— Да, она, — разговор об Илье начинает мне надоедать, но я терпеливо отвечаю на все интересующие его вопросы.
— Отлично. Надо будет заехать к нему на днях, — бросает он равнодушным тоном.
Оставшуюся дорогу к пансионату, где мы будем отдыхать, я еду молча. Когда Викуля засыпает, перевожу взгляд в окно и смотрю на мельтешащие за окном деревья. Иногда глупо улыбаюсь, пока никто не видит, иногда ощущаю, как прерывисто стучит моё сердце, потому что воспоминания вчерашнего вечера безудержно врываются в моё сознание.
Наш секс с Ильей был спонтанным и я совершенно не хотела, чтобы так вышло. Наверное, это считается изменой, предательством по отношению к моему мужчине, но в тот момент это было моим наваждением. И наслаждением, если уж быть совсем откровенной.
В пансионат мы приезжаем к полудню. Ромка помогает матери занести вещи в её номер, а мы — занимаем просторный соседний. Одна из комнат с двухместной кроватью и детской люлькой, где будет спать Викуля. Рома тут же относит свои вещи в комнату поменьше, с одноместной кроватью, даже на отдыхе стараясь не слышать отвлекающего от сна шума. Я не спорю. Для меня так даже лучше.
Викуля начинает капризничать, и я плавно опускаю её на широкую кровать, снимаю лифчик и прикладываю малышку к груди. Высосав приличную порцию молока, и, выпустив изо рта сосок, она тут же сладко засыпает. Умиляясь её красоте и очарованию несколько минут ещё валяюсь на кровати, несмотря на то, что слышу, как в соседней комнате Ромка распаковывает наши вещи.
Переложив дочку в люльку снимаю с себя свитер и джинсы, переодеваясь в свободный спортивный костюм. Когда штаны оказываются на полу, а я остаюсь стоять в комнате в одних только трусиках, дверь в нашу с Викой комнату открывается. Я резко вздрагиваю. Наверное, достаточно сильно, потому что Игнашев щурит глаза и начинает пристальнее меня рассматривать.
— Хотел сказать, что обед через полчаса. Вика успеет проснуться?
Кажется, он двигается в мою сторону. Я не вижу, потому что отворачиваюсь и беру в руки спортивные штаны, желая, как можно скорее прикрыть свою перед ним наготу.
— Не спеши, — просит тихим голосом, когда оказывается прямо за моей спиной.
Его тело упирается в мою спину и мне становится некомфортно. Наверное, всему виной Илья, после которого мне не хочется, чтобы кто-то кроме него меня касался.
Руки Романа ложатся на мои бедра. Гладят вверх и вниз, словно делают легкий массаж. Всё это напоминает медленную пытку. Я закрываю глаза. Тяжело дышу, мечтаю, чтобы проснулась Вика, внезапно вошла мама и он отошёл от меня.
— Что это у тебя? — спрашивает вдруг Рома.
— Где? — поворачиваю голову назад, туда, где пальцы Игнашева болезненно натирают тело.
Там отчётливый синяк. Совсем свежий, оставленный Громовым и его несдержанными руками, сминающими мои ягодицы. Жар моментально приливает к лицу, я собираюсь сказать Ромке совсем другое, но, приоткрыв рот, понимаю, что боюсь. И не решаюсь.
— Ударилась, наверное.
Он хмурится, но, кажется, верит мне.
— Одевайся, у нас осталось пятнадцать минут, — произносит Рома, похлопывая меня по ягодицам, прежде чем выйти из комнаты.
Я киваю, и он, наконец, оставляет меня одну.
— Замечательная природа, изумительная кухня и много времени, которое нужно для вашей семьи, — сообщает мама, выкатывая коляску на тропинку.
Глубоко вдыхаю морозный воздух и молча иду рядом.
— Да, здесь прекрасно, мама, — соглашаюсь с ней беспрекословно. — А Ромка и правда в последнее время заработался.
— Вот и отлично, дочка. Мне нравится твой настрой, — произносит мама. — Сегодня вечером Рома попросил меня посидеть с Викулей, чтобы Вы могли устроить романтический ужин и вспомнить, что вы не только родители, но и супруги.
— Мы не супруги, мам, — напоминаю на всякий случай.
— Это всё временно, дочка.
— Что ты сейчас сказала? — удивляюсь я.
Останавливаюсь стоять на заснеженной тропинке, чувствуя, как внутри меня разрастается раздражение и злость. Кажется, что за моей спиной Ромка и мама неплохо сработались. И она знает куда больше о нас, чем я сама.
— Брось, Аля. Разве ты не задумывалась над тем, зачем он вас сюда привез?
— Чтобы провести время с семьей, — ошарашенно отвечаю я. — Он много работал и…
— Ничего говорить не буду, ты сама всё увидишь, — мама спешить как можно скорее закрыть разговор. — А вот, собственно, и сам Рома.
Игнашев присоединяется к нам на прогулку. Целует меня в щёку, прижимает к себе и неспешно идёт рядом. Слишком весёлый и какой-то задумчивый.
И это наводит меня на мысль о том, что его настрой сегодняшним вечером значительно усложнит мне задачу.
Глава 25.
Альбина.
