Мы молча смотрели друг на друга, не отводя глаз. Между нами повисло молчаливое напряжение. Воздух вокруг нас накалялся, хотя мы даже не проронили ни слова.
— Это вам, — громом раздался его голос, прерывая тишину. Я вздрогнула и моргнула. Уставилась на футляр из красного бархата, который Ладомирский подтолкнул в мою сторону.
— Что это? — спросила вдруг осипшим голосом, даже и не думая прикасаться к футляру.
— Я смотрю, в ваших глазах не возникло любопытства и радости, — с сожалением произнёс Ладомирский. — Можете не открывать, но надеть вы его обязаны на приём, на который вы меня сами же пригласили.
Я ответила ему холодной улыбкой и кивнула. Отодвинула футляр в сторону и взглянула ему в глаза, в ожидании дальнейших действий.
Очевидно, он не ожидал такого от меня.
— Вы и правда, не посмотрите что там? — уже не скрывая своего изумления, спросил он.
— Нет, — был мой короткий ответ.
Мужчина сощурил гневно глаза, а потом улыбнулся.
— Хорошо. Тогда у меня к вам будет два вопроса, Тамара. Почему вы не уехали из города и почему пригласили меня на приём?
Пожала плечами и откинулась на спинку кресла, сложила руки на груди. Да, это был защитный жест, и мужчина прекрасно понял, что я волнуюсь и побаиваюсь его.
— Уезжать я не планирую, по крайней мере, пока. Но как только соберусь на отдых к морю, уверяю вас, Руслан Германович, посвящать в свои планы вас точно не стану. А пригласила вас потому… потому что… — никак не могла придумать причину!
— Чтобы засветиться со мной? Так, Тамара? Вы думаете, что несколько снимков от дешёвых журналистов помогут вам каким-то образом? — в его голосе прозвучала явная насмешка и щепотка презрения. Ну и сволочь же он.
Отвернулась к окну, сжала руки в кулаки. Красивый пейзаж не радовал и не успокаивал.
— Да бросьте, неужели вы и правда так подумали?
Я в недовльстве поджала губы.
Он рассмеялся. И смех прозвучал мягко, прошёлся по моему телу как пушистый и ласковый мех, вызывая мурашки. Передёрнула плечами, сбрасывая с себя это наваждение.
— Раз вы всё прекрасно понимаете, тогда зачем подарили это? — я кивнула на футляр. — Неужели и правда, пойдёте со мной на приём?
— Милая Тамара, я уже всё знаю о ваших намерениях. Вы только подумали, а я уже просчитал все ваши шаги на десять ходов вперёд. Хотя, признаться честно, некоторые ваши поступки вызывают во мне недоумение и удивление.
— Зачем тогда вы пригласили меня на обед? — спросила его и повторила: — И зачем тогда вам идти со мной на приём?
— Ох, просто захотел с вами пообедать. Ничего особенного. И на приём пойду с вами, чтобы посмотреть, на самом ли деле вы задумали маленькую пакость для меня или я ошибся в своих суждениях? Не могу отказать себе в таком удовольствии.
Ну да, так я и поверила. Примчался в клинику, как только его шестёрки доложили обо мне и о месте, куда я приехала.
— Ладно, я надену ваш подарок, — сказала ему таким тоном, будто делала ему великое одолжение.
Ладомирский отпил из своего бокала и широко улыбнулся.
— Прекрасно.
Вдруг его телефон издал трель. Ему пришло смс-сообщение. Ладомирский просмотрел его, потом убрал в карман и довольным тоном произнёс:
— Мне только что сообщили последние данные вашего сегодняшнего обследования. Я рад, что с моим ребёнком всё хорошо. Но впредь прошу согласовывать со мной любые ваши походы, поездки и обследования, а лучше бы вы подписали…
— Я сама знаю, что лучше для меня и МОЕГО ребёнка, Руслан Германович, — с нажимом произнесла я, чувствуя, что начинаю терять терпение. — И если ваши люди такие Шерлоки, то вы должны знать элементарную вещь, что мне нельзя волноваться, нельзя нервничать и нельзя переживать. А в данную секунду вы вызываете во мне только эти эмоции и чувства.
— Прошу прощения. Немого забылся. Не волнуйтесь, Тамара. И да, мои люди очень ответственно и дотошно относятся к своей работе, — согласился он. — Я узнал о вашей личности много всего, в том числе и то, что вы, Тамара, очень ответственный, обязательный и порядочный человек. Именно поэтому я прекратил своё давление на вас. И я очень рад, что мой ребёнок родится с некоторыми вашими личностными данными. Вы отличаетесь от женщин по многим факторам… Но мне это как раз и нравится. Вчера, получив вашу посылку и письмо, я вас даже зауважал. Поэтому, я принял решение…
Его речь прервал официант, принёсший наш заказ.
Я сделала большой глоток воды, стараясь успокоить своё волнение. Чувствовала, что от Ладомирского ничего хорошего ждать не стоит и пыталась к этому подготовить себя морально. Мне нужно лишь держать «лицо», не психовать и не нервничать. Ладомирский всего лишь мужчина… Со своими страстями и огромными тараканами в голове.
Официант удалился, а Ладомирский не спешил продолжить разговор, а принялся за свой салат.
Я немного поковыряла своё блюдо, которое, наверняка, было восхитительным на вкус, но никакого вкуса я сейчас не ощущала.
