Не будь этого, все передачи Доренко вместе взятые, не стоили б и ломаного гроша…
Правда, Березовский, по обыкновению, приписывает себе и лавры первооткрывателя Путина. Наиболее яркую трактовку оного обнаружил я в только что вышедшей книге его (Березовского) идейного соратника Алекса Гольдфарба и вдовы перебежчика Литвиненко Марины «Смерть диссидента».
Эта написанная явно со слов Березовского интерпретация новейшей истории настолько занимательна, что я позволю себе привести объемный отрывок из книги.
Краткая преамбула: в апреле 1999-го Березовский якобы приходит к директору ФСБ в его кабинет на Лубянке, где когда-то «Берия и Андропов занимались планированием холодной войны».
«Небольшая фигурка Путина выглядела еще меньше за огромным столом, на котором стоял бронзовый бюст Феликса Дзержинского. Путин приложил палец к губам, призывая к молчанию, и жестом пригласил Бориса следовать за ним в заднюю дверь. Они прошли через личную столовую и вышли в маленький коридорчик.
Борис оглянулся. Они находились в маленькой комнатке без окон напротив двери лифта. Очевидно, это был задний выход из кабинета к личному директорскому лифту.
– Это самое безопасное место для разговора, – сказал Путин.
На повестке дня Бориса стояли два вопроса: Примаков и Литвиненко…
Выборов 2000 года стране оставалось ждать восемь месяцев. Очевидным образом Примус, семидесятилетний реликт советской эпохи, поддержанный кликой коммунистов, бывших аппаратчиков и шпионов, был вовсе не тем, в ком нуждалась страна, входя в XXI век… У кандидата должно было быть одно обязательное качество: способность побить кандидата, поддержанного коммунистами, возможно, самого Примуса, в последние недели завоевавшего популярность. Но, рассматривая список кандидатов, Борис и Путин понимали, что пейзаж пуст…
– Володя, а что по поводу тебя? – внезапно спросил Борис.
– Что по поводу меня? – не понял Путин.
– Ты мог бы стать президентом?
– Я? Нет, я не того сорта. Не этого я хочу в жизни.
– Ну а что тогда? Хочешь оставаться здесь навсегда?
– Я хочу… – замялся Путин. – Я хочу быть Березовским.
– Нет, не может быть, – рассмеялся Борис…»
Дальше, по версии авторов, они обсудили будущность Литвиненко, арестованного как раз накануне военной прокуратурой, причем Путин назвал своего бывшего подчиненного предателем, после чего разговор подошел к логическому завершению.
«Путин взялся за ручку двери. Она повернулась, не захватив механизм замка.
– Блин, – сказал Путин. – Тут замки не могут сделать так, чтобы они работали, а ты хочешь, чтобы я управлял страной. Мы тут застряли.
– Эй, кто-нибудь! – закричал он, стуча в дверь, отделявшую прихожую от основного коридора. – Это Путин! Мы застряли.
Они стучали примерно десять минут, пока кто-то их не услышал и не пришел на помощь…»
Каково?!!
Директор самой могущественной спецслужбы, боящийся, что его могут подслушивать, а посему проводящий тайные переговоры в предбаннике между дверями… Лично я – поверить в такое просто не в состоянии. (В конце концов, что мешало им встретиться на нейтральной территории или, вообще, на природе?)
Да и представить себе Путина, признающегося, что он больше всего в жизни мечтает быть Березовским, тоже как-то выше моих сил.
Все – от начала и до конца – кажется в этом отрывке фальшивым и неправдоподобным. Это больше похоже не на документальное повествование, а на среднесортную американскую комедию времен холодной войны с кровожадными агентами КГБ и генералами-дуболомами в шапках-ушанках; директор ФСБ, оглашающий криками лубянские коридоры, – аккурат из той самой оперы.
Между прочим, в кабинете, который занимал тогда Путин, ни Берия, ни Андропов вынашивать зловещие планы не могли по определению, – дом этот № 1/3 по Большой Лубянке был построен только в середине 1980-х, уже после их смерти. Мелочь, конечно, но для исторической литературы – крайне непростительная…
В бесчисленных своих интервью Березовский многократно, как пономарь, повторяет, что это именно он первым обратил внимание на молчаливого, не рвущегося вперед директора ФСБ. Почти, как Державин – и в гроб сходя, благословил. При этом особый упор неизменно делается на то, что широкой известностью Путин тогда еще не обладал, и президентом сделали его исключительно PR-технологии и массированная пропагандистская раскрутка. Дирижировал сим процессом, разумеется, многоопытный гуру Борис Абрамович.
Иными словами, выбрать можно было любого. «За три месяца я и гориллу сделаю президентом», – говорил Березовский Степашину в бытность последнего премьер-министром и потенциальным преемником. Главное только – определиться с объектом.
Вот – лишь один образчик подобных его изречений:
«Я был одним из тех, кто рекомендовал ему (Ельцину. – Авт.) Путина в качестве преемника. Многим в ближайшем окружении Ельцина это показалось невозможным: в течение нескольких месяцев сделать из никому не известного человека президента. Те, кто сегодня славит Путина, говорили мне: «Кто? Путин??? Кто это такой? Да никогда он не станет президентом!»»
