крикнул Максим.
Это вернулся Картузов:
— Ночью я позабыл вам сообщить деталь. Может, она поможет…
— Слушаю вас.
Филипп стыдливо покосился на Таню:
— У меня на левом заднем крыле гвоздем процарапано неприличное слово!
— Какое? — строго спросил следователь.
ГЛАВА 3, в которой мы знакомимся с Юрием Деточкиным, страховым агентом
Прошла неделя. Человек, как известно, ко всему привыкает. Картузов привык к тому, что у него угнали машину. Больше того, это горестное происшествие по-своему украсило его жизнь. Он стал ощущать себя невинной жертвой произвола, и это возвысило его в собственных глазах. Он начал рассказывать на работе о событиях знаменательной ночи. Постепенно рассказ обрастал новыми деталями. Когда появилась сцена, в которой Картузов стрелял из ружья в преступника, но промахнулся, у слушателей сдали нервы, и они начали избегать страдальца. Тогда Картузов стал делиться своей бедой с людьми незнакомыми. За отсутствием машины, он ездил теперь на работу автобусом.
За шесть остановок можно было поведать эффектную историю со всеми подробностями. Кроме того, у Картузова появилась уважительная причина, чтобы ежедневно уходить со службы в прокуратуру. Запрет следователя не подействовал, и потерпевшие упрямо торчали в его коридоре.
Но Подберезовиков не мог сообщить ничего утешительного.
Прошла неделя…
Пассажирский лайнер ТУ-104 приближался к Москве.
— Наш самолет, следующий по маршруту Тбилиси — Москва, прилетает на Внуковский аэродром, — профессионально сияя от счастья, объявила стюардесса. — Пассажиров просят пристегнуться!
И пассажиры стали послушно пристегиваться, словно это поможет в случае катастрофы.
Худой человек с простодушным унылым лицом старательно привязал себя к креслу. Потом он достал из портфеля бухгалтерскую ведомость на выплату командировочных и в графе «фамилия» аккуратно вывел «Деточкин Ю. И.»
В рубрике «количество дней» он проставил цифру «7». Его сосед, пожилой южанин, повернул к нему бритую голову:
— Из командировки едешь?
— Да, домой, — застенчиво улыбнулся Деточкин, расписываясь в ведомости и скрепкой подкалывая к ней авиабилет.
Самолет крепко встряхнуло. Южанин болезненно поморщился — он плохо переносил полет.
— Вы читали в «Вечернем Тбилиси», — Деточкин счел долгом вежливости продолжить беседу, — при заходе на посадку разбился самолет Боинг-707?
— Слушай, не надо, — голос южанина дрогнул, — не люблю я этих разговоров!
— А я воспитываю себя так, кротко разъяснил Деточкин, — чтобы смотреть опасности прямо в глаза! Тем более от нас ничего не зависит, все в руках летчика. Вы застраховали свою жизнь?
— Слушай, зачем пугаешь? Зачем нервы мотаешь? — простонал попутчик, изнемогая от воздушной болезни.
— Страхование — прекрасная вещь, — вдохновенно продолжал Деточкин, вынимая из портфеля гербовую бумагу. — Вот ты гибнешь при катастрофе, а твоя семья получает денежную компенсацию!
Побледневший южанин ничего не ответил.
— Может быть, застрахуемся от несчастного случая? — предложил Деточкин. — Можно оформить здесь, пока мы еще в воздухе!
— Слушай, — догадался южанин, — ты страховой агент, что ли?
— Да. — младенческая улыбка осветила лицо Деточкина, и он похорошел.
— Я так скажу, дорогой, — сосед рассердился, — ты не страховой агент, ты, дорогой, хулиган! Коли мы разобьемся, кто ее найдет, эту бумагу? А если мы не разобьемся, я буду зря деньги платить!
— Но вы же не в последний раз летите. — Деточкин ободряюще глядел на него наивными и грустными глазами.
Тут самолет провалился в воздушную яму. Южанин вцепился в подлокотники.
— Зачем я лечу? Зачем, я спрашиваю?
— В самом деле, зачем? — Деточкин был не чужд любопытства.
Южанин мечтательно улыбнулся:
— Сын в институт поступает!
— В какой? — спросил вежливым Деточкин.
— Я подберу самый лучший!
Деточкин улыбнулся:
— Вы что же, летите за него сдавать экзамены?
— Не будь наивным! Экзамены — это случайность. А в важном деле нельзя полагаться на случай!
В проходе между сиденьями появилась стюардесса с подносом в руках. На подносе лежали мятные конфетки. Деточкин потянулся к конфетке, но сосед схватил его за руку и отослал стюардессу:
— Понимаешь, девушка, не нуждаемся!
Он изловчился, снял с багажной сетки чемодан и раскрыл:
— Бери, страховой агент, это лучше будет!
Чемодан был заполнен черешней.
— Своя? — опросил Деточкин, отправляя ягоду в рот.
— У нас в стране все свое… — уклончиво ответил хозяин черешни.
Самолет накренился, и южанин опять застонал: — Ненавижу летать и круглый год летаю…
— Бывает… — Деточкин уплетал черешню.
— Это потому, что каждому овощу свое время, мимоза — одно время, помидор — другое, а мандарины — они, вообще, сами по себе!
— Вы бы на поезде ездили, — посоветовал Деточкин.
Видя, что аппетит у него отменный, сосед захлопнул чемодан:
— Я-то могу на поезде, черешня не может!
В иллюминаторе показался аэродром.
— Ну, как, — спросил Деточкин, — Все-таки будем страховаться? Самый последний момент — самый опасный!
— Опоздал, дорогой! — усмехнулся южанин. Самолет уже катился по бетонной дорожке. — Я подумаю. Ты ко мне заходи.
— На Центральный рынок? — лукаво спросил Деточкин.
— Зачем на Центральный? Я всегда на Тишинском работаю!
Через тридцать минут Деточкин прибыл в центр города. Тысячи москвичей в хорошем московском темпе бежали по улицам, скрывались в тоннеле подземного перехода, выбегали из-под земли и вновь исчезали в кратере метро. К остановке один за другим подъезжали троллейбусы. Сквозь их стеклянные стены, как товары в витрине, были видны пассажиры.
Деточкин терпеливо стоял на остановке и чего-то ждал. Прошло около часа. За означенное время от остановки отъехало 23 троллейбуса. Ни в один из них Деточкин не сел. Когда подошел троллейбус, 24-й по счету, Деточкин засуетился. Он сошел с тротуара, обежал машину спереди и заглянул в окошко водителя.
— Люба! — сказал Деточкин ненатуральным голосом. — Здравствуй, Люба! Я вернулся!
Водитель, воспетый современным поэтом — «Она в спецовочке такой промасленной, берет немыслимый такой на ней», — не обратила на Деточкина никакого внимания. Она нагнулась к микрофону и объявила: