Молва гремела на миру,
Звучали песни ввечеру
О подвигах. Сражался он
Один, врагами окружен,
Таясь в тумане и во мгле.
Слуг Моргота в лесной земле
Смерть поджидала даже днем
За каждым деревом и пнем.
Его друзьями в трудный час
Надолго стали бук и вяз,
Пернатый и пушной народ
И духи каменных высот.
Но всяк мятежник обречен:
Могуч был Моргот и силен,
Не помнят короля грозней
Сказания минувших дней;
Все туже стягивал он сеть,
Стремясь строптивца одолеть.
Покинул Берен наконец
Край, милый сердцу, где отец
Обрел могилу средь болот:
В сырой земле, близ сонных вод,
Где, поникая на пески,
Свой плач слагают тростники,
Лежит прославленный герой.
В осенней мгле, ночной порой
Пробрался Берен сквозь заслон:
Прокрался мимо стражей он
Бесшумным шагом. Средь листвы
Не слышно звона тетивы;
Смолк свист стрелы; не вспыхнет щит,
Никто главы не преклонит
Средь вереска в тени полян.
Луна, что смотрит сквозь туман
На сосны; ветер, что волной
Колеблет вереск голубой,
Напрасно ждут его назад.
Ночные звезды, что горят
В морозном воздухе ночном
Искристым, трепетным огнем,
Теперь ему светили вслед,
Струя холодный, чистый свет
На горный кряж и сонный пруд:
«Пылающий Шиповник» люд
Встарь называл огни небес,
Что озаряют дол и лес.
Край Ужаса, где без числа
Переплелись дороги зла,
Оставил Берен за спиной,
Стремясь на юг. Крутой тропой
Сквозь хлад и тьму Тенистых гор,
Опасностям наперекор,
Пройдут лишь смельчаки. Высок,
Вознесся северный отрог:
Там – смерть и боль, там рыщет враг.
Обманчивый, неверный мрак
Окутал склоны южных скал:
Обрыв, и пропасть, и провал;
Там средоточье мрачных чар,
И темный морок, и кошмар,
И сладковато-горький яд
Потоки мертвые струят.
А вдалеке, за цепью гор,
Мог различить орлиный взор
С недосягаемых высот
Скалистых круч, одетых в лед,
В неясной голубой дали
Границы призрачной земли:
Белерианд, Белерианд,
Плетенье колдовских гирлянд.
Квента Нолдоринва
После «Очерка мифологии» единственным завершенным и законченным вариантом «Сильмариллиона» является данный текст (далее я стану называть его «Квента»); мой отец перепечатал его на машинке, по всей видимости, в 1930 году. Никаких предварительных набросков и планов к нему не сохранилось (если они вообще были); но не приходится сомневаться, что на протяжении работы над значительной частью «Квенты» отец держал перед глазами «Очерк». Притом что «Квента» длиннее «Очерка» и уже выдержана в «стиле “Сильмариллиона”», она, тем не менее, представляет собою не более чем сжатое, конспективное изложение событий. В подзаголовке говорится, что это – «краткая история нолдоли, или номов», почерпнутая из «Книги утраченных сказаний», которую написал Эриол [Эльфвине]. Безусловно, уже существовали длинные поэмы, масштабные, но по большей части незаконченные, и мой отец все еще продолжал работу над «Лэ о Лейтиан».
В «Квенте» легенда о Берене и Лутиэн меняется ключевым образом вместе с появлением владыки нолдор, Фелагунда, сына Финрода. В качестве объяснения того, как это произошло, я приведу фрагмент из «Квенты»; однако здесь требуется примечание об именах. Вождем нолдор во время великого похода эльфов от озера Куивиэнен, Вод Пробуждения на дальнем Востоке, был Финвэ; его трое сыновей звались Феанор, Финголфин и Финрод; Финрод приходился отцом Фелагунду. (Впоследствии имена были изменены; третий сын Финвэ получил имя Финарфин, а его собственного сына стали звать Финрод; но прозвище Фелагунд за Финродом осталось. Оно означало «Владыка Пещер» или «Прорубающий пещеры» на языке гномов, поскольку именно Финрод основал Нарготронд. Галадриэль приходилась Финроду Фелагунду сестрой.)
Отрывок из «Квенты»
Время сие в песнях зовется Осадой Ангбанда. В ту пору мечи номов защищали землю от Морготова разорения, и мощь его оказалась заперта за стенами Ангбанда. И похвалялись номы, что вовеки не прорвать ему осады и никто из его приспешников вовеки не выберется творить зло в пределах мира. <…>
В ту же пору люди, перевалив через Синие горы, пришли в Белерианд – храбрейшие и прекраснейшие из своего народа. Обнаружил их Фелагунд и с тех пор неизменно был им другом. Как-то раз гостил он у Келегорма на востоке и выехал вместе с ним на охоту. Однако случилось так, что отбился он от остальных и в ночи набрел на долину в западных предгорьях Синих гор. В долине же горели огни и звучала немелодичная песня. Весьма подивился Фелагунд, ибо язык тех песен не был языком эльдар или гномов. Но и наречием орков он не был, как поначалу опасался Фелагунд. То встали лагерем люди Беора, могучего воина из рода людей; Барахир отважный приходился ему сыном. Эти люди пришли в Белерианд первыми. <…>
Той ночью Фелагунд явился к спящим из отряда Беора, и уселся у догорающих костров, где стражу не выставили, и взял арфу, что Беор отложил в сторону, и заиграл на ней – подобной музыке не внимал доселе слух смертных, ибо мотивы они переняли лишь у Темных эльфов. Тут пробудились люди, и заслушались, и подивились, ибо великую мудрость заключала в себе та песнь, равно как и красоту, и мудрее становилось сердце того, кто внимал ей. Вот так случилось, что люди прозвали Фелагунда – первого из нолдоли, кого встретили, – Мудростью; а в честь него весь его народ прозвали Мудрыми, мы же именуем их номами.
Беор до самой своей смерти жил при Фелагунде, а Барахир, сын его, был ближайшим другом сынов Финрода.
Но вот пробил час гибели номов. Не скоро сие свершилось, ибо несказанно умножилась их мощь, и были они весьма доблестны, а союзники их, Темные эльфы и люди – многочисленны и отважны.
Однако ход событий внезапно переменился, и удача от них отвернулась. Долго Моргот втайне готовил силы. И вот однажды зимней ночью выплеснул он огромные реки пламени, что хлынули на равнину перед горами Железа и выжгли ее дотла, превратив в бесплодную пустошь. Многие номы из народа Финродовых сыновей погибли в этом пожаре, и дым его окутал землю тьмой и поверг в смятение недругов Моргота. А вослед огненному потоку явились черные полчища орков в таком числе, что прежде номы не видывали и даже вообразить не могли. Так Моргот прорвал осаду Ангбанда и силами орков устроил великое побоище, в коем пали храбрейшие ратники из осаждающих воинств. Враги его рассеялись – и номы, и илькорины, и люди. Людей он по большей части оттеснил назад за Синие горы, всех, кроме детей Беора и Хадора, а те укрылись в Хитлуме за Тенистыми горами, куда до поры орки в большом числе не забирались. Темные эльфы бежали на юг в Белерианд и дальше, но многие отправились в Дориат, и королевство и могущество Тингола в ту пору немало возросли, и стали его владения оплотом и прибежищем для эльфов. Чары Мелиан, сотканные вокруг границ Дориата, ограждали от зла Тинголовы чертоги и все королевство.
Моргот же захватил сосновый лес и превратил его в обитель ужаса, и сторожевую башню на Сирионе захватил тоже, и сделал ее цитаделью зла и угрозы. Там поселился Ту, главный из прислужников Моргота, чародей, наделенный грозной силой, повелитель волков. Тяжелее всех бремя этой страшной битвы, второй битвы и первого поражения номов, легло на плечи сыновей Финрода. В ней пали Ангрод и Эгнор. И Фелагунд тоже был бы захвачен в плен или погиб, но тут подоспел Барахир вместе со всеми своими людьми и вызволил короля номов, и оградил его стеною копий; и пробились они сквозь полчища орков, хотя и с тяжкими потерями, и бежали к топям Сириона на юг. Там Фелагунд принес Барахиру клятву вечной дружбы и пообещал помощь в час нужды и ему, и всему его роду и потомству, и в подтверждение этой клятвы вручил Барахиру свое кольцо.
И отправился Фелагунд на юг, и на берегах Нарога основал по примеру Тингола сокрытый в пещерах город и королевство. Эти глубинные чертоги названы были Нарготронд. Туда пришел Ородрет [сын Финрода, брат Фелагунда], после того, как бежал, не чуя ног, и какое-то время скитался, подвергая жизнь свою опасности, а с ним – его друзья Келегорм и Куруфин, сыны Феанора. Благодаря народу Келегорма сила Фелагунда умножилась, однако лучше было бы, кабы отправились они к своим собственным родичам, что укрепили холм Химлинг к востоку от Дориата и сокрыли в теснине Аглон немало оружия. <…>
В те дни сомнений и страха, после [Битвы Внезапного Пламени], немало приключилось ужасного, здесь же рассказано лишь о немногом. Говорится, что погиб Беор, а Барахир не покорился Морготу, однако все его земли отвоевали у него, а народ его разогнали, либо обратили в рабство, либо перебили; сам же он стал изгоем вместе со своим сыном Береном и десятью верными воинами. Долго скрывались они и втайне совершали деяния великой доблести, воюя против орков. Но в конце концов, как говорится в самом начале лэ о Лутиэн и Берене, предатель выдал прибежище Барахира врагу, и вождь был убит, а также и его соратники, все, кроме Берена, каковой волею судеб в тот день охотился в дальних краях. После того Берен жил изгоем в одиночестве, и помогали ему лишь птицы да звери, коих любил он; и искал он смерти, совершая отчаянные подвиги, но не смерть обрел, а славу, и воспевали его промеж себя в песнях беглецы и сокрытые враги Моргота, так что повесть о деяниях его дошла даже до Белерианда и в Дориате слух передавался из уст в уста. Наконец Берен бежал на юг, ибо все теснее смыкалось кольцо врагов, его преследующих, и пересек он страшные горы Тени, и пришел наконец, изможденный и измученный, в Дориат. Там втайне завоевал он любовь Лутиэн, дочери Тингола, и нарек ее Тинувиэль, соловушка, – так красиво пела она в сумерках под сенью дерев; ибо была она дочерью Мелиан.