Ресторан, куда мы направляемся с Ромой, находится в соседнем корпусе, поэтому мне приходится накинуть поверх чёрного платья зимнее пальто. Ступая по хрустящему снегу я вся дрожу. Не знаю, это потому, что на улице минусовая температура или потому, что мне сложно переступить через себя и сделать человеку больно своими словами?
Рома идёт рядом со мной и о чем-то рассказывает. Я не вникаю в суть его монолога, только изредка киваю в нужный момент и делаю вид, что внимательно его слушаю. Бросаю на него короткие взгляды и не могу поверить, что пять лет назад этот добрейшей души человек оклеветал друга. Где правда? И как узнать, кому действительно стоит верить? Возможно, Рома тогда неправильно все понял, не так как нужно информацию мне подал… но что сейчас гадать, когда время безвозвратно утеряно?
Игнашев всегда был своим в доску парнем. Не пропускал ни одной крутой вечеринки, был веселым и компанейским. Заводилой, тем ещё шутником и балагуром. С Ильей дружил сильнее остальных — это была дружба, проверенная годами, обстоятельствами и временем. Мне всегда казалось, что я умею чувствовать людей, но как оказалось на практике — не очень.
Рома волнуется. Помогает мне снять пальто, отодвигает стул и подает руку, чтобы я заняла своё место за столиком у окна. В зале почти пусто и это радует меня. Все обстоятельства складываются так как нужно.
— Синельников говорил, что здесь замечательная кухня, — произносит Ромка, наполняя один из бокалов вином, другой — яблочным соком.
— Да, паста просто пальчики оближешь, — соглашаюсь с ним.
По правде говоря, еда в горло совсем не лезет. Я откладываю столовые приборы в сторону, вытираю губы салфеткой, оставляя на ней алые следы и впервые за весь вечер смотрю в глаза Игнашеву.
Он красивый мужчина с правильными чертами лица. Хорошо сложен, со спортивным подтянутым телом. Ромка любит ухаживать за своей внешностью. Уверена, к нему выстроиться очередь желающих заполучить его сердце. Когда-нибудь он обязательно будет счастлив, но только не со мной.
— Ром, нам нужно поговорить, — начинаю я.
По спине пробегает легкий холодок, но пути назад больше нет.
— Точно, Аль! Мне тоже нужно сказать тебе кое-что важное, — спохватывается Ромка.
Он шарит руками по карманам и тут же выуживает бархатную коробочку из пиджака. Во рту образовывается огромный колючий ком, который мешает мне прямо сейчас сказать ему всю правду.
— Альбина, ты лучшая женщина, которую я встречал в своей жизни…
Он щелкает пальцами и дает знак официанту. Чёрт, что он ещё задумал? Я никогда не понимала громких признаний в любви на глазах у публики. Когда будущую невесту ставят перед сложнейшим выбором — согласиться в угоду толпе или отказать, рискнув быть заброшенной камнями и гневными осуждениеми.
— Стой, Ром, — перебиваю его, чтобы остановить порыв, который я, увы, не оценю. — Это важно. Просто выслушай меня, хорошо?
Рома кивает. Официант выносит в зал огромный букет цветов и ставит их за наш столик. Розы изумительно пахнут, но о запахе мне нужно думать в последнюю очередь. Важно сконцентрироваться на своих мыслях.
— Я благодарна тебе за дочь, Ром. Вика — это лучшее, что случилось в моей жизни, но я запуталась. Правда запуталась. Поэтому хочу немного свободы.
Игнашев хмурится. Улыбка медленно сползает с его лица, уголки губ ползут вниз. Разучилась я рвать на корю. Возможно это ещё не раз пригодится мне в жизни, но сейчас я ощущаю себя особенно гадко со всеми этими признаниями в любви и цветами, которые я не заслужила.
— Аль, ты сейчас серьезно? — произносит Рома после минутной паузы.
— Вполне, Ром. После возвращения из пансионата я бы хотела забрать свои вещи и перевезти их в свою квартиру.
— А Вика? — недоуменно спрашивает он.
— Она со мной, естественно. Прости, но это даже не обсуждается, Ром.
Его вопрос касаемо дочери задевает моё сердце. Как он мог вообще подумать о том, что я могу оставить свою малышку? Напряжение витает в воздухе. Кажется, вот-вот рванет, потому что мимика Романа меняется с невероятной скоростью — от недоумения до злости и наоборот.
— Ты… Это из-за Громова, да?
Я ничего не отвечаю, просто отвожу взгляд.
— Он изменял тебе направо и налево! Он бросил тебя, когда тебе было сложно! Забыла, Альбина? — в его голосе проскальзывают раздраженные нотки. — Забыла, как чуть вены себе не вскрыла из-за него? Да только я успел и спас тебя, обнаружив в ванной с лезвиями в руках?
Его слова бьют меня наотмашь. Всё это было в моей жизни, но я старательно хотела об этом забыть. На тот момент я действительно считала, что мне незачем жить — ребёнок, которого я ждала, родился с пороками развития несовместимыми с жизнью, а муж, которому я безотговорочно верила, изменил с другой. Только сейчас до меня доходит смысл слов Ромы. Если бы он не вбил в мою голову, что Илья — изменщик, всего того кошмара в моей жизни могло бы не быть…
— Он же не изменял мне, правда? — спрашиваю почти шепотом.