Но он выжил. Выкарабкался и восстановился. Я знал это от матери, потому что по-прежнему жил в квартире, которую мы снимали с Дашкой. Я ничего в ней не изменил, даже вещи и те остались на прежнем месте. Меня интересовало только две вещи: учеба и состояние брата. Последнее до тех пор, пока он не пришел в себя. После я ждал, когда он придет. В том, что так и будет, я не сомневался.
Я ждал его, но когда он пришел, было неожиданно. Я как раз шел домой, уже нажимал цифры домофона, когда услышал сухое:
— Привет, Матюша.
Я избил его тогда до новой реанимации. Сломал ему несколько костей, выбил челюсть и сделал сотрясение, но по-честному — хотел убить. Мне было плевать на то, что скажет отец, как посмотрит мать и сяду ли я в тюрьму.
Демьян отнял у меня мою семью. Из прихоти. Потому что Даша должна была быть его, а неожиданно влюбилась не в мажора, а в умника. Мне стало плевать на все вокруг и единственное, в чем я тогда находил утешение — учеба и практика.
Брата я больше не видел, с родителями не общался. Это неправильно, но никто из них так и не понял, почему я его избил. А я не мог по-другому. Не мог жить, зная, что не отомстил.
Я дал себе слово выучиться и стать известным доктором, спасать жизни и делать женщин счастливыми. А еще пообещал себе никогда не ввязываться в отношения и всегда пользоваться защитой. Я дал себе обещание еще не зная, что однажды система даст сбой и сука-судьба расставит все иначе.
Глава 33
Вслед за Матвеем я выхожу из машины и иду в дом. Я едва ли понимаю, что у нас происходит. Нам бы поговорить, обсудить все произошедшее, но когда я вижу Матвея, осознаю, что никакого разговора не будет.
— Света на втором этаже в комнате, которая находится справа от твоей, — бросает он и проходит мимо меня, поднимаясь на второй этаж.
В его руках замечаю бокал и бутылку с виски. Я знаю, что разговор был нелегким, но почему-то не могу молча смотреть на то, как его утягивает в пустоту.
— Матвей.
Он останавливается на полпути, как раз там, где разветвляется лестница, и оборачивается. Смотрит на меня своим тяжелым оценивающим взглядом и я вижу, как его грудь вздымается от глубокого вдоха.
— Что, Вероника?
Его голос звучит устало и немного растерянно, взгляд блуждает по моему телу, и я делаю несколько шагов к нему, поднимаясь на первые ступеньки.
— У нас сегодня свадьба, — объясняю я, — давай посидим вместе, поговорим.
Я понимаю, что делаю шаг к нему, пытаюсь стать ближе и даже ступаю выше, чтобы приблизиться еще, если он позволит. Обнять его и поговорить, быть выше и сильнее всех обидных слов и поступков, исходящих от него. Я женщина, и я должна быть мудрее. Не ради него, нет. Ради себя и своих детей.
— У нас фарс, Вероника, — он усмехается и пожимает плечами. — Просто фарс. Красивая картинка на публику.
Он не позволяет. Разворачивается и поднимается по правой стороне лестницы, а я молча вздыхаю и иду к Свете. Я, по крайней мере, попыталась. Показала ему, что готова уступить, выслушать, поговорить и возможно даже простить.
Я нахожу подругу на кровати в позе эмбриона. Она лежит и смотрит в одну точку, вздрагивая только когда я шуршу свадебным платьем и сажусь рядом.
— Поговори со мной.
Хочу, чтобы она выговорилась. Рассказала все и отпустила то, что с ней случилось. Света закрывает глаза и я думаю, что она не будет говорить, но она рассказывает. Ее голос звучит прерывисто и иногда срывается, но главное, что она не молчит.
— Мы не были в отношениях, — начинает Света. — Не признавались друг другу в любви и не планировали семью, но я забеременела. Я не знаю как так получилось, то ли таблетки дали сбой, то ли я пропустила прием. Я не помню, — подруга набирает побольше воздуха в легкие и продолжает: — Матвей не хотел. Когда он узнал был в ярости, а потом успокоился и вроде как даже принял. Да и я хотела. Мне ведь уже не двадцать.
Света встает и садится на кровати, упирается в спинку и утирает слезы с лица.
— Я узнала о синдроме на приеме. Не верила ему. Думала, что он все запланировал, но другие доктора подтвердили. Матвей не заставлял меня, Ника, хотя я и не хотела. Я шла на аборт со слезами, но убеждением, что так правильно.
Она всхлипывает и вытирает лицо от вновь стекающей по лицу влаги, а я только сжимаю ее руку сильнее, придавая сил.
— Он не заставлял меня, Ника. Настоял, но не заставлял, — решительно говорит Света.
— Тогда… почему?
— Ира, — выдыхает подруга. — Иногда мне кажется, что я ее не знаю. Это она расстроила меня на свадьбе, вспомнила о том, что я потеряла, заставила снова думать об аборте и о том, что я никогда не смогу родить.
— Глупости, — уверенно заявляю я. — Сможешь, конечно. Найдешь мужчину, выйдешь замуж и родишь.
Я обнимаю подругу и стараюсь, чтобы мой голос звучал весело. В голове не укладывается то, что рассказала Света. Ира ее подговаривает? Но зачем?
