А еще Глеб Павловский и Михаил Лесин, Александр Волошин и Джахан Поллыева, Александр Ослон и какой-то Андрей Шторх. Все они его, Ельцина, „семья“. Птенцы гнезда Борисова! Мужи доблестные и в государственном строительстве зело преуспевшие.
Как говорил один честнейший человек эпохи французской революции Жозеф Фуше другому честнейшему человеку той же эпохи Шарлю Морису Талейрану („порок, опирающийся на преступление“, как писал о них Шатобриан), „честные люди понимают друг друга с полуслова“. Стоит ли удивляться, что все у них „идет правильно“? Этими словами и завершается предпоследняя глава последних президентских мемуаров.
А у страны? Наивный вопрос. При чем здесь Россия? Они — они его „семья“ — живут в своем особом, виртуальном мире дворцовых интриг.
Из мемуаров этого масштаба личности вовсе не видно. Да впрочем, их настоящие создатели и не ставили перед собой такой задачи. Их цель заключалась в другом — продемонстрировать всем, что „семья“ во главе с Б. Н. Ельциным определяла, определяет и будет определять внутреннюю политику России. Такой вот своеобразный „подарок“ Владимиру Путину ко дню рождения. Своего рода вызов».
2001. Серий Доренко: этатиста Путина сменит генерал Шаманов
Фрагменты лекции, прочитанной Сергеем Доренко в РГГУ, которые я счел возможным воспроизвести в «Московской комсомолке», созданной по инициативе Березовского.
Я думаю, что 1996 год — это грехопадение серьезное, которое совершила пресса и весь политический мир в России, и вы как избиратели (те, кто голосовали). Оно заключалось в том, что нас поставили к стенке и сказали: «Вы должны выбрать между двух зол».
После этого произошло вот что: был создан штаб при Кремле, все руководители средств массовой информации оказались в штабе. Малашенко, Березовский, Ксения Пономарева, Благоволин — они сказали бы мне в ответ, если бы я возражал: «А ты хочешь Колыму и нары? Ты хочешь лагеря и расстрелы? Ты хочешь возвращения коммунистов? Чего ты хочешь?» Я не смог бы тогда с ними поспорить, я просто решил не работать в российских средствах массовой информации, и все.
Но после выборов президента этот штаб был сохранен. И вот отсюда начинается отсчет системного разрушения, системного политического тупика, к которому нас привели через четыре года снова, когда снова нет кандидатов, когда снова абсолютно голый «политический Олимп», когда у нас нет выбора, по существу, и когда власть назначает сама себя. Эта система была и при Чубайсе, который тогда стал главой администрации. Он собирал по субботам всех лидеров новостных программ и решал, что делать, и как освещать, и что планируется, и если, когда запланируется и произойдет с Ельциным, то как это освещать, какие акценты расставить, каким каналам взять на себя что: Первый канал более массовый, он должен взять на себя такие, такие, такие задачи, НТВ — менее массовый и должен что-то, РТР должен что-то такое поддакивать Первому каналу, как менее популярный, и т. д. Это все раздавалось, разводилось и очень серьезно. По ходу недели это еще все поправлялось. Также Юмашев проводил это по субботам. Ну, вот Волошин уже по средам. И теперь они по средам заседают.
Штаб поддержки Ельцина против коммунистов был по самоопределению «нашим общим демократическим делом». Потом он стал для участников этого штаба просто «нашим общим делом». А в конце он стал для них «Cosa nostra» и служил уже для политических махинаций. Коррупция в телекомпаниях была представлена на этот период практически только в государственных каналах.
Везде, где власть над каналами была отдана частному бизнесу и где бизнес-группы реально осуществляли контроль над каналами, торговля сюжетами, подрабатывание путем пропихивания коммерческой информации под видом новостей исчезли. Журналисты, которые пробовали заниматься коррупционными сюжетами нелегально (и тайно от руководства) изгонялись безжалостно даже при одном лишь подозрении. Направленность и политика информационного вещания впервые после прихода на телеканалы крупных бизнес-групп были лишены хаотического плюрализма взяточничества. Впрочем, общество не было обрадовано. Даже наоборот, поскольку каналы стали довольно явно и последовательно защищать интересы собственных групп в их отношениях с другими группами.
Эти процессы были названы впоследствии информационными войнами. Я бы назвал их информационным распятием. Поскольку противники медиаимперий Гусинского или Березовского не имели ни малейших шансов на победу в те месяцы, когда две эти империи действовали сообща. А они часто действовали сообща.
Я мог бы подробнее остановиться на этом периоде, но, думаю, наибольший интерес представляют последние полтора года, — они самую серьезную тень отбрасывают на нынешний день, и мы знаем, что эти полтора года решили сегодняшний день.
Фамилию первым вспоминает Юмашев. Очень поддерживает Волошин. Путина принимают и договариваются. Он долго сопротивляется и выказывает нежелание заниматься этой авантюрой. Его уговаривают.
