Недалеко ушла от них книга журналиста Станислава Пестова «Бомба. Тайны и страсти атомной преисподней», о которой в издательской аннотации сказано, что автор «в легко принимаемом читателем жанре документального детектива (а это как?! – С.К.)» раскрыл «полно и захватывающе – историю создания атомного оружия в СССР».
Пестов тоже цитирует Игоря Головина, который на свой лад рассказывает сплетню о показе Сталину Зерновым, Курчатовым и Харитоном «плутониевого шара» – они-де принесли его «в шкатулке»! Что забавно, даже Пестов в какой-то момент не выдерживает и по поводу особенно лихих выдумок Головина делает авторскую сноску: «В этом абзаце (эх, если бы только в том одном абзаце. – С.К.) – сплошные нелепости и искажения».
Однако далее Пестов пишет, что Берия якобы любил приговаривать, что пусть, мол, пока команда Курчатова работает, «расстрелять всегда успеем…»; что были якобы составлены списки «врагов народа», «где Лаврентий Павлович самолично сделал милые его сердцу заметки – «расстрелять», «посадить», «выслать…» и т. п.
Пестов (по его словам, бывший замдекана физико-технического факультета МИЭТа) технически безграмотно объясняет причины подрыва РДС-1 на башне, не понимая, что иначе было просто невозможно организовать те многочисленные физические измерения параметров взрыва, которые фиксировались 1300 приборами и 9700 индикаторами.
Чтобы читателю стала понятнее «захватывающая» «полнота» освещения Пестовым истории Атомного проекта СССР, я приведу такое его утверждение:
«А Зернова вообще обошли стороной (после испытания РДС-1. – С.К.). Припомнил ему Берия случай, когда Зернов замахнулся на него в кабинете Лаврентия…»
Далее Пестов делает сноску:
«Позже, когда Зернов работал заместителем министра, он был дважды награжден званием Героя Социалистического Труда».
Поскольку мы уже говорили о том, как был реально поощрен
Зернов за РДС-1, нужда в моих дополнительных комментариях отпадает.
«Бериефобия» Головина и Пестова сравнима разве что с «бериефобией» Антонова-Овсеенко и «генерала» Волкогонова. И если взять все профессорско-журналистские измышления и прокомментировать, то можно написать отдельную книгу, но вряд ли она получится интересной – подлость всегда примитивна.
Однако моральная реабилитация Лаврентия Павловича от подобных наветов по части «атомной» линии его судьбы наиболее проста, потому что, как я уже писал, «атомный» Берия «документирован» наиболее полно. Так что мы можем реконструировать его облик как руководителя и человека в «атомные» времена по совершенно секретным (ранее) документам. И если фальсификацию истории с канделябром-пресс-папье я могу доказать лишь при помощи в основном логического анализа, то апокрифичность (в смысле – недостоверность) другой байки о «злодее Берии» устанавливается документально…
И я это сейчас сделаю!
НИКОЛАЙ Захарович Тремасов входил в число руководителей КБ-11 в «Арзамасе-16», а затем долгие годы был главным конструктором нижегородского НИИ измерительных систем им. Седакова.
Впоследствии доктор технических наук, заслуженный деятель науки и техники РФ, в КБ-11 он попал в августе 1950 года, после испытания РДС-1. И вот что написал он в годы уже ельцинизма:
«…Немного об истории создания первых приборов РД (радиодатчиков для обеспечения заданной высоты подрыва РДС-1. – С.К.), известной мне со слов главного конструктора Скибарко Алексея Петровича и директора ВНИИРТ Мамиконяна Сергея Вартановича, которые в разное время поделились со мной такими воспоминаниями… В 1946 или 1947 году в г. Горький приехал из КБ-11 Турбинер В.А. с большой суммой наличных денег и предложил…Скибарко разработать радиодатчик для атомной бомбы<…> Первое летное испытание изделия с РД, разработанным коллективом А.П. Скибарко, на полигоне было неудачным. Анализ причин неудачи носил драматический характер. Министр Алексеенко вместе с А.П. Скибарко были вызваны к Берии для объяснений.<…>
…другой разговор состоялся в кабинете Берии с Алексеенко и Мамиконяном (со слов последнего), бывшего в то время главным инженером главка (которому административно подчинялся НИИ-11, где работал А.П. Скибарко) и который административно отвечал за это серьезнейшее задание.
Мамиконян стал горячо объяснять причину неудачи, в своей горячности позволил себе несколько раз перебить высказывания
Берии. Тот вдруг нажал кнопку, вошел полковник. «Взять его», – приказал Берия. Мамиконяна вывели в приемную, усадили на диван, по бокам сели два офицера. Вдруг открывается дверь, из кабинета, белый как мел, выходит Алексеенко и падает на ковер. «Я бросился к нему, – рассказывает Сергей Вартанович, – меня отдернули на диван. Я потянулся к телефону (это в Кремле, куда, как не мог не понимать начальник главка в Минсредсвязи, обычная «скорая» не заедет. – С.К.), мне – по рукам. Я с криком ударил по телефонному столику, грохнуло стекло, слетел аппарат. В дверях Берия:
– В чем дело?
– Хочу вызвать к министру врача, не дают.
– Зайди, им займутся.
