Следователь усиленно размышлял над обстоятельствами ночной кражи. Ему было ясно, что здесь, как и в предыдущих случаях, орудует одна и та же рука, опытная и умелая.
– Таня, сведений с шоссе не поступало? – спросил Максим.
– Пока ничего нет, – ответила его помощница.
В детективном произведении у следователя непременно должен быть друг, помощник или подчиненный. У Шерлока Холмса им состоял доктор Ватсон. Такой человек необходим следователю. Не для помощи – следователь и сам найдет преступника на последней странице. Но перед кем он раскроет свой выдающийся талант криминалиста? Вряд ли его олимпийским спокойствием и несравненной храбростью станет восхищаться сам преступник! В последние годы на роли ближайших друзей следователя стали претендовать юные девушки. У современных Холмсов – прехорошенькие помощницы, часто из числа студенток-практиканток, это удобнее, чем держать в доверенных лицах мужчину. Ведь совместное раскрытие преступления как нельзя больше способствует зарождению чувства, именуемого любовью. Чем тяжелей преступление, тем сильнее и ярче любовь! Было бы грубым нарушением традиции, если бы Таня не любила Подберезовикова. Поэтому она и любила его молчаливой любовью. О чем он, естественно, не догадывался.
– Я верю в вас! – нарушила молчание Таня. – Вы найдете преступника!
Подберезовиков, в который раз, не заметил сквозившего в словах девушки всепоглощающего чувства.
– Вы обратили внимание, Таня, – сказал ушедший в себя следователь, – что во дворе, где произошла кража, и рядом на улице ночует много безгаражных машин?
– Да, – с недоумением произнесла Таня. Помощник следователя должен быть немного глуповат.
– А ведь украсть машину, стоящую на улице, было легче, нежели из гаража…
– Верно, – радостно оказала Таня, пораженная тонким ходом мысли любимого начальника.
– Но преступник почему-то пошел по пути наибольшего сопротивления! Мне кажется, именно в этом надо искать ключ!
– Как я сама не догадалась? – восхитилась Таня.
Однако Подберезовиков не клюнул на лесть.
– Между прочим, – продолжала девушка, – потерпевшие собрались у нас в коридоре.
– Все? – переспросил следователь.
– Там и серая "Волга", и та, у которой помят передний бампер, и последняя.
Мысль о встрече с клиентами не привела Подберезовикова в восторг.
– У меня сегодня репетиция, – вздохнул следователь, – приступая к новой роли.
Шерлок Холмс играл на скрипке, а Максим Подберезовиков в самодеятельности!
– Какая роль, Максим Петрович? – спросила Таня.
– Приглашу на премьеру, узнаете.
– Я им скажу, что вас нет, – заботливо предложила девушка.
Но уклоняться от опасности было не в правилах Подберезовикова.
– Зовите их всех сразу! Как говорится, одним махом!
Потерпевшая тройка цугом вбежала в кабинет. Следователь встал из-за стола:
– Давайте знакомиться!
– Мы очень рады, что назначили именно вас, – поклонился ветеран, который ждал уже восемь месяцев.
– Мы…адеемся, что вы…авдаете…аше…оверие!
Максим посмотрел на Пеночкина и, скрыв улыбку, заверил:
– Я…уду…тараться!
Потерпевшие дружно сели, располагаясь для долгой беседы.
– У вас есть какие-нибудь новости? – поинтересовался Максим.
– Нет! – хором ответили потерпевшие.
– Я думаю, будет полезнее, – жестко отчеканил следователь, – если вы с утра станете приходить на работу к себе, а не ко мне. Когда вы понадобитесь, я вас вызову!
– …нятно, – Пеночкин поднялся первым. – До…иданья!
– До свиданья, – подхватил дуэт, и расстроенные потерпевшие гуськом потянулись к выходу. Таня плотно прикрыла за ними дверь, но в кабинет тотчас постучали.
– Войдите! – крикнул Максим.
Это вернулся Картузов:
– Ночью я позабыл вам сообщить деталь. Может, она поможет…
– Слушаю вас.
Филипп стыдливо покосился на Таню:
– У меня на левом заднем крыле гвоздем процарапано неприличное слово!
Прошла неделя. Человек, как известно, ко всему привыкает. Картузов привык к тому, что у него угнали машину. Больше того, это горестное происшествие по-своему украсило его жизнь. Он стал ощущать себя невинной жертвой произвола, и это возвысило его в собственных глазах. Он начал рассказывать на работе о событиях знаменательной ночи. Постепенно рассказ обрастал новыми деталями. Когда появилась сцена, в которой Картузов стрелял из ружья в преступника, но промахнулся, у слушателей сдали нервы, и они начали избегать страдальца. Тогда Картузов стал делиться своей бедой с людьми незнакомыми. За отсутствием машины, он ездил теперь на работу автобусом. За шесть остановок можно было поведать эффектную историю со всеми подробностями. Кроме того, у Картузова появилась уважительная причина, чтобы ежедневно уходить со службы в прокуратуру. Запрет следователя не подействовал, и потерпевшие упрямо торчали в его коридоре. Но Подберезовиков не мог сообщить ничего утешительного.
Прошла неделя…
Пассажирский лайнер ТУ-104 приближался к Москве.
