Ушел король – простыл и след;
Вестей о нем доселе нет.
«Жив, мертв ли – о его судьбе
Нелишне бы узнать тебе.
Вооружись, бери отряд —
Как на ловитву. Все решат,
О Нароге радеешь ты;
Но в чаще, где листы густы,
Возможно что-нибудь узнать.
А коли шаг направит вспять,
Король, слепой судьбой ведом,
И коли Сильмариль при нем…
Молчу. Ты клятвы не предашь:
По праву камень – твой (и наш);
Добыть в придачу можно трон —
Кровь наша старше испокон».
Дослушал Келегорм – и вот
С отрядом выступил в поход;
И Хуан, предводитель псов,
Возликовал, заслышав зов.
Скакали всадники три дня,
Волков стреляя и гоня,
Добыли без числа голов
И серых шкур: удачен лов! —
И отдохнуть сошли с коней
У Дориатских рубежей.
Среди дерев из края в край
Трубят рога и слышен лай,
Веселый гам и голоса,
И кто-то в страхе сквозь леса
Прочь птицей вспугнутой летит,
Заслыша шум и стук копыт.
Дом – далеко; хрупка, бледна,
Скользила призраком она,
Стремя, как в танце, легкий шаг
Через долину и овраг.
Зов сердца деву торопил,
Туманя взор, лишая сил.
Был зорок Хуан, чуток – нос:
Тень зыбкую приметил пес
В пролеске у куста и пня, —
Как прядь тумана в путах дня,
Мерцал размытый силуэт.
Пес поднял лай – и прянул вслед.
На крыльях ужаса сквозь лог
Мча, как от птицы – мотылек,
Она петляла меж дерев,
То трепеща, то замерев,
То дальше, как стрела, спеша.
Все было тщетно. Чуть дыша,
Беглянка замерла, припав
К стволу, – и прыгнул волкодав.
Она произнести едва
Смогла волшебные слова, —
Но вся волшба и чары сна,
Что в темный плащ вплела она,
Все таинства и чудеса
Не помогли ей против пса.
Бессмертен древний род его,
Пред ним бессильно волшебство.
Пусть Хуан был неуязвим
К ее заклятьям колдовским,
Но укротили в тот же миг
Пса нежный голос, бледный лик,
Глаза, как звезды, в дымке слез;
Легко схватил, легко понес
Трепещущую ношу он.
Такой добыче изумлен,
Рек Келегорм: «Что за трофей
Добыл ты? – говори скорей!
Дочь Темных эльфов, дух, фантом? —
Какую ж дичь в краю лесном
Промыслил ты волкам взамен?»
Она в ответ: «То Лутиэн
Из Дориата: сквозь туман
От солнечных лесных полян
В края, где торжествует страх
И где надежды свет зачах,
Бреду печально без дорог;
Печален путь мой и далек».
И встала, сбросив плащ, она, —
Вся – серебро и белизна.
По синей ткани лилий вязь
Узором золотым вилась.
Убор из дорогих камней
Искрился бликами огней,
Как россыпь рос в траве долин.
Застыл недвижно Куруфин,
Немым восторгом обуян:
Прелестный лик и тонкий стан,
Дивили и пленяли взгляд,
Благоуханный аромат
Вплетенных в волосы цветов
Сковал надежнее оков,
Любовью сердце опаля.
«О дочь лесного короля,
Куда ведет тебя нужда?
Что за война, что за беда
Постигла Дориат? Скажи!
Мы все – к услугам госпожи!» —
Рек Келегорм, от девы глаз
Не отводя.
Ее рассказ
Предугадал он наперед,
Но, скрыв коварный свой расчет,
Радушно улыбнулся он.
«А кто же вы? кто мчит вдогон
За дичью в сумрачных лесах?»
Ответ рассеял девы страх:
«Владыки Нарготронда мы —
Привет тебе! В свои холмы
Молим тебя направить путь —
Воспрять душой и отдохнуть,
Забыв про скорбь на краткий час.
О дева дивная! Ты в нас
Благодаря самой судьбе,
Нашла друзей. Так о себе
Поведай нам!»
Не чуя зла,
Рассказ свой дева повела
О храбром Берене, о том,
Как он пришел, судьбой ведом,
В лес Дориата, как навлек
Гнев Тингола, и сколь жесток
Был королевский приговор.
Не выдали ни жест, ни взор,
Сколь Феаноровы сыны
В события вовлечены,
И сколь знаком им человек.
Про дивный плащ, про свой побег
Шутливо речь вела она,
Но вспоминала, смятена,
В короне звездной Дориат,
Сиянием луны объят,
Рассветом позлащенный дол, —
Покуда Берен не ушел
На гибель.
«Мешкать мне не след,
И времени на отдых нет:
Ведь королеве Мелиан
Чудесный дар прозренья дан, —
И мне поведала она,
Сколь участь Берена страшна:
У Повелителя Волков
Цепей немало и оков,
Его темницы глубоки,
Закляты чарами замки,
Там Берен, ввергнутый во тьму,
Томится, – ежели ему
Не выпало страшней невзгод:
А вдруг он мертв? Иль смерть зовет?»
