Хотя нужно отметить, что были и такие люди, которые не очень боялись наложенного на имя Берии табу и старались отметить заслуги Берии даже тогда, когда последний уже был признан агентом империализма. В 1953 году, когда очернение имени Берии набирало обороты, генерал армии, Герой Советского Союза И. Масленников высказал протест против статьи, опубликованной в журнале «Военная мысль», и направил письмо следующего содержания:
«На странице 56, характеризуя мероприятия Ставки Верховного Главнокомандования СССР, авторы лишь вскользь и чрезвычайно бегло упоминают об огромной творческой работе и принципиальных политических организационных мероприятиях, которые осуществил товарищ Лаврентий Павлович Берия, создавший коренной перелом, изменивший всю обстановку, несмотря на чрезвычайно трудное положение, сложившееся на кавказских фронтах к августу 1942 года. Подобная характеристика деятельности товарища Л.П. Берия не дает исчерпывающей картины всех мероприятий, которые были проведены под личным и непосредственным руководством товарища Лаврентия Павловича Берия.
Л.П. Берия, владея сталинским стилем руководства, личным примером показал образцы большевистского, государственного, военного, партийно-политического и хозяйственного руководства Закавказским фронтом (август 1942 – январь 1943 г.), блестяще претворил указание товарища Сталина».
Думаю, согласитесь, что такая характеристика Берии, данная в то время, как он был уничтожен и когда автор этих строк под вопрос ставил собственное положение, достаточна, чтобы уяснить, какую роль играл Берия в обороне Кавказа.
Правда, не у всех хватало мужества говорить правду в открытую, но все же были и такие, которые старались указать имя Берии между строк, заменив его другой фигурой так, чтобы читатель мог догадаться, о ком идет речь. Одним из них являлся С. Штеменко, который во время обороны Кавказа, будучи полковником, был командирован вместе с Берией на данный участок фронта. Невозможно не согласиться с историком Борисом Соколовым, который отмечает, что функции Берии в своих воспоминаниях Штеменко «передал» начальнику Оперативного управления Генштаба генерал-лейтенанту П.И. Бодину. Во-первых, нужно отметить, что Бодин не был той фигурой, которая могла принимать такие радикальные решения, а во-вторых, он не имел никакого права говорить от имени ГКО, с чем мы встретимся в будущем.
Приведу выдержку из мемуаров Штеменко:
«Обратите особое внимание на бакинское направление, – сказал Сталин, обращаясь к Бодину… – Этих полковников надо будет взять с собой, когда поедете… Лишь через несколько дней после вызова в Ставку, а именно 21 августа, Бодин объявил мне: «Подготовьтесь, завтра в 4 часа поедете со мной на аэродром. Возьмите шифровальщика и нескольких направленцев…» Утром в назначенное время поехали в машине Бодина на Центральный аэродром. Там нас уже ждал самолет Си-47. Бодину представился командир корабля полковник В.Г. Грачев».
Трудно сказать, старался ли Штеменко завуалированно передать реальную историю или просто случайно назвал фамилию пилота, но вовсе не было секретом то, что Грачев был личным пилотом Берии и никакого отношения к Бодину не имел.
«Летели в Тбилиси через Среднюю Азию. Прямой путь туда был уже перекрыт немцами. В Красноводске приземлились вечером, а когда стемнело, пошли через Каспийское море на Баку, Тбилиси.
В Тбилиси сели почти в полночь и прямо с аэродрома направились в штаб фронта. Город еще не спал. Многие улицы были ярко освещены и полны людей.
П.И. Бодин немедленно заслушал доклад начальника штаба фронта А.И. Субботина и объяснил, с какими задачами мы прибыли. Их было немало: уточнить на месте обстановку, наметить дополнительные меры по усилению обороны Закавказья и провести их в жизнь, создать резервы из войск, отошедших и отходящих в Закавказье с севера, а также за счет мобилизации новых контингентов из местного населения и, наконец, ускорить подготовку оборонительных рубежей, прежде всего на бакинском направлении».
О том, что под Бодиным подразумевался именно Берия, говорит хотя бы следующий факт:
«В заключение Бодин обратился к командующему фронтом: «Известно ли Вам, что союзники пытаются использовать наше тяжелое положение на фронтах и вырвать согласие на ввод английских войск в Закавказье? Этого, конечно, допустить нельзя. Государственный Комитет Обороны считает защиту Закавказья важнейшей государственной задачей, и мы обязаны принять все меры, чтобы отразить натиск врага, обескровить его, а затем и разгромить. Надежды Гитлера и вожделения союзников надо похоронить…»
Слишком пламенная речь, сказанная от имени ГКО, чтобы она принадлежала Бодину. Как мы помним, представитель Ставки Хрущев стоял выше Начальника Генштаба, по сравнению с которым Бодин не представлял собой какого-либо авторитета.