Как дело обстояло в действительности – сказать трудно; лучше всего, конечно, было бы услышать правду из первых уст, от самого Ельцина, но он почему-то все последующие годы – вплоть до самой кончины – момент этот тщательно обходил.
Или – предлагал совсем уж малоубедительные версии, вроде той, что озвучена в последней книге его мемуаров. Якобы, выбор на Путине президент остановил еще весной 1999-го, но, точно козырного туза, держал до последнего в рукаве. Даже назначая в мае премьером Степашина, он уже заранее знал, что снимет его; просто нужно было «…кем-то заполнить паузу. Заполнить чисто технически. Что называется, для отвода глаз».
«Он (Путин. – Авт.) должен появиться неожиданно, – читаем мы в «Президентском марафоне». – Общество не должно за эти «ленивые» летние месяцы привыкнуть к Путину. Не должна исчезнуть его загадка, не должен пропасть фактор неожиданности, внезапности… В этом сила. Огромная сила неожиданного политического хода. Такие ходы всегда помогали мне выигрывать всю партию, порой даже безнадежную».
Логика довольно странная, – приносить в жертву целый кабинет министров ради сомнительного «политического хода». Как будто что-то могло измениться, начнись раскрутка Путина в июне, а не в сентябре – это уж, извините, попахивает шизофренией.
На самом деле – я глубоко в этом уверен – Ельцин остановился на Путине вовсе не от хорошей жизни; просто вся политическая колода давным-давно была уже засалена и перетасована, и после отрицательного экспресс-анализа Степашина скамейка запасных опустела вконец.
Главное достоинство Путина заключалось в том, что он совсем не терзался муками власти, тогдашнее положение вполне устраивало его. (Еще в декабре 1998-го в интервью «Известиям» он прямо говорил, что уйдет вместе с Ельциным, ибо: «…будущий президент, конечно, на этом месте захочет иметь… преданного ему человека», и я, мол, «к этому отношусь совершенно спокойно».)
Для патологического властолюбца, каковым всегда оставался Ельцин, это имело решающее значение.
Мог ли Березовский присовокупить к общему хору восторженных голосов свой писклявый дискант? Несомненно, мог. Но это ровным счетом ничего не меняло: не добавляло и не убавляло.
В поддержку последнего тезиса нелишне будет напомнить, что еще в сентябре 1999-го Березовский публично утверждал, что раньше срока Ельцин в отставку не уйдет и даже предлагал всем желающим заключить на сей счет с ним пари. Из чего напрашивается вполне логичный вывод, что глубоко в кремлевские тайные планы посвящен он не был.
Кроме того, никакого существенного участия в путинской выборной кампании Березовский не принимал. Вся его помощь, как и в период думских выборов, ограничивалась лишь использованием ОРТ, каковое – о чем Борис Абрамович вечно почему-то забывает – являлось де-юре телевидением государственным.
Да и вся последующая череда событий самым наглядным образом свидетельствует, что Путин – совсем не тот человек, которого, выражаясь словами Березовского «можно принять в компанию». Если помните, ровно так говорил он когда-то о Ельцине своему напарнику Юмашеву…
Ошибка Березовского заключалась в том, что он воспринимал будущего президента, как несамостоятельную единицу, вроде начинающего певца, а себя мнил великим продюсером, способным раскрутить любую бездарность и возить ее (бездарность) потом по городам и весям, отбирая три четверти кассовых сборов.
Борис Абрамович не понял главного: по ментальности своей и характеру Путин совершенно не подходил на роль какого-нибудь безголосого Влада Сташевского-Стошневского, отплясывающего под истертую фонограмму на подмостках районного ДК.
Его – Путина – сдержанность и хорошее воспитание – почему-то принимались Березовским за слабость и нерешительность; он и в мыслях не держал, что в 101-й разведшколе курсантов специально учили нравиться окружающим и не выказывать без нужды своих истинных чувств…
Путин – теперь-то мы это знаем точно – всегда отличался завидным прагматизмом; высшее искусство политика – делать из врагов друзей, а не наоборот.
Да, иной раз он способен был отмолчаться, закрыть на что-то глаза, но это непременно должен был быть его и только его выбор. Правда, Березовский поймет это слишком поздно.
И дело не в том, что подполковник КГБ Путин перехитрил или переиграл агента КГБ «Московского», просто Березовский слишком был упоен самолюбованием. Точно тетерев на току, он пьянел от звуков собственного курлыканья, не желая замечать очевидных вполне вещей.
Уже тогда, сразу после думских выборов, у Бориса Абрамовича имелись все основания для того, чтобы не испытывать лишних иллюзий. Для этого достаточно было лишь прочитать книгу Путина «От первого лица» – развернутое интервью и. о. президента, вышедшее в самый разгар избирательной кампании.
О Березовском говорилось там дословно следующее: