Улыбнулся ей в ответ и сжал её тонкую руку, на которой красовалось кольцо с крупным бриллиантом — отлично подходило к ожерелью и серьгам, которые я ей подарил.
Провёл большим пальцем по чистейшему сверкающему в лучах фотовспышек камню и сильнее сжал её руку. Тамара зашипела от боли и постаралась вырвать руку из моей хватки.
А я вдруг отчаянно захотел её руку сломать, сорвать с неё сливочного цвета кожу, обнажить нервы и причинить невыносимую боль, чтобы Тамара кричала, рыдала и молила о пощаде.
— Я принимаю твой вызов, Тамара, — прошептал ей в ответ. Потом склонился над ней и грубо поцеловал.
Одну руку положил ей на затылок, сжав нежную шейку, а другую опустил ниже её поясницы, демонстрируя всем присутствующим, кому принадлежит эта женщина. Тамара напряглась и сделала попытку оттолкнуть меня, но ничего не вышло.
Толпа неистово загудела, выражая свой экстаз от предоставленного их жадным взорам зрелища.
Поцелуй длился почти вечность. Я целовал её жёстко и грубо, сминая нежные губы, прикусывая их до боли, демонстрируя Тамаре её нынешнее положение, в которое она загнала себя сама.
Оторвавшись от её губ, не выпустил из объятий и с удовольствием отметил ярость и гнев, которые бушевали в её глазах.
Шутливо кивнул журналистам и ответил на их вопрос, который занимал глупые умы многих присутствующих.
— Это правда. Тамара — моя невеста. О дате и месте проведения свадьбы, мы, пожалуй, умолчим. Таинство этого священного обряда должно пройти без вашего присутствия. А теперь просим прощения, но моей СЕРДЕЧНО ЛЮБИМОЙ невесте нужен свежий воздух и покой.
Толпа снова загудела и зааплодировала. Новость СМИ получили такую, что они будут кормиться на ней ни один месяц, обсасывая со всех сторон, выдавая предположения одну круче другой. Будут копаться, и вспоминать всех моих бывших любовниц, станут брать у них интервью и интересоваться мнением о моём новом положении и статусе.
Когда мы прорвались сквозь обезумевшую толпу людей, решивших выразить свои поздравления, я грубо усадил Тамару в автомобиль и сев рядом, развернулся к ней всем корпусом и зловеще зашептал:
— Ты решила, что загнала меня в ловушку? Меня, опасного и опытного хищника? Маленькая мышка Тамара оказалась невероятно глупой. Сама ловушку установила и сама же в неё и угодила. Ну что ж, будущая жёнушка, добро пожаловать в АД.
От моих слов, она как от удара отшатнулась и вжалась спиной в дверь машины. Дёрнула за ручку — закрыто.
Водитель уже тронулся в путь.
— Вези нас домой, — отдал водителю приказ и холодно улыбнулся Тамаре. — Выброси это дешёвое кольцо — завтра я куплю тебе другое, достойное супруги Ладомирского.
— По… погоди… — растерянно произнесла она. — Какая свадьба? Ты же прекрасно понимаешь, для чего я затеяла весь этот цирк. Ты просто издеваешься, да? В очередной раз пугаешь меня?
Она глядела на меня с тревогой, непониманием и неверием в происходящее.
— Пугаю? Издеваюсь? — ехидно спросил. — Тамара, ты абсолютно не знаешь и даже не догадываешься, что я за человек.
Склонился к ней ближе, чувствуя её прерывистое дыхание, и наблюдая, как волнующе поднимается её грудь, и как часто бьётся жилка на тонкой шейке — вдохнул её запах, смешанный с запахом духов. Тамара приятно пахла. Коснулся губами её мочки уха и слегка прикусил.
Чуть отстранился, наблюдая за ней.
— Я даже не начинал пугать и издеваться, — выдохнул ей в губы. — Мы поженимся, даю слово. И ты будешь жить в моём доме, будешь вынашивать моего ребёнка, а вот когда родишь…
Тамара нервно сглотнула и отвернула от меня своё лицо.
— В глаза смотри, когда я с тобой разговариваю, — резко сказал ей и, схватив за подбородок, развернул к себе. — Когда родишь, Тамара, — вот тогда я тебе покажу всю прелесть твоего положения.
Убрал от неё руку и отодвинулся. Тряхнул пальцами, словно избавляясь от невидимого ощущения после прикосновения к ней, которое осталось на кончиках пальцев после касания к её коже — пальцы горели, как от ожога. Проклятая ведьма!
— Не думай, что ты выиграла, Тамара. Не представляешь, как сильно разозлила меня. Ты подпишешь брачный договор. Не станем тянуть и зарегистрируем брак на неделе. Ты будешь жить в моём доме, и станешь подчиняться моим правилам.
— Руслан, — позвала она меня. — Послушай, я не хочу за тебя замуж. Я всего лишь хочу уберечь и сохранить своего ребёнка.
Рассмеялся от её глупых и наивных слов.
— И ты думаешь, что я тебе поверю? — мои слова, словно были пропитаны ядом. — Ты думала не о ребёнке, а о себе! Эгоистичная сука. Подумала и решила прибрать меня к рукам? Решила, что сможешь после родов подать на развод и забрать ребёнка себе? И помимо ребёнка — мои деньги?
Она удивлённо вытаращилась на меня, открыла и закрыла рот, точно как рыба, выброшенная на берег.
— Да ты больной! — воскликнула она. — Мне не нужны твои деньги! У меня своих предостаточно! Мне нужен только мой ребёнок! Да и вообще! Что ты ко мне прицепился? Возьми и сходи ещё раз в репроцентр и купи себе новую сурмать!
— Замолчи, — сказал я. — Зачем мне кого-то искать, когда ты уже носишь моего ребёнка?
Тамара разражённо выдохнула.
— Руслан, по-хорошему прошу, отвяжись от меня и моего ребёнка, — произнесла она умоляющим тоном.
— А то что, пойдёшь и нажалуешься мамочке с папочкой, какой я плохой?
Она рыкнула и воскликнула.
— Отвяжись от нас, сука! Слышишь меня?! Отвяжись! Ты всего лишь донор! Ты — ДОНОР, а не отец и никогда им не будешь!
— Заткнись! — зашипел на неё. — Ты навредишь ребёнку своей истерикой!
— Что?! Я наврежу?! Да пошёл ты! Ненавижу тебя, урод! Матвей, немедленно останови машину!
Матвей затормозил.
— Езжай дальше! — рявкнул я. — И не вздумай слушаться её! Тамара, прекрати. Как я сказал, так и будет. Прими это и смирись.
Тамара с яростным криком неожиданно вцепилась мне в волосы, пытаясь сорвать мой скальп. Я зашипел от боли и отцепил от своих волос её цепкие ручки. Но она не угомонилась и замолотила мне по лицу своими кулачками, пыталась дотянуться до шеи, чтобы придушить — не вышло. Но коготками своими всё-таки дотянулась и расцарапала мне скулу и подбородок до крови. Ненормальная!
— Да уймись ты, бешеная дура! — крикнул я и встряхнул её.
Она успокоилась, только часто-часто задышала, а потом заплакала, закрыв лицо руками.
— Ненавижу тебя… — пробормотала она. — Оставь меня в покое, прошу тебя… Очень прошу…
— Не оставлю, Тамара, — сказал ей тихим и спокойным голосом. Достал из бара воду со стаканом и протянул ей. — И будь добра, не закатывай мне больше истерик. Ты скоро станешь Тамарой Ладомирской, будь добра соответствовать фамилии.
Она сделала глоток воды, а остальную воду плеснула мне в лицо.
— Я никогда не стану Ладомирской, — зло процедила она и отвернулась к окну, продолжая тихо плакать.
Похоже нас ждут трудности в общении.
Пока мы ехали, я вдруг вспомнил своё детство…
Детство у меня ассоциировалось лишь с отцовским армейским ремнём, постоянными побоями и требованиями грозного родителя учиться лучше, занимать только первые места в конкурсах и олимпиадах, быть всегда первым в спорте.
А ещё, моё детство — это отсутствие матери. Она бросила меня, оставила на воспитание отцу-тирану. Даже строгий дед, который частенько, как и отец порол меня, иногда вздрагивал, когда металлическая пряжка ремня со звонким шлепком опускалась на моё тело — некоторые шрамы остались до сих пор, напоминая об отцовской тирании.
Отцу категорически не нравилось, когда я получал четвёрки, а не пятёрки. Ему не нравилось, когда я проигрывал олимпиады, специально уступая победу девчонке с большим и пышным бантом на голове, в которую я тогда был влюблён. Да только я её быстро перестал интересовать, когда прекратил уступать ей победы и угощать конфетами. Все женщины продажны, они всегда ищут лишь выгоду в отношениях и им нельзя верить. Так говорил мой отец. А больше всего его бесило моё внешнее сходство с моей матерью. Он её ненавидел, как впрочем, и всех женщин.
Моего ребёнка никто не посмеет и пальцем тронуть, и никто не посмеет на него голос повысить. Определённо, моему ребёнку не придётся думать о тех проблемах, какие вставали в своё время передо мной. Я много учился, много работал, так как в четырнадцать лет уже ушёл из дома — совмещал школу с работой. Думаете это невозможно? Я жил сначала у друзей из неблагополучных семей, потом шатался по подвалам и чердакам, пока в один проклятый момент меня не нашёл отец и не вернул обратно домой.
До сих пор помню его слова:
— Теперь ты стал мужчиной, Руслан.
Больше побоев не было, но я ничего не забыл.
У кого-то детство было смешное, с приятными воспоминаниями материнских рук и нежностей, её запахом и звуками её голоса…
У меня не было детства и не было семьи.
Только я есть у себя. И мой ребёнок, которого родит Тамара.
Я сделал всё возможное, чтобы подняться на ту высоту, на которой находился сейчас. Не спорю, что деньги отца и деда помогли — я учился в самом престижном ВУЗе страны, попал на практику в самую динамично-развивающуюся компанию — взятки нужным людям творят чудеса и проявил себя. Меня заметили и отметили мой ум и жёсткую хватку.
А мои отец и дед… Проклятый отец-тиран умер пятнадцать лет назад от сердечного приступа. А дед жив. Наверное.
Посмотрел на притихшую женщину, что отвернулась к окну, и почувствовал, как ко мне вернулось раздражение.
Глупая женщина!
Став моей женой, она сможет принимать участие в воспитании моего ребёнка, но при условии, что будет хорошо себя вести и слушаться меня.
Любовь?
После разочарований в детстве, потом в юности, я больше никогда не испытывал нежных чувств. Я считал, что, любовь — это чепуха и в отличие от бизнеса, она недостойна внимания.
Мы въехали на территорию огромного особняка. Дом Ладомирского был не просто великолепен, это был показушный дом, чтобы все отметили, насколько богат его хозяин.