«Практически наша деятельность здесь началась с того, что уже 24 августа в Закавказье было введено военное положение. Все войска, организованно отходившие с севера, сажались в оборону на Тереке, в предгорьях Кавказского хребта, на туапсинское и новороссийское направления. А те части и соединения, которые оказались обескровленными в предшествовавших боях, утеряли органы управления или вооружение, отводились в тыл. На главном бакинском направлении 28 августа стала формироваться 58-я армия. В районе Кизляра сосредоточивался сводный кавалерийский корпус.
После того как мы тщательно разобрались с обстановкой, было решено создать оборонительные районы оперативно важных центров. Всего таких районов насчитывалось три: Бакинский особый, Грозненский и Владикавказский. Начальники их получили права заместителей командующих армий, оборонявших подступы к этим районам.
На оборону Военно-Грузинской дороги целиком была поставлена стрелковая дивизия. Главные силы ее запирали вход в районе Орджоникидзе. Туда же перебрасывалась еще одна дивизия из Гори.
Много хлопот доставило бакинское направление. При выезде на место мы установили, что строительство оборонительных рубежей идет там очень медленно. Сил для этого явно не хватало. 16 сентября Государственный Комитет Обороны по представлению военных (точнее – Берии) принял специальное постановление о мобилизации на оборонительное строительство в районах Махачкалы, Дербента и Баку по 90 тысяч местных жителей ежедневно. После этого дело пошло полным ходом. Днем и ночью строились окопы, противотанковые рвы, устанавливались надолбы. Помимо того, 29 сентября Ставка приказала осуществить здесь еще ряд мер по упрочению обороны и направила сюда целевым назначением 100 танков…
Не менее тревожная обстановка сложилась на Таманском полуострове и в Новороссийске… 1 сентября на базе Северо-Кавказского фронта там была создана Черноморская группа войск, подчиненная Закавказскому фронту. Через несколько дней в командование этой группой вступил генерал-лейтенант И.Е. Петров. Командующий 47-й армией и всем Новороссийским оборонительным районом Военный совет фронта предложил назначить генерал-майора А.А. Гречко (обоснованным считает замену прежнего командующего 47-й армией и член Военного Совета Закавказского фронта Л.М. Каганович, утверждавший, что «в верхушке 47-й армии не было духа уверенности»), а руководителем обороны самого города Новороссийска – контр-адмирала С.Г. Горшкова. Это предложение Ставка утвердила».
Кадровые вопросы решал Берия, и обе кандидатуры были выставлены именно им. Принесло ли это свой результат? Продолжим рассказ Штеменко:
«Результаты сказались немедленно. 10 сентября советские войска остановили врага в восточной части Новороссийска между цементными заводами и заставили его перейти к обороне.
Главный Кавказский хребет не входил в зону действий ни Черноморской, ни Северной групп. Оборонявшая его 46-я армия по идее должна была находиться в непосредственном подчинении командования фронта. Но потом при штабе фронта появился особый орган, именовавшийся «штабом войск обороны Кавказского хребта». Возглавлял его генерал Г.Л. Петров из НКВД. Надо прямо сказать, что это была совершенно ненужная, промежуточная Инстанция. Фактически этот штаб подменял управление 46-й армии.
С обороной гор дело явно не клеилось. Командование фронта слишком преувеличивало их недоступность, за что уже 15 августа поплатилось Клухорским перевалом. Вот-вот мог быть взят и Марухский перевал, вследствие чего создалась бы угроза выхода немцев на юг, к Черному морю. Допущенные оплошности исправлялись в самом спешном порядке. Срочно формировались и направлялись на защиту перевалов отряды из альпинистов и жителей высокогорных районов, в частности сванов. Туда же, на перевалы, подтягивались дополнительные силы из кадровых войск. В районе Красной Поляны и к востоку от нее занял оборону крупный отряд полковника Пияшева, преградив противнику путь к морю. В горы выдвигались также вооруженные рабочие отряды. Против врага поднялась вся многонациональная семья народов Кавказа. На боевых рубежах и в тылу противника шла гибельная для непрошеных гостей борьба».
Как видим, в этом рассказе Бодин упоминается лишь вначале. То, что настоящим руководителем обороны Кавказа был Берия, ни у кого не вызывало сомнений, это было настолько ясно, что опровергнуть это не представлялось возможным, и поэтому легче всего было не изъять его из истории, а исказить его деятельность. Было решено признать действия дезорганизующими, направленными на подрыв обороны. Ему данное «деяние» даже вменили в вину в 1953-м. Таким образом, выходило, что член ГКО, Генеральный Комиссар Госбезопасности (то бишь маршал СССР) Берия подчинялся генерал-лейтенанту Бодину, который, несмотря на дезорганизацию со стороны Ставки, все же сумел отстоять Кавказ.
Правда, Штеменко не имел права выставлять с положительной стороны Берии, в его мемуарах нигде нельзя найти факт дезорганизации (если не считать голословных фраз). Соединив воедино эти два факта, картина станет абсолютно ясной: первое – обороной Кавказа руководил Берия, и никто другой; второе – под руководством Берии были проведены профессиональные действия, благодаря чему ситуация на фронте была выправлена.