И, о боже, как только я об этом думаю, Стафани подходит к Нейтану и его родителям. Я сжимаю кулаки, когда она кладет свою руку на руку Нейтана. Ох, как же мне хочется зарядить кулаком прямо по ее слащавому личику. По личику, которое месяцами невинно улыбалось мне и притворялось моим другом.
Так, мне надо сосредоточиться. Сейчас есть вещи поважнее ее предательства. Да. Благодаря инциденту с А Гуаном я понимаю, что мой разум продолжает метаться и обращать внимание на незначительные детали только потому, что не может смириться с ужасом реальной проблемы. Но понимать это и знать, что с этим делать, – это две совершенно разные вещи.
Меня накрывает волной ревности, когда мать Нейтана улыбается, нежно глядя на Стафани. Они познакомились только вчера, а она уже так хорошо ладит с родителями Нейтана. Намного лучше, чем мы с моей семьей. «Она убийца!» – хочется мне крикнуть им прямо в лицо.
Черт, я реально не умею сосредотачиваться на вещах, которые имеют значение в конкретный момент. Ладно. Где мои тетушки?
Как только я думаю об этом, толпа немного сдвигается, и все как один поворачивают головы в сторону лестницы. Тут вопрос про тетушек отпадает сам собой. Мои тетушки не были бы собой, если бы не их эффектное появление. О боже. Я представляю, о чем сейчас все перешептываются.
Четвертая тетя выходит первой, потому что кто еще может пойти первой. Она плавно спускается по каменной лестнице и ступает на зеленый газон, словно это красная ковровая дорожка, при этом всем улыбается и машет рукой.
Даже отсюда я вижу миниатюрный микрофончик, который ее варан держит в лапе, и слышу обрывки голоса четвертой тети, когда она приветствует других гостей своим новым английским акцентом. О боже.
Старшая тетя и вторая тетя выходят вслед за четвертой тетей. Ну, как выходят. Старшая тетя скорее марширует, как северокорейский диктатор, приветствующий свою армию. Ее варан стоит так же прямо, как всегда, и неодобрительно смотрит на всех сверху вниз. А вторая тетя скользит, как хитрая лиса, прячущаяся в тени тигра.
Я мельком замечаю выражение неподдельного ужаса на лицах родителей Нейтана, прежде чем они натягивают вежливые улыбки и приветствуют моих тетушек. Клянусь, этот момент словно нож, что вонзили мне прямо в сердце. Я знаю, что это неправильно, но, боже, какой стыд. Какой позор. Я готова разреветься прямо тут. Но потом напоминаю себе, что в целом все не так уж страшно. Эй, ну у кого нет семьи, которая вечно ставит вас в неловкое положение?
Ну, во-первых, у Нейтана.
Так, ладно, мои мысли явно не приносят никакой пользы. Как бы стыдно мне ни было за моих теть, они пытаются помочь мне предотвратить убийство, так что… Прекращай это. Ты должна быть благодарна за них, напоминаю я себе, наблюдая, как мои три тети позируют для Стафани, а все гости глазеют на них. При ярком дневном свете их блестящие фиолетовые наряды в буквальном смысле ослепляют. Интересно, догадается ли Стафани снизить экспозицию? Ой, кого я обманываю! Скорее всего, она перевела свою камеру в автоматический режим.
Затем мои тети внезапно копошатся, и все как одна поворачивают головы в сторону. Ма издает тихий вздох.
– Я думаю, это она, – говорит ма, взмахнув мне рукой. – Смотри, Мэдди, это королева.
Конечно же, Лилиан Цитра, крупнейший инвестор Нейтана и мишень семьи Стафани, наконец прибыла на торжество.
Она одета в бледно-голубой брючный костюм, очевидно, сшитый на заказ, потому что идеально на ней сидит, а на голове фасинатор в тон костюма, при чем он вроде скромный, но при этом, несомненно, притягивает взгляд. Все в ней буквально кричит о ее статусе. Даже походка, уверенная и грациозная, выдает ее принадлежность к высшему обществу. Вау. Теперь я понимаю, почему эта женщина стала целью мафии. Я прямо представляю, как она заключает крупные сделки на сотни миллионов долларов или, возможно, даже приказывает политикам принимать определенные законы, которые наносят ущерб криминальным авторитетам. Теперь, когда я вижу ее, желание защитить ее становится еще сильнее.
– О боже, – бормочу я, потому что Стафани тоже замечает ее и с решительным выражением лица направляется к ней. О боже мой, неужели прямо сейчас все случится? Я не могу смотреть…
Буквально в эту же секунду четвертая тетя бесцеремонно отталкивает Стафани с дороги, а старшая тетя и вторая тетя начинают протискиваться через толпу, как будто они пришли в воскресенье в ресторан дим-сам. Они идут напролом, забыв о какой-либо вежливости и расталкивая с дороги всех, и старых, и молодых, пока не добираются до Лилиан. Затем, к моему ужасу и, вероятно, к ужасу Лилиан тоже, берут друг друга за руки и улыбаются ей, как будто они ее старые приятельницы.
Лилиан, должно быть, сочла невежливым спросить их, кто они, черт возьми, такие, потому что в мгновение ока они уже идут втроем, рука об руку, пробираясь сквозь толпу в собор. Я поворачиваюсь к ма.
– Вау.
Ма кивает в знак согласия.
– Ага.
– Ну, как бы. Воу. Они, по сути, просто похитили ее.
Ма пожимает плечами.
