Всё будто переменилось.
Хозяин вскочил на ноги и зашагал по домику, пригибаясь под балками и размахивая руками.
– Ха! Так и знал, что не всё чисто! – глаза его засветились не то возмущением, не то интересом. – Так и знал!
– Мы всё ещё честные люди. Попавшие в нелепую историю.
– И кто же по вашу душу придёт? М?
– Кто бы ни пришёл… мы защиты не просим. Только ночлег.
Хозяин остановился перед стулом Глера, и на секунду Эмме показалось, что сейчас им придётся собираться и идти своей дорогой.
– С чердака ни шагу, – велел постовой, окинул строгим взглядом так и не скинувшую плаща Эмму, и уселся в кресло в дальнем углу.
– Кушайте… кушайте…
Хозяйка смотрела на гостей с жалостью, и, если бы не это, пожалуй, Эмма бы от страха сбежала.
Ей не нравилось, что её подозревали. Что её сдадут при первой возможности. Казалось, будто эти простые люди несправедливы, в то время как встреченные ранее аристократы и богачи – были милы и любезны.
Но милая женщина-хозяйка внушала спокойствие. Она была пухлой и очаровательно свеженькой. С белой кожей и пшеничного цвета волосами. Невысокая, румяная. Эмма с каждой минутой всё больше убеждала себя смотреть не на строгого постового, а на его милую супругу.
– Мы пойдём спать, – кивнул на прощание Глер, когда с ужином было покончено, а Эмма нехотя отлепилась от камина, тут же ощутив холод.
Но на чердаке было удивительно жарко, хоть и пахло соломой и пылью.
Эмма скинула плащ, Глер постелил его в углу, сделав ложе, и оба сели на краешек, не решаясь лечь. Их голем устало бродил рядом, как ручной зверёк, магия в нём истощалась, и скоро он уже должен был уснуть.
– Нужно спать, завтра будет тяжкий день, – шепнул Глер.
Эмма подняла голову и посмотрела ему в глаза.
– Я могу вас попросить?
Глер не мог видеть, как её щёки залила краска, а глаза налились слезами отчаяния.
– Обнимите меня, прошу вас. Если вы скажете, что не станете – я не приму… Я так…
Она не стала говорить дальше, потому что Глер и без этого потянулся к ней, погладил кончиками пальцев её щёку, а потом крепко обнял.
– Не бойтесь, Эмма… Я буду с вами сегодня и никуда не денусь.
– Обещаете?
– Обещаю.
Глава про ночь обещаний
Он обещал. А обещания Глер выполняет.
Эмма никак не могла уснуть, вот уже третий час к ряду, и это при том, что устала ужасно. Корсет давил, неудобно упирался в кожу спины, и уснуть было никак нельзя. Сырые нижние юбки остужали кожу, противно липли, да ещё щекотали необработанными краями.
А Эмма страдала и ворочалась, пока не почувствовала на своей талии руку Глера.
Она не решилась спросить, в чём дело и чего он хочет, но догадалась, что бедолаге просто мешают спать и решила затихнуть.
“Он устал, а ты тут ворочаешься!” – проскрипел голос, явно ухмыляясь.
“Ну что я могу?.. не привыкла спать на соломе в корсете!”
“А в домике нашего батюшки никого ничего не смущало…”
“А там я была… пьяна!”
Эмма стала ждать, оставит ли Глер её талию или так и будет спать. Мгновения одно за другим утекали, и если бы оба в этот момент прислушались к себе со стороны, непременно бы поняли, что сердца их бьются одинаково надрывно, а дыхание еле-еле пробивается сквозь этот стук.
А всё оттого, что Глер потянулся к шнуровке и ловко развязал узел.
– ..Гл… – начала было Эмма.
– Вам трудно дышать. Неужели вы думаете, что я не понимаю?
Она вздрогнула, когда он с силой потянул, освобождая борты корсета, а потом блаженно выдохнула.
– Силы Святые, спасибо вам, – шепнула Эмма.
Корсет и сырой шёлк легли кучей к дымовой трубе, а освобождённая от них Эмма осталась в сорочке, кусая губы от смущения.
– Вы замерзнете, если…
Эмма стала мотать головой, будто Глер начал говорить что-то поистине ужасное, завозилась на уже нагретом телами плаще и перевернулась на другой бок.
Глер отпрянул, а потом вдруг поднял руку и сжал плечо Эммы, стараясь до последнего не смутиться окончательно собственного порыва.
– Глер…
– …если вы скажете какую-нибудь глупость, то лучше… лучше совсем уж молчите.
Она кивнула.
– Я никогда не спала с мужчиной… вот так.
– Вы спали со мной, – улыбнулся он, понимая, что может сейчас сделать со своей великолепной напарницей буквально что угодно, и размышлял о том, как от этого удержаться.
– Да, но вы были на полу… и мы с вами не сами сделали этот выбор. Глер… вы обещали меня обнимать, прошу вас, обнимите меня.
– Эмма, мы не можем… вы практически обнажены и…
– Я вас прошу! – ей казалось, что она уже умоляет, что это всё неприлично и глупо, что пора залиться краской и сбежать в самый дальний угол, прекратить просить о невозможном, но в ту секунду, когда почти решила – он тоже решился.
Руки Глера легко обхватили её талию, лишённую корсета, и будто кто-то с силой ударил обоих по голове, высекая из глаз искры. Повисла тишина.
