Да, можно чувствовать себя всемогущим, можно управлять империями, можно вершить судьбы других людей, но всегда найдется тот, кто и тебя сможет обойти. Даже всемогущих титанов свергли боги, а потом и их дети отличились. Что-то в мифологию потянуло, наверное, действительно с головой что-то не то после комы.
— Я иду тебе навстречу, хотя Арина не до конца согласна со мной, — Бестужев достает блок для записей и ручку, а я замираю даже. — Дилара сама пока не может дать ответ, хочет она тебя видеть или нет. Но я видел ее глаза, когда она уезжала. Знаю, что случилось, когда она узнала об аварии. Поэтому, если с твоими родственниками вопрос решен, поезжай к ней. И никогда, ни на минуту, ни на секунду не оставляй сына и его мать.
— Никогда, — твердо говорю, принимая из рук Эмиля клочок бумаги с адресом.
Питер… Так близко и так далеко. Ну ладно, восемьсот километров не круг для влюбленной бешеной собаки… Скоро, совсем скоро, сутки — и мы будем вместе.
Глава 38
Глава 38
Прихожу в себя и не понимаю, где я. Живот болит. Во рту сухость. Пытаюсь сконцентрироваться на обстановке. Это палата, больничная палата. Прикасаюсь руками к животу, но он плоский. И под больничной рубашкой чувствую пластырь.
Меня начинает трясти от страха. Судя по всему, мне сделали кесарево сечение. Но где мой сын?
Пытаюсь подняться, но тело меня не слушается. И тут же в палату вбегает медсестра. Она надавливает мне на плечи, заставляя лечь обратно.
— Тише, тише, — говорит мягко. — Вам еще рано вставать.
— Ребенок… — хватаю я ее за руку. — Что с моим сыном?
— Не волнуйтесь вы так. У малыша немного повышен билирубин, он сейчас находится под светом. Еще полчаса — и мы покажем его вам.
— Что? — снова пытаюсь встать. — Это… Это плохо?
— Ну что вы, — продолжает меня успокаивать медсестра. — это небольшая желтушка. Поверьте, за все годы моей работы я видела это у каждого второго ребенка. Не волнуйтесь, немножечко под светом побудет, и больше ничего.
Ее голос действует как снотворное. Я хочу уснуть, но в голове все равно бьется мысль, что что-то не так. Будто мне лгут, не хотят говорить горькую правду. Я сделала все, чтобы спасти своего сына, и сейчас не верю, что могла его потерять.
По вискам катятся слезы, что медсестра замечает сразу. Говорит, что если не хочу верить ей, то может поверю другому человеку. Она выходит в коридор, не закрывая дверь, и в палате тут же появляется мама.
— Дилара, родная, — садится она передо мной на стул и гладит по руке.
— Мамочка, — шепчу я. — Он жив? Правда, жив?
— Ты не представляешь, какой он красивый, — сквозь слезы смеется она. — Наш мальчик. Похож на тебя. Я так испугалась за вас, дочка. Но все обошлось, слава богу.
Наш мальчик… Но Камиль его не увидел, потому что неизвестно, что с ним самим. Камиль…
Когда понимаю, что меня не обманули, что с моим ребенком все хорошо, что он жив и здоров, то мысли о его отце снова возвращаются.
— Мамочка, — смотрю на нее в упор. — Ты знала о том, что случилось с Камилем?
Она снова плачет, на этот раз отвернувшись к окну.
— Знала, — отвечает наконец-то. — Но я не могла тебе сказать, родная. Не могла. Ты и так была на грани, и если бы с малышом что-то случилось… Нет, я все правильно сделала, что не сказала.
Может, и так. Но все равно на душе неспокойно. Мне тяжело думать о Камиле, читать только новости, потому что у Арины я не спрошу. Знаю, что она будет беречь мое душевное спокойствие, как и мама. А слушать слова, которые призваны меня успокоить, я не хочу. Мы с сыном выпишемся из роддома, он немного окрепнет, потом поедем к его отцу и убедимся лично, что с ним все в порядке. Дождаться бы только этого момента…
Когда мне впервые приносит сыночка, я не могу сдержать слез. Мама была не права — не на меня он похож. Копия Камиля. Несмотря на то, что маленький, глазки уже темные, прямо как у отца. И волосики темненькие, и губки точь-в-точь очерчены как у Камиля. Маленькая копия. И я представляю, впервые приложив сына к груди, каким он вырастет. Таким же сильным, красивым, самым любимым для меня, как и его отец.
Несколько дней мы проводим в роддоме, и мама как будто невзначай каждый раз забывает привезти мой телефон. Да, врач сказал, что лишние стрессы мне ни к чему, поэтому все свое внимание я отдаю сыну. Разговариваю с Ариной по маминому телефону, но темы Камиля мы не касаемся. Подруга радуется так, глядя на малыша, словно она сама стала мамой.
Наконец мне снимают швы и отпускают домой. Внизу меня встречают мама и Гордей. Все как положено: цветы для меня, шампанское и конфеты для медсестер. А я, как дура, оглядываюсь, жду Камиля, словно он появится как в фильме, но этого не происходит. Мы едем домой, я смотрю на сыночка, которому уже выбрала имя. Мне кажется, Камилю бы понравилось.
— Марат… — шепчу я, проведя пальцем по пухленькой щечке.
— Красивое имя, — кивает мама, услышав меня. — И очень подходит этому карапузу.
Дома он ведет себя как положено младенцу. Несмотря на смену обстановки, спит крепко. Мама не хочет его оставлять ни на минуту, но мне это только на руку. Надо поговорить с Гордеем.
Брат в кухне делает себе кофе, а нам с мамой чай. Я подхожу к окну и, уставившись в него, спрашиваю:
— Может, хоть ты со мной поговоришь?
— Ты о Камиле? — уточняет Гордей, обернувшись и сложив руки на груди, что я наблюдаю в отражении окна. — Я знаю, что он вышел из комы. Больше ничего.
Вышел? Слезы сами начинают течь по лицу. Пусть врач говорил, что мне не нужны лишние стрессы, чтобы молоко не пропало, но сейчас сдержаться я не могу.
— Эй, сестренка, — Гордей подходит и обнимает меня за плечи. — Он вас найдет. Он конкретный мужик. Захочет — сделает, поверь мне. Меня уже его зам тряс, но Эмиль так все сделал, что комар носа не подточит. Разве ты не этого хотела?
Да, хотела. Но хотела я исчезнуть из-за родственников Камиля. Я в первую очередь думала о своем сыне, но теперь, когда я узнала об аварии, мне хочется быть в Москве. Только Марат еще такой маленький, что длительный переезд ему ни к чему. И оставить его одного, даже с мамой, я не могу. Я стала матерью, и теперь это главное. Мой сын стал моим главным приоритетом. Я должна думать о нем.
— Ты прав, — отвечаю Гордею. — Я все сделала правильно, но кто мог знать, как все обернется.
— Ди, — брат разворачивает меня к себе и заглядывает в глаза, — никто не мог предвидеть. Может, если бы мы могли заглянуть в будущее, то и всех этих проблем не было бы у нас. Но, увы, человек на это не способен. Жизнь иногда бывает очень жестокой стервой. И мы с тобой это прочувствовали. Прости меня за все те слова, Дилара…
— Не стоит, Гордей, — улыбаюсь я. — Это все в прошлом.
Брата я действительно простила. И даже в какой-то степени поняла, хоть и было очень обидно. Только это все в прошлом. Сейчас он рядом, поддерживает меня, исправляет свои ошибки. И все же мы родные, поэтому не стоит таить обиды и разрывать связь, которая у нас с детства.
— Детки мои, — мама, судя по всему, слышала наш разговор, но не обозначала свое присутствие. — Вы у меня самые лучшие.
— Это ты нас такими вырастила, — говорит Гордей, обнимая меня одной рукой за плечи, а вторую протягивая маме.
И так мы стоим, обнявшись втроем, пока не раздается плач Марата. Понимаю, что ему пора есть, и, вытерев набежавшие от этого момента слезы, иду к сыну.
Мои самые родные люди со мной. Но как бы то ни было мне не хватает отца моего ребенка. И я понимаю, что это сродни фантастике, если Камиль прямо сейчас появится на моем пороге.
Покормив сына, хожу с ним по комнате, держа его столбиком, как показывала медсестра. Он уже почти засыпает, как раздается звонок. Может, Гордей что-то заказал? Потому что гостей мы не ждем. Арина точно в Москве, хотя и обещала в ближайшее время приехать.
Слышу, как мама идет к двери, открывает ее и выдыхает:
— Господи…
Марат уже уснул, испачкав мою одежду отрыжкой, поэтому я кладу его на кровать, обложив со всех сторон подушками, и иду в коридор. Прямо как есть. В испачканном кардигане, с гулькой на голове, чтобы посмотреть, что так удивило маму.
И я… Я не верю своим глазам. Камиль… Осунувшийся, с темными кругами под глазами, похудевший, но все равно такой родной.
Он смотрит на меня, я — на него. Подхожу, кладу руки на грудь, чувствуя учащенное сердцебиение. Живой… Мой… Нет, уже наш. И он приехал. Приехал к нам.
— Это ты… — все еще не веря, льну к его груди.
Мне надо в полной мере почувствовать, осознать.
— Это я, — теплая рука опускается на мою спину. — И больше я вас не оставлю.
Глава 39
Глава 39
Я все еще не могу поверить, что Камиль здесь, со мной. Точнее, с нами. Хочется и плакать, и смеяться одновременно. И постоянно прикасаться к нему, чтобы убедиться, что у меня не галлюцинации, что он не плод воображения моего уставшего и измотанного мозга.
— Только не плачь, — шепчет Камиль мне на ухо.
Нет, это точно он. Его голос, его запах. Эти родные руки. Я так по нему скучала, хоть упорно пыталась убедить себя в обратном. Но отпираться больше нет смысла. Я не представляю своей жизни без него. Когда на секунду мне прострелила мозг мысль после прочитанных новостей, что я потеряла Камиля, поняла это отчетливо.
— Вы так и будете стоять в коридоре? — спрашивает мама за моей спиной, и я вздрагиваю.
Отстраняюсь от Камиля и вытираю незаметно все-таки побежавшую по щеке слезу. Когда я увидела его, то мир сузился до нас двоих, даже забыла, что в квартире мы не одни.
— Проходи, — указываю я в сторону кухни.
— А можно?.. — Камиль кивает на дверь комнаты, откуда я вышла.