— Я принял решение, Тамара, — заговорил он снова, когда расправился с салатом и попробовал свой кровавый стейк. — Вы мне нравитесь как личность, поэтому, после рождения ребёнка, мы составим соглашение, по которому вам будет дозволено иногда с ним или с ней видится, но без объявления вас как матери. Заметьте, дорогая Тамара, ранее я даже посметь не мог и думать о таком. Это вы повлияли своими поступками на моё решение, и я позволил себе быть с вами щедрым. Согласитесь, это и есть та самая золотая середина, которая удовлетворит и меня, и вас…
Видит Бог, я сдерживалась из последних сил! Схватила свой бокал и выплеснула из него воду в лицо Ладомирскому. Жаль в бокале был не щёлок и не кислота, а обычная вода!
— Это. Мой. Ребёнок, — произнесла я по слогам и со всей силой и яростью, которые только смогла в себе найти. — Я не собираюсь отказываться от своего малыша. Никогда. Запомните это, Руслан Германович. Максимум на что я готова и согласна — это совместная опека. И я никак не могу взять в толк, почему вы не хотите согласиться на это? Именно совместная опека и является золотой серединой, а не ваша «щедрая» подачка!
Кажется, Ладомирский был поражен моей выходкой и тирадой.
— Сядь! — рявкнул он. Вся его маска благородства, которую он так старательно держал, начиная с сегодняшней нашей встречи в клинике, мгновенно испарилась.
Я хотела не послушаться его, а взять и уйти, но решила, что всегда успею, тем более, его глаза в данный момент метали гром и молнии, губы были плотно сжаты, желваки ходили ходуном, делая его черты лица более хищными. Вода каплями стекала по его лицу. Он вытер лицо салфеткой, но одна единственная капелька осталась и повисла на кончике его носа, как самая настоящая сопля. И весь такой грозный Ладомирский с этой соплёй уже не казался мне таким страшным и свирепым.
Я еле сдержала рвущийся истеричный смех.
— Твоё счастье, что кроме нас и персонала в этом ресторане больше нет никого. Я прощаю тебе эту выходку. Но в следующий раз, выкинешь нечто подобное, то сильно пожалеешь. Даю своё слово, Тамара, — в его словах сквозила прямая угроза. Он снова перешёл на «ты», пытаясь меня как-то задеть. Но странно, мне почему-то не было страшно.
Не знаю, что на меня нашло, но мне вдруг стало жарко, я расстегнула — намеренно медленно, две первые пуговицы своей блузки.
Взгляд, который заткнувшийся Ладомирский бросил на меня, задержался как раз на уровне оголившейся кожи на поверхности приоткрывшейся ему груди.
Я одарила его сияющей арктическим льдом улыбкой и произнесла таким же тоном:
— Я наелась, а ещё устала. Вы утомили меня своими разговорами. Вы отвезёте меня или мне вызвать такси?
Чёрт! А ещё придётся завтра ехать к клинике, чтобы забрать свою машину. Ладомирский создаёт лишь одни проблемы!
Демонстративно поднялась, стараясь не искрошить свои зубы от той ярости, которую испытывала. Взяла футляр и небрежно закинула его в свою сумочку. Это не осталось не замеченным от Ладомирского.
Он схватил меня за руку, тесно прижал к себе, точно так же как в тот день в его чёртовом кабинете и ласковым, но при этом сексуально-зловещим тоном прошептал:
— Тамара, советую тебе хорошенько подумать, прежде чем играть со мной в такие игры. Запомни, я никогда не проигрываю.
Я промолчала, его губы изогнула довольная усмешка.
— А теперь пойдём. Отвезу тебя домой.
*Rare — минимальная степень прожарки, 3–5 мин. Вид — сырой стейк, ярко-красный, с кровью и красным мясным соком, часто даже прохладным внутри и выраженной бурой корочкой снаружи.
Когда мы вышли из ресторана на улицу, неожиданно из тени деревьев к мне метнулся какой-то мужчина. В его руках что-то блеснуло. Я не успела ничего понять, лишь на мгновение замерла от неожиданности. Но в тот же миг Ладомирский дёрнул меня за руку и спрятал за своей спиной.
Из автомобилей, припаркованных рядом с автомобилем Ладомирского, выскочили мужчины в чёрных костюмах и огнестрельным оружием в руках. Вот теперь мне стало страшно.
Они быстро разобрались с непонятным мужчиной, уложили его на асфальт вниз лицом и заломили ему руки. Судя по его молящим крикам, они с ним не особо церемонились.
— Ты в порядке? — спросил меня Ладомирский, приобняв за плечи, когда мужчину погрузили в один из автомобилей.
— Если честно, я даже ничего не поняла, — ответила ошарашено. — На тебя хотели напасть? Это было покушение?
От неожиданной ситуации я невольно перешла с ним на «ты».
— Можно сказать, это было нападение. На нас напал фотограф, который желал сделать наши снимки, а потом их продать, — процедил он со злобой.
Фотограф?
— И что ты с ним сделаешь? — спросила с опаской.
Ладомирский хищно оскалился.
— Мои люди поговорят с ним по душам и отпустят. Не бойся, он будет цел и невредим.
Я вздрогнула от его тона.
Думаю, после этого разговора, несчастный больше не возьмёт в руки фотоаппарат.
Ладомирский в очередной раз показал своё истинное лицо. Лицо беспощадного зверя.