V. О состоянии работ по производству тяжелой воды
Назначение тяжелой воды
Научно-исследовательские и другие организации, работающие над тяжелой водой
Методы получения тяжелой воды Получение методом электролиза воды
Установка по окончательному концентрированию тяжелой воды ЧЭХК (Чирчикский электрохимический комбинат. – С.К.) Строительство новых заводов электролиза Электролиз воды с изотопным обменом Московский электролизный завод Получение тяжелой воды методом дистилляции воды Получение тяжелой воды методом ректификации воды из азотно-водородной смеси
Получение тяжелой воды методом дистилляции аммиака Физико-химический институт им. Карпова Институт физических проблем АН СССР
VI. О состоянии работ, ведущихся в КБ-11 при Лаборатории № 2 АН СССР
Размещение работ Состояние работ
Разработка элементов составного заряда из обычных взрывчатых веществ
Разработка методики исследование процессов сжатия металла взрывом
Разработка электродетонаторов
Разработка высоковольтной установки для подрыва детонаторов
Разработка конструкции корпуса атомной бомбы Разработка одновременного выстрела из двух стволов Разработка взрывателя, срабатывающего на данной высоте Разработка нейтронного взрывателя Расчетно-теоретические работы
VII. Научно-исследовательская работа в области использования атомной энергии и развития молекулярной физики
Работа Ленинградского ФТИ Электролитический метод разделения Работа Харьковского ФТИ Работа Радиевого института АН СССР Работа Лаборатории № 2 Работа Лаборатории № 3
VIII. Работа по вопросам защиты от радиации
IX. Об использовании немецких специалистов
Размещение немецких специалистов в СССР и организация научных учреждений
Группа доктора Риля
Институт «А» (директор – профессор Арденне. – С.К.)
Институт «Г» (директор – лауреат Нобелевской премии 1925 года профессор Герц. – С.К.)
Лаборатория «В» (научный руководитель – профессор Позе. – С.К.).
Не знаю, хватило ли у читателя сил за один присест прочесть план этого отчета Сталину, занимающего 67 страниц в книге третьей II тома документов советского Атомного проекта. А ведь Берия его внимательно, с карандашом в руках, изучил! И все для того, чтобы потом отдать распоряжение, зафиксированное на оборотной стороне последнего листа секретарем Спецкомитета генералом Махневым: «По указанию т. Берия Л.П отчет никуда не посылался. В. Махнев».
И такое решение было вполне оправданным – отчет получился избыточно – для Сталина – подробным. Зато для Берии и его сотрудников он был вполне приемлем и полезен, позволив еще раз охватить все проблемы и задачи сразу.
Ну, как, спрошу я читателя, очень все это напоминает круг интересов и образ жизни «монстра», «дьявола», «вурдалака», «палача»? Да плюс – еще и «сексуального маньяка», только и думающего о том, какую бы еще девятиклассницу приказать затащить в свой «черный ворон»…
МИМО Берии не проходили вопросы, даже, казалось бы, второстепенные. Так, 10 апреля 1948 года директор Лаборатории № 3 АН СССР академик Алиханов обращался к «заместителю Председателя Совета Министров СССР товарищу Берия Л.П.» с подробным письмом, обосновывающим необходимость издания «в закрытом виде ряда руководств по различных вопросам производства атомной энергии и, в первую очередь, с просьбой о разрешении издания в закрытом виде для служебного пользования книги А. Ахиезера и И. Померанчука».
Имелась в виду монография по общей теории реакторов, и Берия поручил неизменному В.А. Махневу (о нем еще будет сказано) направить копию письма Алиханова «на заключение Научно-технического совета».
Что понимал Берия в теории реакторов? Он имел о процессах, в них происходящих, более чем общее представление и сознавал это. И остальные сознавали. И Алиханов – тоже.
Однако Алиханов знал – обратись к другому, «замотают» надолго. Да так оно и было, потому что академик пояснял:
«Эта книга (Ахиезера и Померанчука. – С.К.)… является чрезвычайно ценной и полезной, а между тем рукопись без всякого движения лежит в архиве Техсовета, и до сих пор не предпринято никаких шагов к ее изданию в закрытом виде для служебного пользования. Это обстоятельство не дает возможности пользоваться книгой ни научным сотрудникам, ни студентам».
Вот почему Алиханов написал прямо Берии, зная, что тот решит все оперативно. Причем Лаврентий Павлович не стал ведь вникать в суть дела – в ней он не разбирался. Но решил компетентно – как управленец! Не возмутился «мелочностью» темы письма, а переадресовал его через Махнева Завенягину и в Научно-технический совет. Понимая, что коль уж «вопрос» попал в поле зрения Берии, то больше «без всякого движения» лежать не будет – сами не решат, так генерал Махнев кому надо напомнит.
И здесь, пожалуй, надо сказать хотя бы несколько слов о самом Василии Алексеевиче Махневе – человеке скромном, но, по мнению людей сведущих, уникальном. Вятич, 1904 года рождения (умер в 1966 году), после окончания в 1926 году Института народного хозяйства и работы в Вятке и Горьком в системе рабоче-крестьянской инспекции, в 1940 году он стал заместителем Комитета советского контроля при СНК СССР. В 1941–1945 годах был заместителем наркома боеприпасов, будучи с 1942 года одновременно заместителем члена ГКО Берии.