Потом быстро происходит перемена премьера — к ужасу сторонников Ельцина, которые говорят: «Вы не оставляете нам времени “разогнать” этого парня. Кто он? Что за человек?» — «Ну, просто человек, и точка. Времени на его раскрутку нет. Но, может быть, это даже и хорошо». Это и впрямь было хорошо. Россия влюбчива, но ветрена. Она быстро влюбляется в нового человека, она же быстро и устает от своих лидеров. Итак, проект «Путин» придуман в это время. И уже когда его придумывают, становится известно, кто чем будет заниматься.
Шабдурасулов создавал «Единство», которое придумал Березовский в моем присутствии. Вначале это выглядело неправдоподобным. Даже смешным. У Бориса Березовского тогда была инфекционная болезнь, он лежал в госпитале Вишневского, с капельницей. И я навестил его. С мандаринами для смеха, и он сказал:
— Ты знаешь, мы победим. Я придумал такую вещь, и это все реализуемо.
А я ему говорю:
— Это нереализуемо — ерунда такая же, как «Отечество».
А он сказал:
— Точно реализуемо, именно потому, что ровно такая же ерунда, зеркальная ерунда, клон, но поддержанный властью, — вот отличие.
Я не могу отвечать тут за буквальную цитату, но смысл был именно в этом. Тут есть один очень важный пассаж, на котором нельзя не остановиться: поддержка властью, освящение властью абсолютно важны в садомазохистской конструкции взаимоотношений нашего электората с выбранными им руководителями.
Народ не любит власть. Подозревает власть решительно во всем. Однако тот же электорат не может поддержать просто «выскочку» — человека, такого же, как и остальные, не «принца» от власти. Проиллюстрирую: чтобы быть реальной оппозицией, претендующей на захват власти (приход к власти), нужно быть как минимум значимым министром. Лучше — вице-премьером. Полагаю, я не должен доказывать этот парадокс примерами. Оппозиционный чиновничеству и основной части правительства младореформатор Немцов, поддерживаемый нелюбимым президентом Ельциным, достиг космического рейтинга доверия у населения всего за несколько недель. Именно потому, что оппозиционный, именно потому, что член правительства, именно потому, что благословленный Ельциным. И главное — потому что не очень знакомый или вовсе незнакомый для населения. Знакомый оппозиционный Явлинский — совсем не то. И результат устойчиво иной.
И вот: в споре «Единства» с «Отечеством» разница была в том, что «Отечество» после появления «Единства» стало выглядеть как движение самозванцев. Они заполнили вакуум власти и превратились в дублера власти, в квазивласть в стране. Но как только власть создала свою собственную копию «Отечества», народ безошибочно выбрал назначенцев власти. Это парадоксальная аксиома российской политики. Но технологически безупречно работающая аксиома. И сегодня я желаю (потому что я здесь живу, я совершенно не собираюсь уезжать), чтобы «Единство» стало партией, и «Отечество» стало партией, и чтобы те политические деятели, которые сегодня заседают в Думе, тоже стали партиями, потому что мы все в этом заинтересованы теперь, когда мы все — в одной луже.
Мы же не можем сказать:
— Будьте вы прокляты.
Конечно нет, потому что это все с нами и произойдет. Они — часть нашей уродливой системы. И эти уродцы квазипартии надо не уничтожать, а развивать. Конечно, они должны превращаться в партии. Другое дело, что им это трудно генетически, им это трудно по происхождению, потому что мы точно знаем, как они произошли.
Шабдурасулов обзванивал лидеров регионов, губернаторов и говорил:
— Дайте человека, не очень запачканного, не очень известного, своего человека, и кабинет ему в администрации, и все. Деньги — этот вопрос мы решаем, всё.
И Игорь сделал это за два месяца. После этого победа Путина была решена 12 декабря. Я настаиваю на этой дате. Выборы президента уже ничего не значили. 12 декабря стало понятно, что из двух выбрали одного: из двух «отцов» выбрали настоящего, из двух диктаторов выбрали настоящего.
Правда, про это мы уже узнали позже.
Выборы президента были техническим вопросом, абсолютно техническим. И однажды одному политику, не мне, одному политику Путин сказал в ответ на упрек, — что должен был быть второй тур, что не было у Путина 51 процента.
— Вы считаете, что они подтасовывали?
И этот политик ему:
— Да, я так считаю и могу это подтвердить.
И тогда Путин ответил:
— Вы знаете, аяихоб этом не просил.
Конечно, не надо было просить — все было решено. Вы никогда не знаете, идет ли речь о странной разновидности наивной искренности или о провокаторском лицемерии, когда слышите Путина. Я думаю, вот самый серьезный ответ на вопрос — был же такой вопрос, на который долго никто не мог ответить, ияне мог — «Who is Mr. Putin?».
Просто человек, который говорит то, что нам нравится. Хамелеон. Он пошел на заседание Пен-клуба и был там диссидентом, а через день он был на праздновании ЧК, и там он был чекистом. И в общем, симпатичный человек, такой стихийный даос, который дает сущностям проявиться и никогда не противоречит сущностям.