– Ну что, узнаешь?
– Как не узнать, это ж Егорка Волчок…
– Слава те, Господи! – с чувством произнес Выспрепар. – Теперь хоть понятно, кого вы с Потапом притащили.
– И кто таков Егорка Волчок? – полюбопытствовал Световид.
– Да кто… наш человек, из фигурантов…
– Нет у нас такого! – вмешалась Федька.
– Был… – тут вдруг на Сеньку снизошло просветление, а может, спермацетовые свечи способствовали узнаванию: – Бянкина, ты, что ли?
– Главное – что признал, – сказал Световид. – Вот ниточка, ведущая к убийству, и не дай бог, чтобы порвалась. Теперь, сильфы, мы переходим на военное положение. Волчка охранять. Этого чувствительного любовника не выпускать. Сдается, завтра мы узнаем, кто приказал убить Глафиру Степанову, и как это удалось сделать. Кстати – Григорий Фомич, Румянцев не давал о себе знать?
– Нет, сударь.
– Не нравится мне это, – заметил Дальновид. – Не могла его прелестница до утра у себя оставить, даже если бы пожелала.
Федька открыла было рот – спросить: кто?!
Это не могла быть Анюта – той хватало сейчас забот из-за откупщика, и рисковать она бы ни за какие коврижки не стала. Это не могла быть Марфинька Васильева – девушка из богатого дома никогда одна не остается, а подкупать девок она в шестнадцать лет вряд ли выучилась. Так кто же?
– Ясно же, кто приказал – братья Ухтомские, вот и Мироброд в письме про то написал, – напомнил Выспрепар.
– Ухтомские ли? – спросил шустрый Дальновид. – Слишком явно тянется дорожка к этим господам. Проверять надобно, братцы сильфы, каждое слово проверять! И даже коли Ухтомские – не может быть, чтобы гвардейцы, офицеры, сами до того додумались!
– Уведи этого пьяного селадона, Григорий Фомич, он стоя спит, – сказал Световид, словно бы не слыша товарищей. – Ну, Фадетта, каково?
– Отлично, Световид, – упрямо вздернув подбородок, отвечала Федька. Она не имела права показать, что обеспокоена еще одной женщиной, вклинившейся между ней и Румянцевым.
– Отлично, – согласился он.
Глава восемнадцатая
Лиза следила за развитием событий и тихо радовалась. Девки исправно доносили о занятиях супруга. И о том, что явился с докладом Матвеич, тоже сообщили. Лиза знала, что Матвеичу велено купить зелье, вроде знаменитой «аквы тофаны», которое отправляет людей на тот свет. Ей очень хотелось знать подробности, и потому она воспользовалась чуланчиком, примыкавшим к кабинету, где загодя, несколько лет назад, была проделана в стене дырка. Чуланчик она посещала редко, обычно все необходимое муж сам выбалтывал. После того, как неизвестные благодетели спасли убийцу Глафиры Степановой, за мужем нужен глаз да глаз: ну как сделает опасную глупость? Да и за Матвеичем также.
– Передано вместе с задатком, – говорил незримый Матвеич. – Баба там жадная, да ей и Полкашка много чего наобещал, а он, хоть страшнее, чем смертный грех, малый речистый. Одно плохо – зелье-то Волчок добывал, а где он, что с ним, – неведомо. Так-то, добрый барин. Хорошо, коли он уже преставился и все, что знает, с собой на тот свет поволок. А прочее – как задумывали.
– Зелье надежное? – спросил супруг.
– Когда ж я что ненадежное делал? Обижать изволите. Зелье проверенное.
– Кем, как?
– Про то у Волчка надо бы спрашивать. Сказывал – самолично проверил, едкое и злое. Тот, на ком испытывали, близок к смерти. Смерть, правда, тяжкая, что уж говорить. Но он – мужичина крепкий. А субтильное создание недолго промучится. Не извольте беспокоиться.
Лизе не было нужды подглядывать, она и так представляла себе эту картину: супруг сидит в кресле, напротив стоит Матвеич с видом нарочито почтительным. Он, как и жена, умел внушить супругу умные мысли так, что тот вскоре начинал считать их своими. Вот только забавно, что сотрудничать с ловким Матвеичем приходится таким странным образом, через посредника. Он, очевидно, все еще считает ее красивой и не слишком умной барыней. А она ему цену знает. С первой встречи отметила: глаза у этого плешивого проныры умные. Если бы не он – не было бы у Лисицына особняка, драгоценностей, Желанного с Любезным. Не стать ему выгодным женихом. Не сказала бы тетушка Авдотья: «Не пробросайся, Лизка! Голодранца всегда найти успеешь, а этот – жениться хочет!» И уже не понять – клясть Матвеича за его проделки, благословлять ли…
Живя с немилым, поневоле примешься мечтать о взлете, о победах в высшем свете, о придворных балах и карточной игре за столом самой государыни. Иного-то уже не остается.
– Что камердинер? – спросил супруг.
– В надежном месте, и туда к нему будет доставлен нужный человечек, опросить и записать показания. И тут же им будет дан ход, коли вы, барин, не поскупитесь.
– Много ли просит?
– Для начала хватит ста рублей.
Лиза мысленно простилась с изумрудным глазетом, который присмотрела во французской лавке. Для будущих побед ей непременно требовалось ярко-зеленого цвета платье, которое видно издалека. И вот оно ускользало – но ненадолго.
