Как видно из этого текста, в легенде уже произошли значительные изменения, и наиболее самоочевидное из них – это появление «Ту-охотника», захватившего в плен Берена. В конце «Очерка» говорится, что Ту был «могущественным полководцем» Моргота; он «спасся из Последней Битвы и по-прежнему таится в темных укрывищах, и склоняет людей к страшному поклонению себе». В «Лэ о Лейтиан» Ту фигурирует как страшный Некромант, Повелитель Волков: он обитает на Тол Сирионе, на острове посреди реки Сирион, где стоит эльфийская дозорная башня; этот остров впоследствии получил название Тол-ин-Гаурхот, Остров Волколаков. Это – Саурон (или впоследствии им станет). Тевильдо и его кошачье королевство исчезли полностью.
Но со времен написания «Сказания о Тинувиэли» на заднем плане возник еще один значимый элемент сюжета, связанный с отцом Берена. Эгнор, лесной охотник, ном «из сумрачных чащ на севере Хисиломэ» (стр. 46) исчезает. Теперь, в вышеприведенном отрывке из «Очерка», отцом Берена является Барахир, «прославленный вождь людей»: враждебная мощь Моргота растет, Барахир вынужден скрываться, предатель выдает его убежище врагу, и Барахир гибнет. «Его сын Берен, некоторое время пожив изгоем, бежит на юг, пересекает Тенистые горы и, изведав тяжкие лишения, приходит в Дориат. Об этом и об иных его приключениях рассказывается в “Лэ о Лейтиан”».
Отрывок из «Лэ о Лейтиан»
Ниже я привожу отрывок из «Лэ» (написанного в 1925 г.; см. стр. 98): в нем рассказывается о предательстве Горлима по прозвищу Злосчастный, который выдал Морготу тайное убежище Барахира и его соратников, и о том, что случилось после. Здесь следует оговорить, что текстологические подробности поэмы крайне сложны и запутанны, но поскольку моя (амбициозная) задача состояла в том, чтобы представить в данной книге легко читаемый текст, иллюстрирующий эволюцию сюжета легенды на разных стадиях, я пренебрег почти всеми деталями такого плана, чтобы не создавать лишней путаницы. Текстологическая история поэмы изложена в моей книге «Лэ Белерианда» («История Средиземья», т. III, 1985). Я включил в настоящую книгу фрагменты из «Лэ», дословно взятые из текста, подготовленного мною для «Лэ Белерианда». В каждом из отрывков строки пронумерованы отдельно[17]; эти номера строк не соответствуют сквозной нумерации поэмы в целом.
Нижеприведенный отрывок взят из Песни II «Лэ». Ему предшествует описание жестокого произвола Моргота в северных землях во времена, когда Берен пришел в Артанор (Дориат); рассказывается о том, как Барахир, Берен и еще десятеро их соратников жили изгоями, и Моргот напрасно охотился за ними на протяжении многих лет, и о том, как, наконец, «бдительности вопреки, их Моргот уловил в силки».
То Горлим был, что как-то раз
Ночной порой, в недобрый час
Один отправился сквозь тьму
В долину: тайный друг ему
Назначил встречу; чей-то дом
Минует: в сумраке ночном
Белеет смутный силуэт
На фоне звезд; лишь тусклый свет
Мерцает в маленьком окне.
Он заглянул: и, как во сне,
У призрачной мечты в плену,
Пред очагом свою жену
Увидел: прядь седых волос,
И бледность, и пролитых слез
Следы, и нищенский наряд
О днях страданий говорят.
«А! Нежный друг мой, Эйлинель,
Кого я почитал досель
Низринутой в мглу ада! Прочь
Бежав в ту роковую ночь,
Когда я волей черных сил
Утратил все, чем дорожил,
Не я ль уверился сперва,
Что ты погибла, ты мертва?»
С тяжелым сердцем, изумлен,
Глядел извне, из мрака он.
Но прежде, чем посмел опять
Ее окликнуть, разузнать,
Как удалось ей ускользнуть
И отыскать в долину путь, —
Зловещий крик совы ночной
Донесся вдруг. Раздался вой
Волков, предвестников беды:
Волк проследил его следы
Сквозь сумрак ночи. Злобный враг
Ночных убийц неслышный шаг
Направил в ночь не наугад.
И Горлим отступил назад,
Надеясь увести врагов
От Эйлинели; в глушь лесов
Он устремился прочь, один,
Через ручьи и зыбь трясин,
Сквозь лог, ночною мглой одет,
Как зверь, запутывая след,
Пока тропа не привела
К соратникам. Сгустилась мгла
И расступилась вновь; но он
Глядел во мрак, забыв про сон,
Пока унылый свет небес
Не озарил промозглый лес.
Измучен, Горлим был готов
Изведать плен и гнет оков,
Когда б сумел вернуть жену.
В душе его вели войну
Вассальный долг, любовь и честь,
И ненависть к врагу, чья месть
Грозит любимой: скорбь и страх
Кто мог бы передать в словах?
Шли дни – и Горлим, обуян
Тоской, пришел во вражий стан,
Готов предстать пред королем
Раскаявшимся бунтарем,
Что полагается едва
На милость обрести права
Своим известием о том,
Где находил в краю лесном
Отважный Барахир приют
И тропах, что туда ведут.