Я бы с радостью продолжала допытываться, но по усталому виду подруги понимаю, что ей нужно отдохнуть, а поговорить мы можем и завтра. Я желаю ей спокойной ночи и иду к себе в комнату, но когда захожу, замираю у двери, замечая Матвея с бокалом виски в руках.
Я тихо прикрываю дверь и прохожу вглубь комнаты, замечая на столике яблочный сок и стакан, а также тарелки с едой.
— Я подумал, что несправедливо оставлять тебя одну, — слегка невнятно говорит Матвей.
Его язык заплетается, видимо, от выпитого алкоголя, а глаза смотрят затуманено.
— Не думаю, что говорить сейчас хорошая идея, — осторожно замечаю я, но Матвей лишь усмехается.
— Я пришел не поговорить. Давай просто посидим вместе, — он поднимает бокал и осушает половину, после чего тянется к столу, берет канапе, запихивает его в рот и вытаскивает шпажку, бросая ее на стол.
Я вздыхаю, но все же подхожу к мужчине, наливаю себе в стакан сок и немного отпиваю, потому что в горле почему-то становится сухо. Я забираюсь на кровать как есть: в свадебном платье, чулках, фате и украшениях. Я ужасно устала и у меня попросту нет сил, чтобы раздеваться.
Матвей разворачивается ко мне и упирается спиной в столбик кровати, протягивает ноги и смотрит слегка замутненным взглядом.
— Почему ты такая, Вероника? — он нарушает молчание.
— Какая?
— Живая, — без заминки говорит он, — добрая, понимающая, я могу продолжать до бесконечности. В клубе ты показалась мне девушкой, готовой снимать каждый вечер нового парня, да и потом… — он запинается и отводит взгляд. — Сейчас ты мне такой не кажешься.
— Может, потому что я не такая?
— А, может, потому что ты пытаешься стать лучше?
— Ну вот у тебя уже есть ответ, — горько говорю я, — зачем тогда спрашиваешь?
— Виски, — он снова салютует стаканом и отпивает, после чего я не выдерживаю, склоняюсь к нему и пытаюсь отобрать напиток, но Матвей не дает. Поднимает руку со стаканом выше, а второй рукой тянет меня за талию, разворачивая и усаживая к себе на руки.
Маневр ему удается, но я пытаюсь вырваться. Дергаюсь, но меня не отпускает сильная мужская рука. Матвей удерживает меня, и я прекращаю дергаться, обмякая в его руках. Я устаю. Устаю бороться, да и все, что сейчас происходит кажется мне правильным. Я вздрагиваю, когда слышу звон разбивающегося стакана, а после чувствую, как вторая рука мужчины ложится на мой живот, притягивая ближе.
Глава 34
Дыши, Вероника, дыши!
Я приказываю себе, но все равно задерживаю дыхание, когда чувствую, как Матвей убирает тяжелые пряди волос и оголяет мою спину, а после прижимается к ней губами. Он оставляет влажную дорожку поцелуев, вынуждая закрыть глаза и кусать губы, чтобы не стонать и не нарушить то волшебство, что возникло между нами.
Один. Два. Три.
Я сбиваюсь при подсчете поцелуев и чувствую как кожа покрывается мурашками от его нежных, обжигающе-приятных касаний. Его ладонь обхватывает и легонько сжимает грудь, распространяя по телу приятное покалывание. Я прерывисто дышу и жду, когда все закончится. В том, что это так и будет, не сомневаюсь. Он попросту не может со мной переспать. У нас контракт. Чертово соглашение, о котором приходится помнить, чтобы не отключиться окончательно.
— Твоя близость меня сбивает, Ника, — тихо говорит он, — как будто я под наркотиками и это нихуя не виски.
От его слов по телу тут же распространяется волна возбуждения. Если бы меня спросили о том, что меня возбуждает больше всего, я бы не задумываясь ответила “пошлые слова изо рта Мэта”.
Это дико, но этот мужчина умеет завести меня с одной фразы, сказав ее так, что хочется забыть обо всем, что произошло между нами и просто прожить эти мгновения. Дышать одним воздухом, чувствовать дыхание друг друга, срывать одежду и отдаваться без оглядки.
Хочется чтобы все было по-настоящему. Не игра на публику, а то, что доступно только нам двоим. Ведь то, что сейчас между нами, оно по-настоящему? Ведь нет ни журналистов, ни приглашенных, мы одни в этой комнате и нас никто не видит. Значит ли это, что мы реальны?
Я хочу в это верить.
И верю, когда Матвей не останавливается, не отталкивает меня от себя, а медленно расстегивает платье сзади. Я вздрагиваю, когда его горячие ладони ложатся на мое разгоряченное тело и легонько отодвигают ткань платья. Я все так же сижу у него на руках и отчетливо чувствую сильную эрекцию, упирающуюся мне в ягодицы.
Он. Хочет. Меня.
Это осознание набатом бьет по голове и заставляет до боли прикусить губу. Я не хочу стонать, не хочу вздрагивать, потому что боюсь его спугнуть. Боюсь, что он решит, что все неправильно и бросит меня, когда я так в нем нуждаюсь.
— Ты прекрасна, — его голос звучит так, будто ему тоже трудно говорить.
Я слышу его жесткое дыхание, которое обжигает мои плечи, чувствую, как он заводит руки вперед и хватает меня за грудь, легонько сжимая. Тугие соски тут же отзываются болью и удовольствием. Мужчина пропускает их между пальцами, слегка оттягивает, все же вырывая стон удовольствия, который я тут же подавляю.