Именно тогда, как я писал в Приложениях к «Детям Хурина», непрерывная, развивающаяся традиция «Сильмариллиона» в виде конспективного варианта «Квенты» оборвалась – в самый разгар событий, на том эпизоде, когда Турин уходит из Дориата и становится изгоем. На протяжении последующих лет продолжение истории существовало в виде простой, сжатой, неразработанной форме «Квенты» 1930 года – так сказать, «замороженной», в то время как с написанием «Властелина Колец» возникала грандиозная архитектоника Второй и Третьей эпох. Но дальнейшее развитие событий имело кардинально важное значение в контексте древних легенд. Ведь в заключительных преданиях (заимствованных из исходной «Книги утраченных сказаний») рассказывалась горестная история Хурина, отца Турина, после того, как Моргот освободил его, а также и повесть гибели эльфийских королевств Нарготронда, Дориата и Гондолина, о которых Гимли пел в копях Мории спустя много тысяч лет:
Был светел мир в оправе скал
В былые дни – еще не пал
Ни Нарготронд, ни Гондолин;
За волны Западных пучин
Ушли владыки их с тех пор…
Именно такой итог и такое завершение автор провидел для общего целого: обреченность эльфов-нолдор в их долгой борьбе против мощи Моргота и роль Хурина с Турином в этой истории; и в финале – «Сказание об Эарендиле», которому удалось спастись при гибели Гондолина в огне.
Много лет спустя мой отец написал в письме (от 16 июля 1964 года): «Я предложил в издательство легенды Древних Дней, но рецензенты их отклонили. Издательство требовало продолжения. А мне хотелось героических легенд и возвышенного эпоса. Результатом стал “Властелин Колец”…»
Работа над «Лэ о Лейтиан» прервалась на моменте, когда клыки Кархарота сомкнулись «как стальной капкан» на руке Берена, сжимавшей Сильмариль; и о том, что произошло дальше, в подробностях не рассказывалось. Для этого нам придется снова обратиться к исходному «Сказанию о Тинувиэли» (стр. 82–84), где повествуется об отчаянном бегстве Берена и Лутиэн, о том, как их преследовала охота Ангбанда, о том, как их нашел Хуан и довел до Дориата. В «Квенте Нолдоринва» (стр. 150) мой отец говорит обо всем об этом просто-напросто: «здесь немногое можно поведать».
В финальной версии возвращения Берена и Лутиэн в Дориат главное (и радикальное) изменение сводится к тому, как именно они спаслись из Ангбанда после того, как Берен был ранен Кархаротом у врат крепости. Этот эпизод, до которого «Лэ о Лейтиан» не доходит, здесь пересказывается в словах «Сильмариллиона»:
Так поход за Сильмарилем, казалось, должен был завершиться гибелью и отчаянием – но в этот миг над склоном долины показались три могучие птицы, что летели к северу, обгоняя ветер.
О скитаниях Берена и беде его стало известно всем птицам и зверям; и сам Хуан наказал всему живому быть на страже и прийти Берену на помощь, если доведется. Высоко над владениями Моргота парили Торондор и его подданные; и, заметив сверху обезумевшего Волка и потерявшего сознание Берена, они стремительно спикировали вниз, – в тот самый миг, как силы Ангбанда освободились от пут сна. Орлы подхватили с земли Берена и Лутиэн и унесли их в облака. <…>
(Пока летели они высоко над землей,) Лутиэн рыдала, ибо думала, что Берену суждено умереть: ни слова не произнес он и не открыл глаза; после же ничего не помнил о полете. Наконец орлы снизились у границ Дориата, в той самой долине, откуда охваченный отчаянием Берен тайком ушел прочь, покинув спящую Лутиэн.
Там орлы опустили девушку подле Берена и вернулись к скалам Криссаэгрима, в свои высокие гнездовья. Но явился Хуан, и вместе с Лутиэн принялись они ухаживать за Береном; так некогда дочь Тингола исцелила его от раны, что нанес Куруфин. Но эта рана была опаснее, ибо в кровь проник яд. Долго лежал Берен без чувств, и дух его странствовал у темных границ смерти; и не отступала боль, преследуя его в видениях и снах. Но когда Лутиэн уже утратила надежду, Берен вдруг очнулся, и взглянул вверх, и увидел листву на фоне неба, и услышал под сенью листвы негромкий, медленный напев Тинувиэли. И вновь наступила весна.
Впредь Берен звался Эрхамион, что означает Однорукий; и в чертах его лица навеки запечатлелось страдание. Но любовь Лутиэн вернула его к жизни; и поднялся он; и вновь бродили они по лесам рука об руку.
Выше история Берена и Лутиэн изложена так, как она видоизменялась в прозаической и стихотворной форме на протяжении двадцати лет с момента создания исходного «Сказания о Тинувиэли». Берен, чьим отцом изначально был Эгнор Лесной Охотник из эльфийского народа, именуемого нолдоли, что на английский язык переведено как «номы», после недолгих колебаний автора стал сыном Барахира, вождя людей, и предводителем отряда мятежников-изгоев, не покорившихся ненавистной тирании Моргота. Возник достопамятный сюжет (в 1925 г., в «Лэ о Лейтиан») о предательстве Горлима и гибели Барахира (стр. 103 и далее). И если Веаннэ, пересказывающая «утраченное сказание», не знала, что привело Берена в Артанор, предполагая, что причиной была просто-напросто «тяга к странствиям» (стр. 45), после смерти своего отца Берен повсеместно прославился как заклятый враг Моргота и вынужден был бежать на Юг. Именно там начинается история Берена и Тинувиэли, – с того момента, как Берен всматривается в сумерки меж дерев Тинголова леса.