И дева не сдержала слез.
Тихонько брату произнес
Тут Куруфин: «А вот и весть
О Фелагунде! Все как есть
Мы вызнали; понятно, брат,
Зачем здесь твари Ту кишат,
Зачем не молкнет волчий вой», —
И нашептал совет-другой,
Внушая выбор нужных слов.
«Мы ехали травить волков, —
Рек Келегорм. – Немал отряд,
Но сможем совладать навряд
Мы с цитаделью островной.
Не малодушье в том виной!
Теперь охоту мы прервем,
Назад поскачем прямиком,
Чтоб дома изыскать пути
Из плена Берена спасти».
Так братья деву увезли
В пределы нарогской земли.
Предчувствий тягостных полна,
Вздыхала горестно она,
Страшась задержки: мнилось ей —
Не шпорят всадники коней.
Скачками Хуан мчал вперед
И дни, и ночи напролет,
И, то и дело глядя вспять,
Тревожился, не мог понять,
Зачем так мешкает отряд,
Зачем не сводит жадный взгляд
С прекрасной девы Куруфин?
Помнилось псу не без причин,
Что древнего проклятья зло
Как тень на Эльфинесс легло.
Крушился, сердцем удручен,
О храбром Фелагунде он,
О Берене, попавшем в плен,
О милой деве Лутиэн.
А в Нарготронде той порой
Под струнный звон шел пир горой,
Огней горело без числа,
И слезы Лутиэн лила.
Ей не давали прочь уйти,
Ее держали взаперти;
О колдовском своем плаще
Просила пленница вотще,
Напрасны были все мольбы;
Увы, на произвол судьбы
Покинуты, ей мнилось, те,
Кто изнывает в темноте,
На смерть и муку обречен,
И вторит эху – боли стон.
Не тайной было для страны,
Что Феаноровы сыны
Принцессу держат под замком,
Что нету к Берену ни в ком
Сочувствия, и нет нужды
Спасать двум братьям из беды
Немилого им короля,
Что в путь пустился, распаля
Вражду былую. Суть интриг
Ородрет понял и постиг:
Оставить короля в плену,
Прибрать к рукам своим страну
И с Тинголом связать родством
Дом Феанора – не добром,
Так силой. Но народ был глух
К его речам; лишь братьев двух
Чтил Нарготронд, лишь им внимал,
Презрев наместника, вассал.
Отринул ном и долг и стыд;
Был всеми Фелагунд забыт.
А Хуан, нарготрондский пес,
В покоях девы стражу нес,
Ночами вглядываясь в мрак;
А дева сетовала так:
«О Хуан, Хуан! Что за зло
Твоих хозяев увлекло
На путь обмана? Почему
Все глухи к горю моему?
Когда-то Барахир-смельчак
Любил и почитал собак,
Когда-то Берен как изгой
На Севере, в глуши лесной
Жил в окружении вражды;
С ним подружились в час нужды
Пернатый и пушной народ
И духи каменных высот.
Теперь ни человек, ни ном
Не вспомнят более о том,
Кто, с рабской не смирясь судьбой,
Вел с Морготом смертельный бой,
И думает о нем теперь
Лишь вещей королевы дщерь».
Был Хуан нем. Но к деве впредь
Приблизиться не мог и сметь
Лорд Куруфин – клыков оскал
Безмерный страх ему внушал.
Раз осенью туман сырой,
Клубясь, облек ночной порой
Луны лампаду. Рог зимы
Будил унылые холмы,
И робких звезд неверный луч
Едва мерцал в прорехах туч.
Пес скрылся. Дева не спала
И нового страшилась зла.
Но в тихий предрассветный час,
Когда все немо, звук угас,
И души страхами полны,
Тень проскользнула вдоль стены,
И плащ волшебный на пол лег,
И голос, низок и глубок,
В ночи набатом прозвучал
Под сводами безмолвных зал.
Впервые Хуан молвил речь —
И впредь лишь дважды смог облечь
Мысль в слово, Лутиэн служа:
«Тебе помочь, о госпожа,
Любой бы почитал за честь:
Весь Эльфинесс и все, кто есть —
И зверь лесной, и птица чащ,
И эльф, и смертный. Вот твой плащ,
Воспрянь же – и скорее прочь!
Еще не посветлеет ночь,
Как мы в опасные края
Бежим на Север – ты и я».
Свой план, и смысл его, и толк
Открыл ей Хуан – и умолк.
Внимала Лутиэн, дивясь,
И всей душой отозвалась
На речь такую, пса обняв.
Так стал ей другом волкодав.
Мглой Чародейный остров скрыт,
Там ночь бессрочная царит;
Мрачна пещера, холодна,
В скале ни двери, ни окна;
Там страждут двое – лишь они
Остались в темноте одни.
Десятерых уж нет в живых —
Свидетельствуют кости их
О том, что Нарога сыны
Остались королю верны.
Так Фелагунду Берен рёк:
«Что я живу – в том малый прок.
Я ныне все сказать готов,
Чтоб вырвать друга из оков,