БереZOVский, Разобранный по буквам — страница 31 из 38

иновьев.

Но когда же эта схема поломается? Официальная версия по-своему глубоко логична, но именно логичные построения никогда не бывают жизненными: в жизни всего не учтешь, она непредсказуема, простые решения в ней не бывают верными, а слишком явная очевидность указывает на чью-то режиссуру. Версия о причастности Бориса Березовского или его чеченских друзей вроде Нухаева не могла не появиться, — уж настолько-то мы знаем начальство нашей Родины; на предполагаемой преступной группе не могло также не повиснуть целой грозди уголовных дел, к которым они причастны. Не удивлюсь, если эти же люди замочили и Листьева. У нас теперь сразу выясняется, что десяток нераскрытых убийств совершен именно теми, кого вот только что отловили, и они уже дают признательные показания. Если помните — студенты, арестованные за взрыв на Черкизовском рынке, тогда оперативно взяли на себя ответственность еще за восемь терактов, включая взрыв в сортире одной ясновидящей; была раскрыта целая националистическая организация, был обещан скорый публичный процесс. Год прошел со времени взрыва, и где процесс? Сенсационные разоблачения повисли в воздухе, и вряд ли мы их дождемся.

Теперь выясняется, что убийцы Политковской причастны и к ликвидации Андрея Козлова. Ощущение такое, что у нас в Москве две преступные группировки: одна — националистическая, причастная ко всем терактам, а вторая — безыдейная, из остатков бывших ОПГ, отвечающая за все заказные убийства. Что вы хотите — централизация. Укрепление вертикали — так уж во всем. И если за все наши достижения ответствен лично Сами Знаете Кто, то во всех преступлениях, вредительствах и неурожаях повинен Борис Абрамович Березовский собственной персоной. Это он организует засуху. Он направляет руку всех наемных убийц. Страшно подумать, что будет, когда его наконец поймают. Но его не поймают еще долго, потому что тогда действительно не на кого будет свалить новые ликвидации, заказы и расстрелы в подъездах.

Я вовсе не хочу сказать, что Политковскую убила „кровавая гэбня“. Мне просто представляется, что истина никогда не бывает столь предсказуема.

Истина всегда вне партийных и конспирологических раскладов. Очень велик шанс, что царевич Дмитрий просто упал на ножичек. А Кирова убили не Каменев с Зиновьевым и не Сталин с Ягодой, а обезумевший от ревности маньяк Николаев. А Горького не отравили врачи-убийцы и Сталин с Будберг, а просто у него был грипп и плеврит. А Политковскую, например, приказали убрать не ужасные чекисты и не столь же ужасный лондонец, а кто-нибудь из региональных боссов, кому не понравились ее резкие оценки в его адрес. Может такое быть? Запросто. Потому что не вписывается в схему. И поэтому выглядит близким к истине.

Но истина никому не нужна — почему у нас никак и не могут написать нормальную российскую историю. Так и мечутся, внося Сталина в Мавзолей и вынося обратно, проклиная и канонизируя Грозного, кадя и анафемствуя всем властям по очереди. Умудряясь и в том, и в другом наделать максимум глупостей. И мирясь со всем этим — потому что иначе ужасный Запад отберет нашу нефть, а не менее ужасный Восток захватит своими гастарбайтерами. Не позавидуешь».

2007. Нечеловек Абрамович в политическом глянце Moulin Rouge

В майском номере политического глянца Moulin Rouge, который мы лепили в Издательском доме Родионова вместе с двумя Димами — Быковым и Мишениным (главредом и креативным директором соответственно), я опубликовал пару стебных текстов, посвященных Роману Абрамовичу. Воспроизвожу по сохранившимся оригиналам.

«Я напишу об Абрамовиче. Потому что еще никто не писал об Абрамовиче. Это свежая тема, я имею в виду, что я напишу об Абрамовиче так, как никто и никогда не писал об Абрамовиче. Я люблю Абрамовича. Абрамович хороший. Этой правды народу в налитые глаза никто не говорил.

Все, что я раньше читал об Абрамовиче, — это сплошь ругательные статьи, в которых Абрамович противопоставляется народу и воплощает в себе остатки вселенского зла, которые недовместил Березовский. И это понятно: трудно журналисту пойти против народа. Не станет ведь журналист, чтобы не ссориться с читателем, писать в своем аналитическом материале добрые слова о том, кто сосет из потного народного тела кровь с неизменной примесью алкоголя. А мне наплевать, я не люблю народ. Да и за что его любить?

Разве народ сделал миллиарды? Разве народ оставил жене после развода виллы на Лазурном Берегу, автомобили и миллионы? Разве народ имеет яхты с антиракетными установками? Нет, это все сделал не народ. Это все сделал один Абрамович. Поэтому я, в отличие от других писцеборзов, в одиночку выступаю сегодня против народа и за Абрамовича. Потому что Абрамович лучше, чем народ. И это правда.

Народу было дано 70 лет, чтобы стать богатым и счастливым. Он стал? Нет, он не справился. А Абрамович сделал это всего за несколько лет. И что он получил от народа в знак благодарности за показательный пример? Только злобу. В чем же истинная причина этой глубинно-звериной ненависти народа к молодому, счастливому и реально красивому пареньку, который обошел народ на повороте? Только в зависти. В едкой, выжигающей остатки пропитой души зависти. Народ завидует тому, чего не смог осуществить он сам.