Захожу в кабинет. Берия спрашивает:
– Что тебе нужно, чтобы доказать свою правоту?
– Три месяца сроку и два комплекта телеметрической аппаратуры…
– Хорошо. Будешь иметь. Докажи, что ты прав.
<…>
Наутро встречаюсь в коридоре наркомата с Алексеенко (то есть случайно, а не на срочном совещании после визита к Берии? – С. К.).
– Какого черта ты здесь делаешь?
– Иду на работу.
– Немедленно сегодня же поезжай в Горький, и чтобы здесь я тебя не видел.
…В Горьком за 3 месяца громадными усилиями сделали новые приборы… Поставили приборы на изделие, сбросили… Но – опять отказ. <…>
– Ну что же, – спросил я, – поверил Берия телеметрии и Вам?
– Да нет, – говорит, – не мне поверил. И. Курчатов и Ю.Б. Харитон убедили его, что задача очень сложная и решать ее нужно большими усилиями…»
Это мы познакомились с «испорченным телефоном» Н.З. Тремасова. И Берия вновь выглядит черно, хотя показательно то, что даже в изображении Мамиконяна, воспроизведенном Тремасовым, в Берии проглядывает некая справедливость («Что тебе нужно, чтобы доказать свою правоту?»).
А как оно было на деле? В качестве предварительного замечания скажу, что В.А. Турбинер был принят на работу в КБ-11 с августа 1946 года, а уже 1 октября 1946 года Берия подписал распоряжение Совмина № 11762рс о создании радиовысотомера на заводе № 326, и только-только появившемуся на «объекте» Турбинеру никто деликатные переговоры не поручил бы. И уж тем более большой суммы наличных денег не дал бы (тем более что подобное не практиковалось).
Собственно, уже 12 сентября 1946 года Ванников и тогдашний министр промышленности средств связи И.Г. Зубович докладывали Берии о том, что в соответствии с постановлением Совмина № 1286-525сс от 21 июня 1946 года к работам по радиовысотомеру привлекаются завод и ЦКБ № 326 (директор завода Добров, директор ЦКБ Скибарко). Так что в любом случае все первые «завязки» шли без Турбинера, и правдой является лишь то, что впоследствии он к этим работам некоторое отношение имел.
А теперь познакомимся с документами, опубликованными в книге 6-й тома II документов и материалов Атомного проекта СССР (страницы 538–541). 26 марта 1949 года М.Г. Первухин направляет письмо Л.П. Берии:
«Осенью 1946 года решением Совета Министров СССР в помощь КБ-11 для разработки радиодатчика, т. е. прибора, предназначенного для подрыва изделия РДС-1 в воздухе на заданной высоте, было привлечено ЦКБ-326 (гл. конструктор Скибарко
А.И.). (Выделения подчеркиванием были сделаны Берией при чтении письма. – С.К.)<…>
Однако ЦКБ-326 (т. Скибарко) не справилось с возложенной
на них задачей и до сих пор не дало сколь-нибудь удовлетвори
тельного решения. Все радиодатчики, вмонтированные в изделие РДС-1, на летных испытаниях дали полный отказ… <…>
Несмотря на меры, принимавшиеся Первым главным управлением и министром промышленности средств связи т. Алексеенко, улучшений в работе ЦКБ-326 нет. Более того, т. Скибарко, видимо, чувствуя безнаказанность своего поведения в этом серьезнейшем деле, предъявил КБ-11 такие требования в части габаритов своего радиодатчика, что КБ-11 вынуждено было пойти на переделки уже испытанных агрегатов.
Мы запретили КБ-11 вносить какие-либо изменения в конструкции, прошедшие летные испытания.
Сейчас положение с РДС-1 таково, что все агрегаты изделия можно считать отработанными, за исключением радиодатчика (этот абзац Берия выделил отчерком на полях. – С.К.).
В связи с тем, что т. Скибарко за 2.5 года не сумел справить
ся с довольно несложной задачей (объективно она была непроста, но решаема. – С.К.), прошу Вас дать указание Министерству промышленности средств связи отстранить т. Скибарко от работы в ЦКБ-326 с понижением по должности и назначить на его место более способного инженера, который сможет обеспечить задания, возложенные Правительством на ПКБ-326.
М. Первухин.
2 6/III».
И вот какой была развернутая (машинописью на отдельном листе) резолюция Берии:
«В|есьма] срочно. Лично.
Тов. Завенягину А.П., тов. Алексеенко Г.В.
Почему этот вопрос возник только сейчас? По-видимому, ни 1-й Главк, ни министерство серьезно не интересовались разработкой этой конструкции.
Вызовите тт. Скибарко, Зернова и ведущего по этому узлу конструктора от т. Харитона и тщательно, по существу, разберитесь в положении с изготовлением конструкции, о которой идет речь в письме.
Разработайте и примите конкретные меры по обеспечению выполнения этого особо важного задания и жесткие сроки для исполнения. Установите, почему ЦКБ-326 проваливает выполнение задания Правительства, и доложите ваши выводы в отношении т. Скибарко и предложения по укреплению ЦКБ-326.
О результатах доложите.
Необходимо, чтобы в дальнейшем т. Алексеенко повседневно сам следил за выполнением задания, возложенного на ЦКБ-326.