— Как он?
— Пока не приходил в себя, — отчитывается медсестра. — Не волнуйтесь Вы так, я сразу же сообщу, если будут изменения.
На улице утро, мне пора ехать домой, к дочери. Я медленно киваю головой и направляюсь на выход из больницы. Ночь выдалась на редкость сложной, поэтому речи о том, чтобы ехать за рулем нет. Я вызываю такси, забираюсь на заднее сиденье автомобиля и называю адрес.
От работы и до дома успеваю ненадолго закрыть глаза. Не засыпаю, нет, просто представляю, как Илья идёт на поправку. Как приходит в себя, как с него постепенно снимают повязки. Как рассасываются швы, а кожа лица приобретает здоровый оттенок.
— Приехали, — слышу голос таксиста и протягиваю ему купюры.
Когда прохожу в дом, то замечаю на руках у Ромки нашу дочь. Викуля капризничает, сует кулачки в рот и жалобно хнычет.
— И так всю ночь, — Игнашев тут же отдает мне малышку. — А мне, между прочим, собираться на работу.
— Ты обещал, что до обеда останешься дома, — целую пухлую щёчку и иду следом за ним.
— Знаешь, что, Аль, мне твоя работа поперек горла, — останавливается, смеряет меня раздраженным взглядом.
— Ты же знаешь, что я иду на повышение квалификации, Рома.
Малышка замолкает в моих руках, словно чувствует, что между родителями сейчас рванет буря. Ромка достает из шкафа выглаженный мной костюм и свежую рубашку. Выглядит взвинченным и злым и плевать он хотел на свои обещания.
— Твоя работа приносит сущие копейки, зато хлопот от неё больше, чем от моей. Так может стоит её сменить?
— Я больше ничего не умею, кроме как лечить, — осторожно опускаю дочку в кроватку, протягиваю ей игрушку и с умилением наблюдаю за тем, как она увлекается. — После ночной смены я всего лишь хочу спать.
— Аль, ты извини, что вспылил, но я сегодня действительно занят, — вздыхает Игнашев. — Вызови няню на крайняк, а я ушёл.
Он бегло целует меня в губы и направляется на выход, и я только успеваю выкрикнуть ему вдогонку информацию про Илью.
- К нам ночью привезли Громова, — Ромка останавливается в шаге от входной двери. — И я… я спасла его. Ты бы видел в каком состоянии он был…
Меня прорывает и я начинаю плакать. Плевать, что подумает он. Игнашев разворачивается на сто восемьдесят градусов, виновато смотрит в мою сторону и походит ближе. Обнимает меня за шею и притягивает к себе. Он должен был узнать это от меня. В конце концов, Илья его друг и бизнес-партнер.
— Ты молодец, Аля. Это я урод, потому что накричал на тебя. Ты умница у меня, слышишь, — он целует моё лицо, солёное от слёз и нежно гладит голову. — Как он, Аль? Как Илья?
— Пока без сознания, но я уверена, что будет жить.
— Отлично же, моя хорошая. Ты иди отдыхай, а я сейчас вызову няню. Отдыхай, ты у меня молодец…
Я благодарно киваю и направляюсь в спальню. Слышу, как щёлкает дверь. Достаточно быстро приезжает няня, но нам с Викулей она ни к чему — мы спим на огромной двухместной кровати и просыпаемся только тогда, когда за окнами темно.
Телефонный звонок заставляет меня встрепенуться. Я тяну руку к мобильному и тут же снимаю трубку.
— Альбина Сергеевна, Вы просили сказать, если будут изменения.
— Да, Катя, продолжай, — произношу нетерпеливо. — Что с Громовым?
— Он в себя пришёл.
Глава 21.
Альбина.
— … утром сделали переливание крови, укололи обезболивающее и сменили повязки, — отчитывается медсестра, которая заступила на смену.
Мы идём по длинному коридору прямо к его палате. Сердце предательски стучит и кажется, что этот стук слышно не только мне. В реанимацию посторонним нельзя, но я, к счастью, имею право беспрепятственно проходить все посты.
— Спасибо, Оля, — останавливаюсь у двери палаты и намекаю ей, что на этом всё — ей пора уходить.
Оля понимающе кивает и оставляет меня одну. Не знаю, почему я медлю, но стою у двери ещё несколько секунд. Чувствую себя школьницей на первом свидании — поправляю прическу, одергиваю вниз короткий халат и невероятно волнуюсь.
Толкаю дверь от себя и ощущаю приятное тепло, разливающееся по телу. Громов не спит. Когда слышит шум, поворачивает голову в мою сторону. Его лицо выглядит бледным, на нем сплошь кровавые ссадины и порезы, а область живота буквально окутана бинтами, но он всё равно улыбается уголками губ, внимательно за мной наблюдая.
Могу только представить, как ему сейчас больно — после полученных травм и хирургического вмешательства нужно время и силы, чтобы прийти в себя. Но я не собираюсь его жалеть — знаю, что он этого не любит. Вот только мысль о том, что я могла его потерять никак из головы не выходит.
— Привет, Илья, — медленными шагами прохожу по палате. — Если ты хотел увидеться, то мог бы выбрать не такой изощренный способ.
Стараюсь шутить, но мой голос дрожит и кажется, что я вот-вот сорвусь и расплачусь. Но мне всё же удается развеселить Громова, потому что улыбка его становится шире.