Это было откровение. Большее, чем поцелуй или касания рук.
И от обнажённой кожи отделяла только тонкая ткань сорочки, сквозь которую так близка и ощутима была широкая горячая ладонь.
И лбы соприкоснулись, будто и того было мало.
И пальцы Эммы легли на плечи Глера, сжали тонкую ткань рубашки и смело переместились на шею. Он сглотнул. Она провела самыми кончиками пальцев по его напрягшейся шее и прикрыла глаза.
Так трогательно показалось и ему, и ей то, что они сейчас рядом, что одни, что вопреки целому миру с его дурными правиламиь считают себя женатыми.
– Вы – моя Эмма, – шепнул Глер, понимая, что между их губами становится всё меньше пространства. Что он уже ощущает её дыхание щекой. Что их носы соприкасаются.
– Ваша…
– И что бы нас ни ждало, вы должны это помнить.
– Буду…
– Вы станете моей женой, – он не спрашивал, он утверждал, а она кивнула, проводя по его щеке кончиком носа.
– Стану.
– Что бы с нами ни случилось. Где бы мы ни оказались. Вы никому больше этого не пообещаете.
– Не пообещаю, – и она со стоном вдохнула побольше воздуха в грудь, потому что Глер коснулся её губ, притянул к себе. Его ладони на её пояснице, и её нога на его бедре. Так всё близко, так рядом, что страшно. Ужасно страшно и прожить эту ночь, и встретить утро. Потому что невыносимо, мучительно и ясно как день – они друг другу только заболевание, никак не будущее.
Они друг другу – одержимость.
– Я вас люблю, – тихо и честно сказал Глер, остановившись и переведя дух. – Знайте это, что бы ни случилось.
– Ох, – только и смогла ответить Эмма, прижала руки к губам, но он их отнял.
– Тише… я вас этими словами ни к чему не обязываю, верьте мне. Просто говорю. Эмма, я вас люблю. И это правда.
– Но я…
– Не говорите ничего в ответ, хорошо? Сейчас не время. Вы подумайте. И может быть однажды…
Она кивнула, потянулась и крепко обняла его шею.
“Я люблю его… я так его люблю!”
“А я говорил!”
Под утро они ещё не спали. Говорили о разном, никак не могли наговориться, и ругали собственную глупость, но ничего поделать не могли.
– А я вас так по дороге ругала…
– За что?
– Ну вот почему нас нашли? Как вы считаете?
– Потому что я плохо зашифровал письмо, – вздохнул Глер, и обнял Эмму крепче.
Она лежала к нему спиной, и подбородок Глера упирался как раз на её плече, а руки сжимали её талию.
– Вот и я так подумала. Но… с другой стороны… я украла сумку.
– Кстати, где она? Я не видел её с того момента, как мы были на вашей даче…
Глер привстал, опираясь на локоть, и Эмма пришлось перекатиться на спину, лишившись опоры.
– В том то и дело… я не знаю. Может ли быть такое, что отец обнаружил пропажу яхты…
– А офицеры, что преследовали нас, нашли сумку…
– И все просто сложили два и два. Святые силы, мы просто ужаснейшие аферисты на планете! И нас точно-точно найдут!
– Не говорите так, – Глер взял её руку и поцеловал костяшки пальцев. – Это всё пройдёт. В конце концов… вы – моя жена, а с такой женой никак нельзя пропасть! Это же настоящее золото!
– Ох, вы мне льстите, – рассмеялась Эмма. – И я вам пока только не-вес-та.
– Давайте хоть часик поспим, невеста.
– Давайте, – кивнула она, с тоской глядя в крошечное чердачное окошко, покрытое пылью. – Уже светает… А так бы хотелось валяться до обеда и никуда не спешить. И не уходить с этого чердака, – она сладко потянулась, чувствуя, как затекли все мышцы.
– Мы скоро доберёмся до Нортона.
– И снимем там комнату!
– Целый номер для молодожёнов, хотите?
– На все наши деньги? – расхохоталась Эмма.
– Гулять так гулять!
И Глер снова лёг рядом, снова обнял тоненькое, будто для него созданное, тело Эммы и провалился в недолгий мирный сон.
Глава, в которой всё стало иначе
– Именем короля… если вы покрываете преступников… вы будете считаться… соучастником.
Эмма зажала рот рукой, и по её щекам были готовы уже побежать слёзы, но воля была сильнее. Силы ещё оставались. Оставалась призрачная надежда, что спасётся кто-то один.
– Бегите, Глер, – шепнула она, и сердце её будто бы в ту же секунду разбилось.
Всё началось минут десять назад, не больше. Нежданные гости нарушили тишину постового домика. В крошечное окошко было хорошо видно, что прибыли офицеры, что их пятеро, и трое остались ждать на улице. И ужас подкатил к горлу тошнотой, потому что спасения тут нет и быть не может. Нельзя подставлять человека, давшего кров и еду. Никак нельзя.
И убегать уже будто некуда.
Единственное, о чём жалела Эмма, что не успела провести с Глером ещё немного времени… её оборванец, её чёртов бродяга, детектив, не аристократ – должен уйти.
Те несколько секунд, что они провели наедине, казались вечными и бесконечно недостаточными, но такими необходимыми, что дыхание застревало в глотках.