С 1945 года Махнев – член Спецкомитета и начальник его секретариата. В 1949 году после испытания первой атомной бомбы он стал Героем Социалистического Труда, в 1951 году – лауреатом Сталинской премии I степени, а в 1953 году – II степени.
Как я понимаю, он был для Берии чем-то вроде Поскребышева для Сталина. Возможно, его можно назвать и «серым атомным кардиналом» Берии, не забыв при этом, что, хотя «серое преподобие» Жозеф дю Трамбле и был крайне умен, великим был его шеф – сам кардинал Ришелье.
Французы говорят: «Каков хозяин – таков слуга». И Василий Махнев был достойным слугой – не Берии, а России, Советского Союза.
ЧИТАТЕЛЬ уже знаком с Андраником Петросьянцем. Берия хорошо знал его еще по Наркомату танковой промышленности, а потом – по совместной работе в Государственном Комитете Обороны и в конце 1946 года добился его перевода в атомную отрасль. В ПГУ Петросьянц обеспечил сооружение и ввод заводов № 813 и № 418 по диффузному и электромагнитному разделению и обогащению урана-235, а почти через десять лет после смерти Берии, в 1962 году, стал председателем Государственного комитета СССР по использованию атомной энергии. Ранее я приводил его оценку роли и заслуг Берии во время войны. А вот как он же сказал об «атомном» Берии:
«Берия… сумел полностью оправдать доверие Сталина, использовав весь научный потенциал ученых ядерной науки и техники… Он придал всем работам по ядерной проблеме необходимые размах, широту действий и динамизм. Он обладал огромной энергией и работоспособностью, был организатором, умеющим доводить всякое начатое им дело до конца. Часто выезжал на объекты, знакомился с ходом и результатами работ, всегда оказывал необходимую помощь и в то же время резко и строго расправлялся с нерадивыми исполнителями, невзирая на их чины и положение. В процессе создания первой советской ядерной бомбы его роль была в полном смысле слова неизмеримой. Его усилия и возможности в использовании всех видов и направлений отраслей промышленности страны в интересах создания ядерной индустрии, научно-технического потенциала страны <…> обеспечили ему полную свободу действий и победу советскому народу в этой научно-технической эпопее…»
Увы, уважаемый читатель, я и в этой характеристике Берии Петросьянцем кое-что выпустил. Вместо многоточия в жирных угловых скобках текст Петросьянца таков: «… и громадных масс заключенных, страх перед ним…»
Насчет «страха» – это, увы, малодушный экивок академика Петросьянца в сторону разгулявшейся к 1995 году «демократии». И если перед мысленным взором читателя по прочтении слов «расправлялся с нерадивыми исполнителями…» встает густая «лагерная пыль», то я могу уверить его, что глаза ему закрывать не стоит – эта пыль глаза не выест по причине отсутствия ее наличия. Я позднее приведу примеры, подтверждающие только что сказанное, но, затронув эту тему, сразу скажу следующее…
Объективное изучение рассекреченных документов и конкретные (без общей «лагерной пыли») воспоминания тех из атомщиков, кто прямо имел дело с Берией, позволяют сделать вполне однозначный вывод о том, что роль Лаврентия Павловича Берии в советском Атомном проекте была не только выдающейся – это очевидно, но и вполне положительной с позиций обеспечения нормального делового климата в отрасли.
Вот как, например, происходило назначение Бориса Глебовича Музрукова директором комбината № 817.
Комбинат № 817, он же: Государственный химический завод, объект № 859, «Проект № 1859 Горно-обогатительного завода», База-10, завод «А» или «агрегат № 1» – это комплекс сооружений первого промышленного реактора – наработчика плутония, построенный в 16 километрах в востоку от города Кыштым на берегу озера Кызыл-Таш в Челябинской области. Современное его название: производственное объединение (ПО) «Маяк». Возникший при комбинате закрытый город впоследствии был назван Челябинск-40 (ныне Озерск) – в просторечии «сороковка».
Между прочим, Василий Васильевич Чернышев, заместитель вначале наркома внутренних дел Берии, а затем – министра внутренних дел Круглова (К. Залесский в своем биографическом словаре называет генерала Чернышева «хозяином миллионов рабов ГУЛАГа»), в 1947–1949 годах практически постоянно жил в «сороковке» вместе с семьей, контролируя ход строительства атомных предприятий Южного, Среднего и Северного Урала. Скончался он всего 56 лет от роду в 1952 году (такие его бывшие «рабы», как, например, Лев Разгон, благополучно загрязняли умы и души сограждан даже в 90-е годы прошлого века).
Берия на этот «объект» приезжал не раз, и он у него был на особом счету, потому что при всей общей грандиозности проблемы ее ключевым и наиболее дорогостоящим звеном оказывалось получение в необходимых количествах активных, делящихся оружейных материалов – высокообогащенного урана-235 и плутония.