– Надобно поторопиться, – сказал супруг, выдавая Матвеичу деньги. – Черт его разберет, где Волчок, так что, пока не сыскался… ничего не разнюхали?..
– Есть у меня подозрение.
– Какое?
– Такое, что вокруг вас, добрый барин, петли вьют.
– Полиция? – помолчав, спросил супруг. – Ну так тем делам уж срок вышел, кто ими станет заниматься. Каждый день новых прибавляется.
Матвеич ничего не ответил, но это молчание, если перевести на слова, говорило: так-то так, да ведь и не простые люди в управу благочиния жаловались.
Судя по всему, ответное молчание супруга означало: да и пусть жалуются на здоровье, пока у нас обер-полицмейстером дурак Рылеев, можно хоть памятник Петру Фальконетовой работы ночью унести – и следа сыщики не возьмут, ибо подбирает их себе под стать.
– Ступай, братец, – сказал наконец Лисицын. – И следи, и доноси. Как только что новое – чтоб я сразу знал.
– Донесу тут же.
Лиза на цыпочках покинула чуланчик. Теперь следовало прибраться и прихорошиться для встречи с господином Морозовым. Она сделала все возможное, чтобы он увлекся Марфинькой, нарочно возила его в гости и посмеивалась, глядя, как меняются взглядами возлюбленные. Но лицо вышколенной светской красавицы этого смеха не показало.
Она собиралась, исполняя роль конфидентки, добиться от юного болвана весомых обещаний.
Они прибыли вдвоем – Морозов и Никитин. К их появлению Лиза была готова. Зная любовь малыша к изящной словесности, она велела одеться и причесаться чтице, чтобы та увлекла шустрого глазастого человечка болтовней о романах, одах и новых журналах. К тому же чтица, коли ее принарядить, хороша собой, а таким крошкам, каков Никитин, должны нравиться пухленькие прелестницы.
– Господин Никитин, у меня к вам просьба, – первым делом сказала Лиза. – Я знаю, что на Масленицу лавки закрыты, а у нас все книжки с журналами прочитаны, моя мамзель заскучала, да и мне охота на сон грядущий послушать модную басенку. Буду признательна, коли ссудите меня новейшими плодами изящной словесности. Покажи гостю, сударыня, что у нас есть, чтобы стало ясно, чего же не хватает.
Убедившись, что чтица и Никитин перебирают журналы, Лиза увлекла господина Морозова в дальний угол гостиной и усадила рядом с собой на канапе. При этом она устроилась так, чтобы видеть всю комнату и не дать никому возможности подкрасться к ней незаметно.
– Как я рада, что вы приехали, – сказала Лиза. – Я люблю, когда рядом со мной два молодых существа друг к дружке потянутся. Тут же молодость вспоминаю. Я ведь страх как была в мужа влюблена. И теперь, когда вижу, что кто-то влюблен, тут же думаю, как бы помочь. Ведь это святое дело – два сердца соединить.
– Возможно ли это? – спросил Санька.
– Что ж невозможного? – Лиза придвинулась к нему поближе, чтобы удобнее было шептать. – Вы думаете, сударь, что она для вас чересчур богата и знатна? Ну так и вы не из простых людишек. У нее – то, что ей родители дали, а у вас – то, чего вы своими талантами добьетесь при знатном покровителе. Одно другого стоит, не так ли?
И она взглядом показала на перстень. Санька смутился.
– Я на вашей стороне, мой друг, и сделаю все для счастья Марфиньки, – пообещала Лиза. – Мать ее – женщина добрая и не захочет сделать единственную дочь несчастной. А вы – вы ведь способны сделать ее счастливой?
Санька покраснел и кивнул. Он смутно представлял себе супружество – да и потребности в совместном житье-бытье у него, разумеется, еще не было. Семейную жизнь он знал только собственную – две комнатушки, вечно озабоченная мать, не выпускающая из рук шитья, беспокойный братец, вечные рассуждения о деньгах и о похвальной экономии. Сейчас, когда Лиза, сев совсем близко, обещала ему в жены Марфиньку, Санька вообразил последний акт «Бахуса и Ариадны», свадебный акт с плясками множества приглашенных гостей – нимф, нереид, ветров, тритонов, сатиров и силенов. Свадьба была пределом его мечтаний, ненатуральная балетная свадьба, в которой нет места приданому, родственникам, расчетам, даже завтрашнему дню с его житейскими попечениями. Свадьба – и нарядная Марфинька, мечтающая остаться с мужем наедине!
Лиза же внутренне смеялась – ей казалось забавным, что для улещения юного влюбленного болвана используются те же интонации, какие пускаются в ход при беседах с супругом: трепетно-задушевные, с особо выработанной детской искренностью, почти безупречной.
– Господин Никитин! – позвала Лиза, чтобы дать Саньке время для обдумывания будущего брака. – Чего в моей дамской библиотечке не хватает из новинок?
– Разве что «Магазин натуральных историй», мне его из Москвы присылают, сударыня. И еще бы мог предложить последние номера «Собеседника», очень хороший журнал.
– А можете привезти? Прямо сейчас? Услужить дамскому любопытству?
Никитин кинул взгляд на Саньку. Очень ему не нравилось лицо подопечного. Однако вступать в спор и отрекаться от обещаний он не стал. Кинув еще один взгляд на чтицу, он поклонился и, заверив, что вернется быстрее бесплотного сильфа, покинул гостиную.