Он брата подсадил верхом;
Свой лук в оплёте золотом
Согнул он – свистнула стрела.
Влюбленные, не чуя зла,
Беспечно шли, рука в руке.
Залаяв, пес поймал в прыжке
Стрелу; вновь гномий болт, взлетев,
Пропел погибельный напев.
Но Берен, молнии быстрей
Метнулся к деве, встал пред ней
И грудью заслонил ее.
Зазубренное острие
Вонзилось с лёту в плоть плеча,
И рухнул Берен. Хохоча,
Два брата повернули прочь, —
Но поскакали во всю мочь,
Чуть Хуан, зол и разъярен,
За ними бросился вдогон.
Слух о предательской стреле
Прошел по северной земле,
И вспоминали выстрел тот,
Как пробил срок идти в Поход.
Вот так содеянное зло
На пользу Морготу пошло.
Впредь не рождался тот щенок,
Какой бы следовал на рог
Двух братьев. Гибель и разгром
Постигли Феаноров дом,
Но, узы дружбы разорвав,
Впредь не ложился волкодав
У Келегормовых колен,
А следовал за Лутиэн.
Она же, вся в слезах, склонясь
Над страшной раной, принялась
Кровь унимать: струя, ала,
Все гуще, все быстрей текла.
Ему рубаху сдернув с плеч,
Она стрелу смогла извлечь,
Омыла рану током слез,
А Хуан лист в зубах принес —
Целебной силой наделен:
Под сенью крон таится он,
Широк, и сочен, и пушист,
Вечнозеленый этот лист.
Скитаясь в чаще, волкодав
Узнал о свойствах разных трав.
Пес боль унял, а Лутиэн,
Чтоб кровь, текущую из вен,
Остановить, плела напев:
Среди эльфийских жен и дев
Та песнь известна испокон
В земле, где войны, плач и стон.
Легли на землю тени скал,
Над темным Севером восстал
И вспыхнул Серп Богов: лучи
Сияли холодом в ночи;
А под ветвями, на земле,
Мерцает алый блик во мгле —
Пылают сучья и кора,
Трещит шиповник. У костра
Простерся Берен, погружен
В тревожный, неспокойный сон.
Бессонно бодрствует над ним
Та, кем он преданно любим,
Целует в лоб, дает питье,
А песнь целящая ее
Могущественней мудрых рун,
Что помнят лекарь и ведун.
Ночного бдения часы
Проходят. Каплями росы
Осел туман; редеет тень,
И сумерки сменяет день.
Тогда, исполнен новых сил,
Очнулся и глаза открыл
Вновь Берен, и воскликнул: «Я
Блуждал в плену небытия,
Под тусклым небом чуждых стран,
Все глубже уходя в туман
Владений смерти ледяной.
Но голос, близкий и родной,
И страх, и боль переборол:
Как струны арф или виол,
Как перезвон колоколов,
Как звуки музыки без слов, —
Он звал и звал сквозь ночь, меня
Вновь возвращая к свету дня!
Се! Снова воссиял восход,
Опять дорога нас зовет
К опасностям, что не сулят
Спасенья мне. Ты ж в Дориат
Вернешься ждать среди дерев,
Пока эльфийский твой напев
Летит за мною по пятам
К далеким тропам и хребтам».
«Нет, во врагах теперь у нас
Не только Моргот: в горький час
Был втянут ты и твой поход
В рознь Эльфинесса. Гибель ждет
Обоих нас: такой финал
Отважный Хуан предсказал,
И будет так наверняка.
Нет, никогда твоя рука
Не вложит Тинголу в ладонь
Неугасимый тот огонь,
Тот Феаноров самоцвет,
Тогда зачем идти? От бед,
От страха, горя и тревог
Укроет нас лесной чертог,
Пусть целый мир нам будет дом!
Уйдем с тобой бродить вдвоем
Вдоль взморья или по горам,
Навстречу солнцу и ветрам!»
Так спор их длился без конца,
И мукой полнились сердца,
Ни взгляд ее – как звездный луч
За влажной пеленою туч, —
Ни нежность губ, ни гибкость рук,
Ни голоса певучий звук,
Ни Эльфинесса колдовство
Не образумили его.
Не соглашался он назад
Идти с ней в древний Дориат —
Лишь проводить до рубежей;
И в Нарготронд вернуться с ней
Не соглашался, чтоб страну
Невольно не втянуть в войну;
И допустить никак не мог,
Чтоб вновь скиталась без дорог
Через пустыни и леса,
Бледна, оборвана, боса,
Вдали от мест родных она,
Любовью в путь уведена.
«Пришла в движенье мощь Врага,
Дрожат и горы, и луга,
Охота мчится по пятам,
Крадутся орки тут и там,
Обшаривают лес, кусты
И заросли. Нужна им ты!
При этой мысли меркнет свет
В моих глазах: я свой обет
Кляну – и проклинаю рок,
Что, нас связав, тебя вовлек
В мою судьбу и повелел
Изгоя разделить удел!