Весьма примечателен эпизод из «Сказания о Тинувиэли», в котором рассказывается, как Берен на пути в Ангбанд за Сильмарилем был захвачен в плен Тевильдо Князем Котов; не менее примечательна и последующая полная трансформация этого сюжета. Но утверждать, будто замок котов – «это и есть» башня Саурона на «Острове Волколаков» Тол-ин-Гаурхот, можно (как я уже отмечал) разве что в том смысле, что он занимает то же самое «место» в повествовании. Помимо этого нет никакого смысла искать даже отдаленное сходство между этими двумя твердынями. Чудовищные коты-гурманы с их кухнями и террасами для солнечных ванн, и очаровательными эльфийско-кошачьими именами «Миаугион», «Миаулэ», «Меойта», – все они исчезли бесследно. Однако, помимо их враждебности к псам (а для сюжета взаимная ненависть Хуана и Тевильдо очень важна), очевидно, что обитатели замка – не обычные коты: весьма показателен фрагмент из «Сказания» (стр. 76) касательно «тайны кошачьего рода и заклятия чар, доверенных [коту Тевильдо] Мелько»:
…То были волшебные слова, скрепляющие воедино камни его гнусного замка; при помощи этих чар Тевильдо подчинял своей воле всех котов и кошек, наделяя их злобным могуществом превыше того, что отпущено им природой; ибо давно уже говорилось, будто Тевильдо – злобный дух в обличье зверя.
Любопытно также отметить в этом фрагменте, равно как и в других местах, как отдельные аспекты и события исходного сказания порою возникают снова, но в совершенно ином качестве, проистекая из радикально изменившейся повествовательной концепции. В первоначальном «Сказании» Хуан принудил Тевильдо выдать заклятия чар, и, как только Тинувиэль произнесла волшебные слова, «замок Тевильдо содрогнулся, и оттуда хлынули сонмища его обитателей» (то есть сонмища котов и кошек). В «Квенте Нолдоринва» (стр. 146), когда Хуан одолел страшного Некроманта Ту, чародея в обличье волколака, на острове Тол-ин-Гаурхот, пес «отвоевал у него ключи и заклинания, скрепляющие зачарованные стены и башни. Так была разрушена крепость, и низверглись башни, и вскрылись подземелья. Многие узники обрели свободу…»
Но здесь мы переходим к ключевому изменению в истории Берена и Лутиэн – при объединении ее с совершенно отдельной легендой о Нарготронде. Поклявшись Барахиру, отцу Берена, в вечной дружбе и пообещав помощь в час нужды, Фелагунд, основатель Нарготронда, оказался вовлечен в поход Берена за Сильмарилем (стр. 129 и далее); и здесь возникает сюжет об эльфах Нарготронда, которые, будучи переодеты орками, были захвачены Ту и сгинули в жутких темницах крепости Тол-ин-Гаурхот. В событиях похода за Сильмарилем поучаствовали также Келегорм и Куруфин, сыновья Феанора, забравшие в Нарготронде немалую власть, – поскольку Феаноринги некогда принесли гибельную клятву мстить любому, кто «завладеет Сильмарилем, или захватит его, или сохранит против их воли». В интриги и честолюбивые замыслы Келегорма и Куруфина была втянута и Лутиэн (стр. 164–165: братья держали ее в плену в Нарготронде, а Хуан вернул ей свободу.
Остается рассмотреть еще один аспект истории, – собственно говоря, ее финал, – как мне кажется, чрезвычайно важный для автора. Самая ранняя отсылка к судьбам Берена и Лутиэн после того, как Берен погиб во время охоты за Кархаротом, содержится в «Сказании о Тинувиэли»; но на тот момент и Берен, и Лутиэн были эльфами. Там говорилось (стр. 96–97):
«Тинувиэль, сломленная горем, и не видя более в мире ни утешения, ни света, не мешкая, последовала за ним по тем темным тропам, что каждому суждено пройти в одиночестве. И вот красота ее и нежная прелесть тронули даже холодное сердце Мандоса, так, что он позволил ей вновь увести Берена в мир живых; подобного не случалось с тех пор ни с человеком, ни с эльфом. <…> Однако вот что сказал Мандос этим двоим: «Ло, о эльфы, не к жизни, исполненной безмятежной радости, отсылаю я вас, ибо в мире, где обитает злобный сердцем Мелько, более не существует она; узнайте же, что станете вы смертными, подобно людям; когда же вы вновь вернетесь сюда, это будет навечно…»
Из данного отрывка со всей очевидностью явствует, что история Берена и Лутиэн имела продолжение в Средиземье («ибо славные деяния довелось им свершить впоследствии, и немало преданий сложено о том»), однако здесь говорится только, что эти двое названы и-Куильвартон, то есть Умершие, что Живы; и что «стали они могучими фэйри в краях к северу от Сириона».