– Наш самолет, следующий по маршруту Тбилиси – Москва, прилетает на Внуковский аэродром, – профессионально сияя от счастья, объявила стюардесса. – Пассажиров просят пристегнуться!
И пассажиры стали послушно пристегиваться, словно это поможет в случае катастрофы.
Худой человек с простодушным унылым лицом старательно привязал себя к креслу. Потом он достал из портфеля бухгалтерскую ведомость на выплату командировочных и в графе "фамилия" аккуратно вывел "Деточкин Ю. И."
В рубрике "количество дней" он проставил цифру "7". Его сосед, пожилой южанин, повернул к нему бритую голову:
– Из командировки едешь?
– Да, домой, – застенчиво улыбнулся Деточкин, расписываясь в ведомости и скрепкой подкалывая к ней авиабилет.
Самолет крепко встряхнуло. Южанин болезненно поморщился – он плохо переносил полет.
– Вы читали в "Вечернем Тбилиси", – Деточкин счел долгом вежливости продолжить беседу, – при заходе на посадку разбился самолет Боинг-707?
– Слушай, не надо, – голос южанина дрогнул, – не люблю я этих разговоров!
– А я воспитываю себя так, кротко разъяснил Деточкин, – чтобы смотреть опасности прямо в глаза! Тем более от нас ничего не зависит, все в руках летчика. Вы застраховали свою жизнь?
– Слушай, зачем пугаешь? Зачем нервы мотаешь? – простонал попутчик, изнемогая от воздушной болезни.
– Страхование – прекрасная вещь, – вдохновенно продолжал Деточкин, вынимая из портфеля гербовую бумагу. – Вот ты гибнешь при катастрофе, а твоя семья получает денежную компенсацию!
Побледневший южанин ничего не ответил.
– Может быть, застрахуемся от несчастного случая? – предложил Деточкин. – Можно оформить здесь, пока мы еще в воздухе!
– Слушай, – догадался южанин, – ты страховой агент, что ли?
– Да. – младенческая улыбка осветила лицо Деточкина, и он похорошел.
– Я так скажу, дорогой, – сосед рассердился, – ты не страховой агент, ты, дорогой, хулиган! Коли мы разобьемся, кто ее найдет, эту бумагу? А если мы не разобьемся, я буду зря деньги платить!
– Но вы же не в последний раз летите. – Деточкин ободряюще глядел на него наивными и грустными глазами.
Тут самолет провалился в воздушную яму. Южанин вцепился в подлокотники.
– Зачем я лечу? Зачем, я спрашиваю?
– В самом деле, зачем? – Деточкин был не чужд любопытства.
Южанин мечтательно улыбнулся:
– Сын в институт поступает!
– В какой? – спросил вежливым Деточкин.
– Я подберу самый лучший!
Деточкин улыбнулся:
– Вы что же, летите за него сдавать экзамены?
– Не будь наивным! Экзамены – это случайность. А в важном деле нельзя полагаться на случай!
В проходе между сиденьями появилась стюардесса с подносом в руках. На подносе лежали мятные конфетки. Деточкин потянулся к конфетке, но сосед схватил его за руку и отослал стюардессу:
– Понимаешь, девушка, не нуждаемся!
Он изловчился, снял с багажной сетки чемодан и раскрыл:
– Бери, страховой агент, это лучше будет!
Чемодан был заполнен черешней.
– Своя? – опросил Деточкин, отправляя ягоду в рот.
– У нас в стране все свое… – уклончиво ответил хозяин черешни. Самолет накренился, и южанин опять застонал:
– Ненавижу летать и круглый год летаю…
– Бывает… – Деточкин уплетал черешню.
– Это потому, что каждому овощу свое время, мимоза – одно время, помидор – другое, а мандарины – они, вообще, сами по себе!
– Вы бы на поезде ездили, – посоветовал Деточкин. Видя, что аппетит у него отменный, сосед захлопнул чемодан:
– Я-то могу на поезде, черешня не может!
В иллюминаторе показался аэродром.
– Ну, как, – спросил Деточкин, – Все-таки будем страховаться? Самый последний момент – самый опасный!
– Опоздал, дорогой! – усмехнулся южанин. Самолет уже катился по бетонной дорожке. – Я подумаю. Ты ко мне заходи.
– На Центральный рынок? – лукаво спросил Деточкин.
– Зачем на Центральный? Я всегда на Тишинском работаю!
Через тридцать минут Деточкин прибыл в центр города. Тысячи москвичей в хорошем московском темпе бежали по улицам, скрывались в тоннеле подземного перехода, выбегали из-под земли и вновь исчезали в кратере метро. К остановке один за другим подъезжали троллейбусы. Сквозь их стеклянные стены, как товары в витрине, были видны пассажиры.
Деточкин терпеливо стоял на остановке и чего-то ждал. Прошло около часа. За означенное время от остановки отъехало 23 троллейбуса. Ни в один из них Деточкин не сел. Когда подошел троллейбус, 24-й по счету, Деточкин засуетился. Он сошел с тротуара, обежал машину спереди и заглянул в окошко водителя.
– Люба! – сказал Деточкин ненатуральным голосом. – Здравствуй, Люба! Я вернулся!
Водитель, воспетый современным поэтом – "Она в спецовочке такой промасленной, берет немыслимый такой на ней", – не обратила на Деточкина никакого внимания. Она нагнулась к микрофону и объявила: