но разве это имеет значение? Куда важнее, что отчетливо понимаю — нормальный мужчина не будет так разговаривать с женщиной, которая родила от него.
Дело не в том, что я такая вся из себя моралистка, нет. Наоборот, всегда стремилась к тому, чтобы никого не осуждать. Я не знаю, почему подслушанный разговор так болезненно подействовал на меня.
— Может быть, ты беременна? — понизив голос, мягко спрашивает Карина, когда такси трогается с места.
— Что? Нет! — восклицаю не подумав. Начинаю паниковать из-за того что выдала себя. Я ведь должна притворяться перед Фатимой, так? Или не должна? Меня инструктировали крайне мало, размыто. Я как на минном поле, очень часто впадаю в панику, теряюсь. Как же надоело! Я хочу свободы!
— Дорогая, немного странная реакция, — укоризненно качает головой женщина. — Считаешь, что пока рано? Не готова? Предохраняетесь? — засыпает вопросами. Совершенно личными. Хочется осадить, сказать, какого черта она лезет в мою личную жизнь?
— Я не беременна, — повторяю еще раз, вымученным тоном.
— Ну, если ты уверена. Нет так нет. Может и рано еще, вы совсем недавно поженились. Значит, вирус. Карина пишет, что врач будет через сорок минут. Приедем и немного подождем, посмотрим, что он скажет.
— Извините меня за резкость. Я не должна была так говорить с вами…
— Ничего, моя хорошая, я не обидчивая. Вижу, что тебе непросто. Да и правда, ты совсем недавно замужем, ну какие дети? Я тоже, ляпнула не подумав.
Морщусь, вспоминая нашу единственную ночь с Давидом. Как было больно, страшно. Он не был грубым. Меня на какие-то мгновения даже наоборот, захватило будто в водоворот происходящее. Давид привлекателен, странно было бы совсем не реагировать на это.
Мне были приятны его поцелуи. Я даже ревновала его к Камилле.
И даже сейчас. Самое невыносимое, что даже сейчас, узнав какой он подонок…
Меня влечет к нему.
***
Дома нас встречает Карина, заботливо обнимает меня, говорит, что уже вызвала доктора, как только Фатима позвонила ей и рассказала, что мне нехорошо, и что мы едем домой. Потом появился приятный седовласый мужчина, осмотрел меня, назначил анализы. Подружки уложили меня в постель, были очень заботливы. Я уверила их, что ничего не хочу, только спать. Тогда оставили меня одну, ушли общаться вниз, в гостиную.
Не знаю во сколько приехал Байратов. Открыв глаза, я только поняла, что уже утро, Давид, одетый в костюм, но уже другой, не вечерний, сидел на моей постели. Положил ладонь на мой лоб, она казалась очень прохладной. Это было так приятно…
— Как ты себя чувствуешь?
Вместо ответа я закрыла глаза и провалилась в сон. Сил оттолкнуть его руку не было.
***
Я провела в постели пять дней. Очень сильная слабость, температура, постоянно хотелось спать. Было очень неловко перед Кристиной. Она приехала в гости, а я… Думала мы будем все время гулять по городу, отлично проведем время. Вместо этого получилось, что бросила подругу одну.
Как оказалось, Кристина ничуть не скучала. Каждый день она встречалась с молодым человеком, с которым познакомилась на вечере в мэрии.
— Кажется, я влюбилась, — признается мне смущенно за день до своего отъезда. — Игорь собирается переехать ко мне поближе. Уже ищет перевод. Он занимается ай-ти технологиями, так что ему по сути везде легко устроиться Я так счастлива, Есень! Ты мой ангел-хранитель! Благодаря тебе я нашла свою половинку.
Подруга на самом деле выглядит очень счастливой, не могу не порадоваться за нее. Хоть кто-то радуется в этой жизни. Это замечательно.
— Прекрасно, — улыбаюсь искренне. — Я очень переживала, что испортила твой отпуск.
— Да ну тебя! Даже если бы не Игорь, ты ведь не виновата, что заболела. Кстати, раз тебе лучше, когда в больницу поедешь? Надо же анализы сдать, узнать, что за вирус такой приключился.
— У меня просто слабость, акклиматизация. Резко похолодало, а я в платье вышла на улицу. Очень глупо. Сейчас уже все в порядке, не думаю что есть смысл ехать в больницу.
Терпеть не могу больницы, поликлиники. Ужасно в них себя чувствую. Я ведь поправилась, так зачем лишний раз посещать рассадник вирусов и микробов?
Давид тоже каждый день напоминает про обследование. Да и Карина не отстает. Похоже мне все-таки придется сдать хоть какие-то анализы.
**
Подходит день отъезда Кристины. Я уже вполне бодрая, как раз вчера добралась до больницы, сдала кровь. Только чтобы от меня отвязались. Смотрю на чемодан подруги и сердце сжимается. Как я по родным местам соскучилась, по отцу. Созваниваемся крайне редко и это тяжелые разговоры ни о чем. Чаще берет трубку мачеха, которая совсем не любезна со мной. Что не добавляет настроения. Надеюсь, скоро папа решит свои дела и моя миссия «жены» закончится.
***
Все эти дни я почти не видела Давида, и когда вечером, после того как я проводила Крис он заходит в мою комнату, встречаю его удивленным взглядом.
— Как ты себя чувствуешь? — оглядывает меня внимательно.
— Прекрасно, — передергиваю плечами. Он нервирует меня одним своим присутствием.
— Хорошо, я рад. Поужинаешь со мной завтра?
— С чего вдруг?
— Ты моя жена, если не забыла.
— Если это необходимо, и я не могу отказаться… — вздыхаю.
Меня тяготит этот разговор. Давид находится слишком близко. Это подавляет и одновременно тревожит. Отворачиваюсь, подхожу к зеркалу, продолжаю расчесывать волосы. Байратов подходит ближе, останавливается почти вплотную, позади меня и волоски на всем теле встают дыбом. Чувствую, что он внимательно смотрит на меня. Встречаюсь в зеркале с ним взглядом, вспыхиваю, щеки начинают гореть. Выражение лица Байратова нечитаемое. Сжимаю веки. Нестерпимо хочется исчезнуть отсюда.
— Ты снова ведешь себя как в первые дни нашего знакомства, — произносит хрипло. — Может быть объяснишь, что с тобой случилось? Подружка наговорила чего-то?
— Что за бред? Откуда такие вопросы? — хмурюсь. — Между нами никогда не было потепления. Тебе показалось.
Да, мне безумно хочется бросить ему в лицо правду. О том что слышала, как он отрекся от своего ребенка. Каким жестоким был. Он не хочет ребенка Камиллы. Он выбрал меня. Как инкубатор, не спросив моего мнения. Байратов не знает, что и об этом мне известно.
— Я все равно узнаю в чем причина, Есения. Ты моя жена и я хочу знать о тебе все.
— Я тебе не жена! — вырывается у меня. — Не жена, понял? У нас с тобой никогда не будет все по-настоящему! Не жди, что стану рожать для тебя, это бред, извращение! Даже подумать о таком противно!
— Ясно, — усмехается, но по недоброму, в глазах полыхает нечто дикое, опасное. — Иногда подслушивать очень вредно, девочка. Понятно, что тебя сильно впечатлила моя беседа с твоим папашей. Зря. Это было только для того чтобы задеть его чувства. Сказал, что в голову пришло. На самом деле и не думал о таком. Ты серьезно из-за этого так сильно шарахалась от меня?
Бледнею. Слышать, что те слова были ложью почему-то вместо облегчения, приносит боль. Сама не могу разобраться в своих чувствах.
— У меня никогда не будет наследника, Есения.
Говорит это равнодушно, буднично. С холодным цинизмом. И снова меня прошивает боль. Ощущение жуткой пустоты и одиночества.
— Почему? — шепчу одними губами. — Как ты можешь говорить с уверенностью?
Почему он такой жестокий? У него уже есть ребенок. Но Давид не хочет о нем знать.
— В тюрьме произошло кое-что. Причем по инициативе твоего отца. Ему очень хотелось уничтожить все следы своих преступлений. И он подписал мне смертный приговор. Но я выжил, хоть и с трудом.
— Ты лжешь! Ненавижу тебя!
Задыхаюсь, не могу слушать чудовищные откровения. Но в глубине души понимаю, ни один мужчина не станет лгать о подобном.
— Было много ножевых ранений. Очень много лекарств, гормонов, куча всего. Не думаю, что тебе интересны подробности. Меня вытащили оттуда, дали шанс выкарабкаться. Врач, который занимался моей реабилитацией, предупредил, что иметь детей я не смогу. Побочные эффекты слишком серьезны. Даже если захочу — это будет огромным риском.
Смотрю на него с ужасом.
Значит поэтому не хочет видеть ребенка Камиллы?
— Так, стоп. Ты жалеть меня собралась? — лицо Байратова бледнеет, черты натягиваются. Он явно сильно злится. — Мне не нужна жалость, ясно тебе, маленькая дурочка? У меня никогда не было желания стать отцом. Никогда не хотел спиногрызов, у меня другие приоритеты. Как я понимаю, ты придерживаешься такой же позиции? Значит мы идеально друг другу подходим, как считаешь?
— Считаю, что ты чудовище!
— Тогда радуйся, возможно скоро ты от меня избавишься. Твой папочка очень старается выполнить все условия Ахмада. После он заберет тебя. Все закончится. Хотя не факт, что не подложит тебя еще под кого-нибудь, чтобы решить очередные проблемы.
От ярости на его слова темнеет в глазах. Замахиваюсь и влепляю пощечину, с такой силой, что руку пронзает боль, аж слезы на глазах выступают. Не могу сделать вдох, настолько больно. Дышу короткими рваными урывками.
— Как… как… ты… смеешь, — выдавливаю.
Из меня словно высосали всю жизнь, не оставив ни крупицы.
Давид спокойно выходит из комнаты.
Я еще долго пытаюсь восстановить дыхание, потом меня накрывает истерика. Разговор был ужасен, но ведь результат должен принести мне облегчение? Давид сказал, что скоро все закончится? Без эмоций, просто констатация фактов. Можно ли ему верить?
Но главным для меня является другой вопрос. Почему нет ни проблеска радости, от мысли, что скоро я освобожусь от Давида? Наоборот, сердце словно коркой льда покрылось.
Безжалостный подонок. Не могла же я влюбиться в него? Он не заслуживает ни крупицы любви!
Тем временем продолжаю крутить в голове его рассказ. Неужели все правда? Его порезали, едва спасся с того света. Мой отец к этому причастен. Безумие. Я не могу поверить, что папа может быть способен на такую жестокость!