Народ вымирает, рожая одного с небольшим ребенка на семью. Абрамович родил штук пять или шесть.

Народ ударно сокращает продолжительность жизни курением, водкой и травмоопасным производством. Абрамович не курит, не пьет и ни разу не попал рукавом в крутящийся шпиндель. Народ все те семь десятков лет, о которых было упомянуто выше, хреначил индустриализацию, химизацию сельского хозяйства и электрификацию всей страны. Народ был истинным хозяином своей Родины! При этом постоянным рефреном, главным словом той эпохи было слово „бесхозяйственность“. Оборудование, купленное народом за иностранную валюту, ржавело в разбитых ящиках на заводских дворах. Картошка, выращенная народом, гнила на овощных базах, отчего народу все время приходилось ее там перебирать руками народной интеллигенции.

Народ качал самотлорскую нефть, гнал ее за границу и покупал на эти деньги зерно и финскую колбасу салями, но в магазинах колбасы все равно не было. Дешевый бензин шофера народных грузовиков сливали в канаву, чтобы не урезали фонды на следующий квартал. Это происходило потому, что народ, как я уже сказал, был полным хозяином всего…

А Абрамович не был хозяином ничего. Но в течение кратчайшего срока стал им. И у него почему-то ничего не сгнило, и за ним ничего не заржавело. „Я пообещал“ — человек, который слышал от Абрамовича эту фразу, мог считать себя счастливым. Это было все равно что деньги.

Народ безалаберен. Он хочет заработать, но не может. Потому что его целеустремленности хватает в аккурат на то, чтобы добежать до бутылки, распивая которую он непременно будет ругать абрамовичей, бессовестно расхитивших гниющее под дождем народное достояние. Будет ругать так же, как прежде ругал партию. А Абрамович целеустремлен. И о его целеустремленности говорит следующий факт. В самом начале перестройки, когда Абрамович в некоем кооперативе то ли варил джинсы для народа, то ли производил игрушки для детей народа, он сел на пустой ящик на кухне своего приятеля, глаза его мечтательно затуманились, и он сказал:

— Когда-нибудь я куплю мир.

Это была настоящая сильная человеческая мечта. Ленин очень хотел сделать революцию — и сделал. Колумб хотел переплыть океан — и переплыл.

Абрамович хотел разбогатеть — и разбогател. Целеустремленным людям ставят памятники. Где памятник Абрамовичу? И обязательно ли для этого ждать его смерти, которой так жаждет народ?

Народ! Ты — говно. Ты всегда будешь жить плохо. Потому что хорошо ты жить не умеешь. И как только из твоей мутной среды выбьется в люди какой-нибудь яркий человек, ты его исторгнешь из своих рядов и снова заведешь свою заунывную волчью песню. В которой непременно будут слова про народную кровушку и что-нибудь про жидов…

Нет, народ! Это ты — жид. А Абрамович — ангел.

Это нужно четко понимать».

После стеба — суровые размышлизмы.

«С Абрамовичем все не так просто. Я не советовал бы интерпретировать его развод как проявление человечности. Это, скорее, окончательный разрыв с человечностью. Абрамович — сверхчеловек, ему тесно в мире людей, и он давно наигрался и в Чукотку, и в „Челси“, и в семейную жизнь. Развод Абрамовича — это полет куда-то туда, куда нашим убогим взором не дотянуться. На эту тему в литературе — фантастической, конечно, потому что в реалистической такие коллизии покамест не описаны, — существуют два текста. Это „Волны гасят ветер“ Стругацких — гениальная попытка заглянуть в близкое будущее, удавшаяся на историческом переломе, в начале 80-х, — и ничуть не менее талантливый роман Василия Аксенова „Редкие земли“.

В обеих книгах описаны сверхлюди. Стругацкие (кстати, вслед за Пастернаком, высказавшим такую идею в „Диалоге“ 1918 года) предположили, что человечество поделится на два класса: люди и людены. Сосуществовать они смогут лишь до известного предела: людены, наделенные особыми способностями и уникальными характерами, рано или поздно вырвутся за пределы земного тяготения. Толи улетят, то ли сделаются невидимыми, — словом, заживут отдельной жизнью, и все из-за проклятого зубца „Д“ в ментаграмме. У кого есть зубец — те сверхлюди, у кого нет — те обычные счастливые жители коммунистического будущего.

У Аксенова все актуальней и грозней. Он явно отталкивается от истории Ходорковского, но его Гена Стратов, конечно, совсем не российский олигарх. Правда, автор допускает, что и для Ходорковского богатство никогда не было самоцелью, — но Стратов еще бескорыстнее.

Деньги интересуют его лишь как способ радикально изменить жизнь на Земле: замутить грандиозный проект для Африки, превратить Россию в передовую промышленную империю, в перспективе объединить весь мир под крышей гигантского космополитического союза. К сожалению, среди людей такие „редкие элементы“, как названы они в романе, не заживаются. Стратов убит, а его прекрасный сын Никодим, совершенно уже сверхчеловек, зачатый родителями в кратере вулкана, постепенно превращается в океанское чудовище, не отбрасывающее тени. И это, если вдуматься, вполне закономерный путь для такого совершенства во всех отношениях, какое рисует нам Василий Павлович в лучшей и грустнейшей из последних своих книг.