Так в путь! Пока горит восход,
Пусть нас дорога доведет
До рубежей твоей земли,
Где буки и дубы взнесли
Густые своды чутких крон —
От зла надежно загражден
Прекрасный, древний Дориат,
Благими чарами заклят».
Смирилась дева, и вдвоем
Пошли они прямым путем
В край Дориат; стволов промеж
Пересекли его рубеж,
Где буки с шелковой корой
Ввысь вознесли безмолвный строй,
Близ лога мшистого, и тут
Желанный обрели приют.
И пели о любви они —
Любви, что вечности сродни, —
Пусть землю захлестнет волна,
Любовь, нетленна и сильна,
Восстанет вновь из глубины,
Чтоб те, кто здесь разлучены,
Друг друга снова обрели
У края Западной земли.
Раз поутру, пока она
Покоилась во власти сна
На мху, как трепетный цветок,
Что до зари расцвесть не мог,
Встал Берен и, не пряча слез,
Промолвил: «Хуан, верный пёс!
Оберегай ее, лелей!
Нет асфодели средь полей,
Нет розы в чаще меж теней
Благоуханней и нежней!
Храни ее от зимних вьюг,
Оберегай от хищных рук,
Спаси от странствий и невзгод!
Меня ж зовут идти вперед
Судьба и гордость», – он вскричал,
Вскочил в седло и прочь умчал,
Не глядя вспять, и гнал коня
На Север до исхода дня.
Здесь некогда в степную гладь
Свою серебряную рать
Король Финголфин вел на бой:
Сияли кони белизной,
Слепил глаза клинков металл
И каждый щит луной блистал.
Пропели трубы: горд и смел,
Их вызов к облакам летел
Над башней северной средь скал,
Где Моргот бдил и выжидал.
Потоки ярого огня
Исторглись в ночь, воспламеня
Равнину, что, белым-бела,
До горизонта пролегла,
И заалел небесный свод.
Следили с Хитлумских высот,
Как плещет пламя, чад и дым
Клубятся облаком густым
И душат звезды в небесах.
Равнина обратилась в прах,
В пустыню мертвую. На ней
Белеют кости меж камней,
Пыль вьется, да песок шуршит.
Край Жаждущий, Дор-на-Фауглит,
Назвали тот проклятый край:
Там слышится вороний грай
Над кладбищем, где полегли
Храбрейшие сыны земли.
Туда с нагорья сходит склон, —
С высот, известных с тех времен
Как Смертная Ночная Мгла:
Там сосны вскинули крыла,
Оперены плюмажем тьмы,
Черны, угрюмы и прямы,
Подобны мачтам, что взнесли
Немые смерти корабли,
Одеты черной пеленой,
Влекомы призрачной волной.
Со склона Берен оглядел
Пустынный выжженный предел
И дальних башен грозный строй
Под Тангородримской горой.
Голодный конь, понурясь, встал.
Мрак леса страх ему внушал;
На пустошь, где прошел огонь,
Впредь ни один не ступит конь.
«Конь, что хозяина добрей,
Простимся здесь! Гляди бодрей! —
Промолвил Берен. – Убегай
В зеленый Сирионский край,
Где пала крепость колдуна, —
Где свежая трава вкусна,
Где воды сладки и чисты,
И если Куруфина ты
Вновь не отыщешь – не грусти!
Пусть уведут тебя пути
В угодья, где олень и лань
На воле странствуют! Воспрянь
Вдали от тягот и войны;
Смотри о Валиноре сны,
Откуда твой могучий род
Начало исстари ведет,
В угодьях Тавроса рожден».
И Берен, опустясь на склон,
Запел в тиши – напев не молк,
Пусть рядом рыщут орк и волк,
Пусть твари в сумерках лесных
Крадутся – не страшился их
Тот, кто, надежду схороня,
Сказал «прости» сиянью дня.
«Прощай, листва, что поутру
Слагает песни на ветру;
Цветок, сменяющий бутон
В извечной череде времен;
Журчащий по камням поток,
И пруд, недвижен и глубок!
Прощайте, горы и луга,
Ветра, и тучи, и снега,
Дождь и тумана пелена;
Звезда и ясная луна,
Что будут свет струить с высот,
Пусть даже Берен и умрет,
Пусть даже суждено ему
Во тьме подземной и в дыму,
Где гаснет даже эха звук,
Томиться в ожиданье мук.
Прощай, земля; прощай, страна,
Навеки благословлена,
Ведь здесь, под Солнцем и Луной,
Ступала легкою стопой
По тропам северных земель
Ты, Лутиэн Тинувиэль!
Пусть сущий мир постигнет крах,
Пусть рухнет он, падет во прах
И в хаос будет погружен
Вне бытия и вне времен —
Но были созданы не зря
Рассвет, закат, леса, моря;
Ведь мир обрел свои черты,
Чтоб в этот мир явилась ты!»
Он, к небесам воздев клинок,
Слал вызов, горд и одинок,
Оплоту Морготова зла
И клял Врага: его дела,
Его твердыни высоту,
Его железную пяту,
Исток, начало и финал, —
И вниз по склону зашагал,
Бесстрашен и ожесточен.
«О Берен, Берен! – слышит он.