Человек не может остаться собою, если на него в одночасье — вследствие революции, контрреволюции или президентского распоряжения — сваливается гигантская доля бывшей госсобственности. Его представление о собственных возможностях расширяется до божественного, перекрывая все земные горизонты. Человек забывает, что ему положены какие-то пределы. Он устремляется к великим геополитическим проектам, желает испытать все ощущения одновременно, записывается в очередь на космолет, в самом легком случае принимается писать книги или основывать секты. При этом с помощью его книг все равно нельзя заработать столько же, сколько заработал он, потому что ему чудовищно повезло, его выбрала история, его призвали всеблагие, и другим повторить этот фокус не удастся до следующей перестройки или послеперестроечных времен. Но он искренне уверен, что способен осчастливить все человечество, — хотя чтобы его осчастливить так же, как был осчастливлен он, нужно ни много ни мало переселить все это человечество в Россию 1995 года и познакомить с семьей президента.
Все русские олигархи — не совсем люди. Не потому что у них Так Много Денег: много денег, например, и у Билла Гейтса, но он совершенно заурядный менеджер, много и скучно трудившийся на стратегически выгодном направлении. Все дело в скорости приобретательства: космонавт, и тот теряет адекватность — потому что взлетает в ледяную пустоту со скоростью, превосходящей человеческое разумение. Водолаз, которого поднимают быстрей, чем надо, гибнет от кессонной болезни. Юноша, теряющий невинность раньше некоего положенного возраста, да вдобавок в экстремальных обстоятельствах, рискует на всю жизнь остаться девиантом, сиречь немного маньяком.
Сам процесс восхождения из комсомольских боссов средней руки к властелинам полумира был в России 90-х так быстр, случаен, хаотичен и травматичен, а шанс навеки остаться на поле первоначального накопления так серьезен, что уцелевшие счастливцы начинали искренне мнить себя богами, колебателями мировых струн. Борис Березовский, например, до сих пор не избавился от этого мироощущения. А Михаил Ходорковский после всего, что с ним происходило и происходит, кажется, в этом мнении еще несколько укрепился, — и прав Василий Аксенов, сказавший автору этих строк, что сел-то Михаил Борисович еще обычным человеком, а выйдет точно сверхчеловеком. Иные добавили бы: „Если выйдет“. В том, что выйдет, я убежден: для имиджа путинской и постпутинской России уничтожение Ходорковского было бы полным и окончательным крахом, даром что лично у меня этот олигарх не вызывает ни малейшей симпатии. Уважение — вызывает, тут уж срабатывает фактор судьбы.
Так вот, Абрамович из них из всех наименее человек, потому что в наибольшей степени сам себя сделал. Он вырос из ниоткуда, без родителей, никто ему ни в чем не помогал, и по воспоминаниям Натальи Штурм, он уже в десятилетнем возрасте легко разруливал любой школьный конфликт.
Я застал его губернатором Чукотки и поразился железным нервам и неизменной доброжелательности этого человека. Представить, что кто-то может вывести его из себя, не смог бы и самый разнузданный шаман. Любая попытка осмыслить, сколько у него все-таки денег, кончалась безумной и бессмысленной пляской нулей в моем небогатом воображении: можно представить себе миллион, 100 миллионов, миллиард. Представить 10 миллиардов нельзя.
Абрамович отвечал на вопросы легко, остроумно, немного цинично. Я спросил, как он собирается поддерживать на Чукотке производство. Он, как истинный эффективный менеджер, ответил прямо: „Бессмысленно поддерживать то, что не стоит само»“ Я думаю ровно наоборот, но признаю, что моя политика неэффективна — или по крайней мере эффективна лишь в очень отдаленной перспективе. На коротких дистанциях выигрывают те, кто подыгрывают духу эпохи. И только на длинных — те, кто ему противостоят. В союзники можно брать либо время, либо вечность: я выбираю вечность, поэтому я не олигарх.
Развод Абрамовича не означает наличия чисто человеческой способности увлекаться красивыми девушками. Эта способность есть у всякого, смешно думать, что идеальный семьянин ее лишен. Развод Абрамовича означает отпадение простой и естественной человеческой способности лицемерить — на которой до известного момента держатся все наши успехи. Люди не склонны прощать победителей, поэтому надо уметь с ними ладить, подлаживаться, играть по их правилам: это позволяет до поры замаскировать свои триумфы. Гениальность, например, или нечеловеческое богатство. Теперь Абрамовичу надоело притворяться, и он развелся.
Если человек, чей капитал приближается к 20 миллиардам долларов, разводится с женой, матерью пятерых детей, — значит, он может себе это позволить. Даша Жукова тут решительно ни при чем. Просто человек, облагодетельствовавший целый регион (а Чукотка по размерам сравнима с несколькими Англиями), устал делать вид, что на него распространяются обычные условности. И если ему надоело жить с людьми (жена тут тоже не более чем частный случай) — он может покинуть семью и устремиться в свободное плавание. Иногда на этом пути ему будут встречаться всякие Даши Жуковы, но жениться на них он не будет уже никогда.
Куда устремляется сверхчеловек, которому тесно в мире людей так же, как нормальному человеку тесно в мире инвалидов? Он улетает в небо, уплывает в море (благо к услугам Абрамовича три самолета и штук десять классных яхт), уходит в пустыню, благо вся ледяная пустыня Чукотки к его услугам. Теперь его полноправные собеседники — только ветер, воздух, вода, облака, солнце, а также тот Верховный Олигарх, который, с точки зрения обычного олигарха, за всем этим стоит. Теперь олигархи беседуют с ним, потому что в Чукотку, „Челси“, семью, политику и светскую жизнь они уже наигрались.
Все это выглядит по-настоящему романтично, если смотреть на происходящее глазами девочки из глянцевого журнала. Но, уверяю вас, все это довольно забавно с точки зрения любого сочинителя, способного срифмовать две строчки или выстроить сюжет небольшого рассказа. Проблема в том, что мы можем проделать все то же самое, не зарабатывая 20 миллиардов, не спасая Чукотку и не разводясь с женой. Нам все это дано от рождения — поэтому игры сверхчеловеков вызывают у нас лишь легкую дружелюбную усмешку.
Люди ведь делятся не на сверх- и недо-. Они делятся на просто людей, очень богатых людей и людей искусства. Первые соблюдают все условности, потому что не могут иначе. Вторые отказываются от всех условностей, потому что обретают финансовую независимость. Третьи вообще не знают, что такое условности, потому что с рождения могут всё. Поэтому на Абрамовича и его сверхчеловечность я гляжу без зла и без любви — ас доброжелательным любопытством, с каким слежу за детскими играми на лужайке.
Вот когда он напишет стихотворение, тогда посмотрим».
И вдогонку еще один текст, в несколько ином жанре.
«Всего лет сто или сто пятьдесят пройдет, и какой-нибудь младший научный сотрудник Всемирного института благородных девиц им. Мелинды Гейтс поставит под сомнение сам факт существования Абрамовича под этим небом.
Проведя раскопки в стопках пожелтевших „Коммерсантов“, рассыпающихся в прах „Ведомостей“ и журналов „Компания“ за 1997–2007 годы, он придет к выводу, что самый выдающийся бизнесмен эпохи был обычной газетной уткой или, что более вероятно, РЯ-фантомом, выведенным придворными политтехнологами. Точно так в годы Столетней войны главнокомандующий Жиль де Рэ придумал пастушку Жанну Д’Арк, которая помогла ему повести в бой против англичан вялое французское войско, много лет не получавшее жалования.
„В СССР — государстве, которое развалилось за 5 лет до продажи первой официальной версии Windows и за 15 лет до начала дела Поносова, — человек с фамилией Абрамович не мог работать сварщиком по целому ряду причин.“ — с этого начнет свою аргументацию наш задроченный потомок. Впрочем, нет, скорее, он попытается подойти к этой проблеме издалека.
О покупке „Челси“, продаже „Сибнефти“ и других подвигах этого полумифического персонажа были наслышаны практически все его современники — от немецких бюргеров до чукотских охотников на нерпу, но людей, которые видели Абрамовича вживую, можно пересчитать по пальцам. Роман Аркадьевич почти не давал интервью, не выступал с публичными лекциями и крайне редко посещал светские мероприятия.
Это не мешало ему повелевать умами и вести за собой массы. Несколько газетных строчек о покупке Романом Абрамовичем самой большой в мире яхты — и российские предприниматели бегут записываться в очередь на лодки океанского класса. После выхода заметки о продаже убыточного лондонского футбольного клуба, сопровождающейся фотографией мужчины с недельной щетиной и слегка диковатым взглядом, в спорт непонятно откуда устремляются многомиллиардные инвестиции. Ему не приходилось, подобно Орлеанской Деве, вопить: „Те, кто любят меня, за мной!“ Представители российской элиты конца XX — начала XXI века и без того пытались копировать каждый его шаг, чтобы хоть на секунду ощутить себя немного Абрамовичем.
Чтобы понять природу этого удивительного феномена, необходимо внимательно исследовать биографию, или, если позволите, житие Романа Аркадьевича. Это сплошная шарада, переполненная символами и отсылками к мифологическим сюжетам. Как и положено великому герою, он родился в очень простой семье и рано остался сиротой. Все детство, которое пришлось на конец 60-х и 70-е годы XX столетия, он жил то у одних, то у других родственников, пока, наконец, на него не обратил внимания дядя по отцу по имени Абрам, занимавший какую-то высокую должность в Москве. У этого „доброго волшебника“ не хватило могущества, чтобы „поступить“ Романа Аркадьевича в московский вуз, и тому пришлось стать студентом Ухтинского индустриального института. Впрочем, ненадолго: через несколько месяцев после поступления он был отчислен и призван в армию.
В 1987 году, вскоре после дембеля, Абрамович устроился в стройуправление № 122 треста „Мосспецмонтаж“ на должность начальника сварочного агрегата. Одновременно он якобы получал высшее образование в Московском институте нефти и газа им. Губкина. Необходимо отметить, что многочисленные попытки исследователей обнаружить документальное подтверждение этих фактов завершились неудачей.