– Не похитили, скорее, просто решили сопроводить. Почему она в брюках? Она довольно мужеподобная, да?
Я молча закрываю лицо руками.
16
Как мне описать свои ощущения перед выходом к алтарю? Леденящая душу паника? Фейерверк радости? А может, все вместе?
Когда мы с мамой выходим из зала ожидания, у меня моментально подкашиваются ноги, и я крепко хватаюсь за ее руку, сразу же вспоминая времена, когда была совсем маленькой и боялась всего подряд. Да, я была довольно трусливым ребенком. Возможно, это связано с тем, что я росла с пятью двоюродными братьями, которые вели себя либо как заботливые братья и порой даже перебарщивали со своей заботой, либо как полные придурки, не дружащие с головой. Поскольку я все же была их сестрой, им наказывали следить за мной и за тем, чтобы мне в бутылку с водой не подкидывали лягушек (лягушки, которых они подкидывали мне сами, не считались, конечно). В любом случае я помню кучу разных моментов, когда цеплялась за ма так, будто она мой спасательный круг.
При взгляде на ее тонкие морщинки в уголках глаз и рта мое сердце трепещет от любви. Я тяну ее за руку и, когда она оборачивается, крепко ее обнимаю.
– Я так сильно люблю тебя, ма.
– Вай, что такое? – Она смеется и отстраняется от меня. – С чего это ты вдруг мне говоришь такие вещи? – Ах да, теперь я вспоминаю, почему редко говорю маме, что люблю ее, потому что она понятия не имеет, как на это реагировать.
Себ и Селена ждут нас у дверей собора вместе с двумя шаферами Нейтана, Исхаком и Тимом. Как только они нас видят, их лица начинают сиять. Мы подходим к ним, и я крепко обнимаю каждого. Закрываю глаза и вдыхаю знакомый аромат, которым Селена пользуется еще со времен колледжа. Объятия с моей лучшей подругой немного наполняют меня энергией и силами.
– Ты готова? – спрашивает Селена.
Я киваю, и из-за открывающихся дверей слышится музыка.
– Увидимся внутри, – восклицает Исхак и вместе с Тимом входит внутрь.
Себ и Селена целуют меня в щеку, а затем, взявшись за руки, в такт музыке входят в собор.
– Ну, поехали, – говорит ма.
Я беру ее под руку и сжимаю свой букет так крепко, будто это меч. Кстати, про букет: несмотря на то, что все наши организаторы оказались фальшивками, мой букет вышел на удивление красивым. Даже ма, выдающийся флорист, неохотно отметила, что гортензии, лилии и пионы весьма неплохая работа для непрофессионала. Ну, хоть что-то хорошее. Вместе мы входим в собор.
Конечно, я уже бывала здесь раньше. Много лет назад, когда впервые приехала в Англию, чтобы познакомиться с родителями Нейтана. Он водил меня на экскурсии по разным колледжам, а я с восхищением разглядывала эти огромные норманнские колонны, великолепные сводчатые потолки, резные окна и золотой алтарь. Но сейчас я не вижу ничего из этого. Не вижу гостей, собравшихся здесь. Не вижу семью Стафани, которая, должно быть, затаилась в тени, как змея перед броском. Ну, кроме второго дяди, конечно. Тот сейчас спокойно отдыхает в нашей ванной.
Единственный, кого я вижу, – это Нейтан, который улыбается мне со слезами на глазах. Увидев его слезы, я тоже начинаю плакать. Во мне бушует буря эмоций, которую я не в силах сдержать. Когда ма подводит меня к алтарю, мы с Нейтаном оба ревем как девчонки, но это слезы счастья и облегчения. Неужели, несмотря на огромное количество испытаний, мы наконец-то женимся?
Мама чмокает меня в щеку и направляется на свое место. И вот совершенно неожиданно я оказываюсь у алтаря наедине с Нейтаном. Он приподнимает мою фату так нежно и аккуратно, как будто я долгожданный подарок, который он наконец открывает. Он смотрит на меня с нескрываемым обожанием, пока священник не обращает на себя внимание, показательно покашляв. Мы вздрагиваем и виновато улыбаемся.
– Дамы и господа, мы собрались здесь сегодня…
А дальше я не слышу ни слова, потому что просто с восхищением смотрю на Нейтана. Он сияет от радости. И даже не пытается делать вид, что слушает. Просто улыбается мне все это время со слезами на глазах, а его руки крепко сжимают мои. В этот момент кажется, что здесь нет ни священника, ни гостей, а только мы вдвоем. В эту минуту для меня имеет значение лишь Нейтан. Я снова вижу его тем первокурсником, когда у него еще не было таких острых скул, как сейчас, и он выглядел еще совсем мальчиком. Я вижу нас в классе с учебниками, когда мы притворялись, что учимся, а на самом деле украдкой поглядывали друг на друга. Вспоминаю наш первый поцелуй на вечеринке, под гирляндой, огни которой были похожи на разноцветные звезды. И я с болью в сердце вспоминаю, каково было потерять его.
Вдруг мы оба осознаем, что стало как-то слишком тихо. С большой неохотой мы отрываем взгляды друг от друга и смотрим на священника. Он просто многозначительно вздыхает – чувак понимает, что мы абсолютно его не слушали, – и говорит:
– Пришло время для ваших клятв.
Он протягивает Нейтану микрофон. Нейтан прочищает горло, явно нервничая, а я впервые вижу, чтобы он так переживал. Он выглядит таким невинным и милым, что мне хочется наброситься на него с объятиями.