— Здравствуй, Альбина, — произносит хрипловатым голосом Илья.
— Как ты…? — в горле образовывается тугой ком, мешающий мне нормально говорить.
— Кудряш, подойди ко мне, я не кусаюсь, — произносит Громов.
Я слушаюсь его и делаю несколько шагов навстречу. Сажусь на край кровати, осторожно тянусь к его руке и накрываю своей. Его синие глаза непрерывно на меня смотрят. Так глубоко и долго, что хочется в них утонуть.
— Я испугалась за тебя, Илья, — говорю почти шепотом. — Пообещай, что больше не станешь меня так пугать.
Громов приподнимает в воздух руку и касается моей щеки. Его прикосновение вызывает у меня целую гамму эмоций, потому что он гладит меня пальцами особенно нежно и горячо.
— Все будет хорошо, Кудряш.
Дверь в палату открывается, и медсестра Оля заносит штатив с медикаментами, которые нужно вводить Илье внутривенно. Всё же, реанимация — это не место для таких вот спонтанных свиданий и встреч.
Я отшатываюсь в сторону, делаю вид, что изучаю историю его болезни, но, судя по смеющейся улыбке Громова, из меня совершенно никудышная актриса.
— Прикроешь меня, я хочу свинтить пораньше, — просит Дашка под конец рабочего дня.
Заведующий отделением у нас очень строгий, поэтому опоздания и любые нарушения дисциплины заканчиваются прилюдной поркой и выговором.
— Ты куда собралась? — отрываю взгляд от бумаг и смотрю на подругу.
Она подводит губы красным, обильно пудрит нос. Распускает свои длинные волосы, и довольная собой, крутится перед зеркалом.
— На свидание, — звучит её ответ. — Он холост, никогда не был женат, ипотек и кредитов нет, и, кажется, совершенно не употребляет алкоголь.
— Закодирован? — спрашиваю шутя.
— Тьфу на тебя, Аля! — обиженно кривит губы подруга. — Лучше пожелай мне удачи!
— Удачи, Даш. Я правда надеюсь на то, что в этот раз у тебя всё получится.
Подруга убегает, оставляя меня в ординаторской одну. Рабочий день подбегает к концу, больничные коридоры опустели, а моё волнение за самочувствие Громова всё равно зашкаливает. За эти часы я уже, должно быть, достала медсестру Олю своими вопросами и звонками.
Во время обеденного перерыва я всё же собралась с духом и позвонила его матери для того, чтобы успокоить. Обычно такие слова мне даются с огромным трудом, но тут у меня нашлись мотивы и силы. Сказала, что нужно немного подождать и её обязательно пустят к сыну.
На столе вибрирует мобильный и я, не глядя на экран, снимаю трубку.
— Аль, ты скоро заканчиваешь? — спрашивает Ромка.
— Через полчаса буду свободна.
— Я хотел бы увидеть Илью. Устроишь встречу?
— Прости, у меня нет таких полномочий, Ром. Я даже матери его не разрешила приходить, пока Громова не переведут в общую палату.
— Жаль, — вздыхает Игнашев. — Давай я заберу тебя?
— Хорошо, — соглашаюсь я.
Ромка заверяет меня, что будет возле больницы примерно через полчаса. Я начинаю собираться, но решаю ещё раз спросить у медсестры как там Илья. Прохожу по больничному коридору, иду к посту, но на месте никого не обнаруживаю. Ноги сами несут меня в палату Громова. Толкаю дверь от себя и замечаю, что Илья уже ходит.
Он подходит к раковине и умывает лицо. Вид его полуобнаженного тела заставляет меня нервно сглотнуть. Он… мощный, сильный и по-прежнему красивый.
Увидев меня на пороге заканчивает умываться и закрывает ржавый кран. Тянет руку к полотенцу и вытирает капли воды, стекающие по лицу.
— Тебе, наверное, больно ходить? — спрашиваю, глядя на перебинтованный живот Ильи.
Спрашиваю не как врач, а как женщина у которой глядя на него душа болит.
— Не больнее, чем танцевать с вывихнутой ногой, — отвечает Громов.
Я улыбаюсь, потому что этот случай произошел со мной на свадьбе у наших старых знакомых. В разгар веселья я споткнулась и подвернула ногу, но уходить с танцпола не спешила, пока не выиграла один весёлый конкурс. Сейчас уже и не помню, в чём была суть и каким был выигрыш. Помню только, что Илья нёс меня на руках до травмпункта, а я смеялась, несмотря на боль, и твердила, что ещё не натанцевалась.
— Я тогда много выпила, — произношу, смеясь. — Поэтому боли почти не ощущала.
— Я бы тоже сейчас с радостью выпил, но мой лечащий врач мне не разрешает, — качает головой и делает шаги мне навстречу.
— Глупые шутки, Илья, — отвечаю с придыханием.
Упираюсь спиной в закрытую дверь и тяжело дышу. От него пахнет медикаментами, но этот запах будоражит мои чувства не меньше дорогого парфюма.
Он близко. Настолько, что смело берет меня за шею и приближает к себе. Его губы теплые, немного шероховатые и настойчиво целуют. Язык раздвигает мои губы и ласкает мой рот, вызывая легкое головокружение и отчётливую пульсацию внизу живота.