Он, приведен в глубинный зал,
Пред троном на колени пал,
Своим доверием почтив
Того, кто был от роду лжив.
И Моргот отвечал: «Ну что ж!
Ты Эйлинель свою найдешь —
Там, где она давно, скорбя,
Скитается и ждет тебя.
И боле вас не разлучат.
Предатель милый! Буду рад
В награду за благую весть
Тебя с женою снова свесть!
В стране теней живет она,
Любви и дома лишена —
Тот бледный призрак, что в окне
Ты видел ночью, мнится мне.
Но ты к ней попадешь теперь —
Мой меч тебе откроет дверь.
В разверстой бездны глубину
Ступай, ищи свою жену!»
Так умер Горлим, и не раз
Он клял себя в предсмертный час.
Так пал отважный Барахир
Под сталью вражеских секир.
Так все деянья старины
Напрасно были свершены.
Но Моргота коварный ков
Не удался – не всех врагов
Он одолел: война все шла,
Круша хитросплетенья зла.
Сам Моргот, верят, колдовством
Явил тот дьявольский фантом,
Что Горлима склонил ко злу, —
Так, чтобы канул вновь во мглу
Надежды свет, что рос и креп.
Но Берен, волею судеб
В тот день охотился средь скал
И, утомясь, заночевал
Вдали от лагеря. Но сон
Был мрачен: ночь со всех сторон
Надвинулась – и мир исчез.
Он видит: облетевший лес
Под ветром гнется, как быльё;
Но вместо листьев – вороньё
Крича, расселось в полумгле
И на ветвях, и на стволе.
Клюв каждой птицы обагрен
В крови; но встать не в силах он, —
Не разорвать незримых пут.
Темнеет рядом стылый пруд.
Вдруг – гладь недвижных, сонных вод
Заколебалась, дрогнув; вот
Сгустилась тень, бледна, светла,
И очертанья обрела.
Неясный призрак в тишине
К нему приблизился во сне
И молвил: «Горлим пред тобой —
Предатель преданный! Не стой,
Беги, не мешкая! Воспрянь!
Сомкнулась Морготова длань
На горле твоего отца!
Про тайный стан у озерца
Проведал Враг – и знает путь
К убежищу». Злых козней суть
Раскрыл тут Горлим. Сон же вдруг
Прервался. Берен, меч и лук
Схватив, помчался в тайный стан,
Стремительней, чем ураган,
Что, словно бы ножом, крушит
Верхушки ломкие ракит
Порой осенней. Жар огня
Жег сердце. На рассвете дня
Достиг он места, наконец,
Где Барахир, его отец
Разбил свой лагерь. Видит взгляд
Знакомых хижин жалкий ряд
На островке среди болот;
Рой птиц вспугнул его приход.
Но то не цапля, не кулик —
То вороны подняли крик,
Рассевшись на ветвях осин.
«Не скор был Берен!» – так один
Закаркал. И зловещий хор
Откликнулся: «Не скор! Не скор!»
И Берен прах земле предал,
Возвел из валунов завал,
И имя Моргота над ним
Он трижды проклял, одержим
Отчаяньем: в день горький тот
В нем сердце обратилось в лед.
Через леса и зыбь болот
Направил Берен путь – и вот
Он, наконец, настиг врагов:
Вблизи кипящих родников
Они устроили привал.
Один со смехом показал
Друзьям кольцо, трофей войны:
«Колечку, братцы, нет цены,
Да это и немудрено:
Белериандское оно,
И равного не знает мир:
Сраженный мною Барахир,
Лесной разбойник и бунтарь,
Помог-де Фелагунду встарь.
Кольцо мне велено принесть;
Ну да у Моргота не счесть
Богатств! Негоже королю
Скупиться! Я не уступлю
Сокровища! Ищи глупца!
Сболтну, что не нашел кольца!»
Но в этот миг взвилась стрела
И в грудь изменнику вошла.
Был Моргот, верно, рад узнать,
Что злейший враг его, под стать
Слуге, с кого особый спрос,
Удар ослушнику нанес.
Но смех Врага, должно быть, смолк
От слов, что Берен, точно волк,
Метнулся из-за валунов,
Один ворвался в стан врагов,
И выхватил кольцо, и вмиг
Исчез во тьме, – истошный крик
Летел герою вслед; рой стрел
Взметнулся в воздух, но задел
Лишь гномью сталь: броня, светла,
От гибели уберегла.
Так Берен скрылся: след пропал
Средь вереска и темных скал;
Не в силах беглеца сыскать,
Погоня повернула вспять.
Был Берену неведом страх:
Могуч и стоек, он в боях
Являл отваги образец,
Пока был жив его отец.
Теперь же свет небес померк
Для Берена. Скорбя, отверг
Он смех и радость, и мечтал,
Чтоб меч, стрела или кинжал
Прервали жалкой жизни нить.
В неистовом желанье мстить,
Страшась лишь участи раба,
Он смерти вызов слал – судьба
Хранила храбреца. Хвала
Дерзаньям доблести росла,