Яковлев не питает к Берии ни малейшей симпатии… И его поведение на том совещании у Сталина, где обсуждались проблемы создания дальнего тяжелого самолета-перехватчика ПВО, Яковлев описывает в исключительно негативных тонах, выставляя Лаврентия Павловича интриганом, порочащим разработки его КБ в пользу КБ Лавочкина. Яковлев сообщает также, что предлагавшийся им (и пошедший в серию) «Як-25» якобы «имел продолжительность и дальность полета в два раза больше, чем у «МиГов».
Но это не совсем так. Опытный самолет КБ Микояна «И-320» («Р-2») имел схожие с «Як-25» характеристики по скорости и дальности, но вместо двух пушек калибра 37 мм у «Як-25» у него на вооружении было три такие пушки, да и потолок у него был повыше. То же можно было сказать о протежируемом Берией лавочкинском самолете «Ла-200», у которого и конструкционных проблем было меньше, чем у «И-320».
Да, такой авторитетный специалист, как автор «Истории конструкции самолетов в СССР» В.Б. Шавров, заканчивая рассказ об «И-320», написал, что этот самолет (как и «Ла-200») не приняли к серийной постройке, потому что «был запущен в серию «Як-25»… превосходивший как «Ла-200», так и «И-320». Но это же факт, что со временем все современные авиационные комплексы перехвата дали стране КБ Микояна и Сухого, а не Яковлева.
Лавочкин тогда задумывал сверхзвуковой истребитель-ракетоносец «Ла-250» с чисто треугольными крылом и оперением – мощную, пионерскую машину, разработка которой оказалась отягощенной рядом неудач, но которая обещала прорывные качества, если бы… Если бы вначале не смерть Берии, которая не могла не отразиться на положении Лавочкина, а потом, в 1960 году, и смерть самого Лавочкина.
Но и это, уважаемый читатель, не все…
В систему ПВО «Беркут» входили как составные части следующие системы:
А-100 – радиолокационная станция обнаружения цели;
Б-200 – радиолокационная станция наведения на цель;
В-300 – зенитная управляемая ракета разработки КБ Лавочкина;
«Г-400» – истребитель-перехватчик, оснащенный ракетами «воздух – воздух».
Четвертая система, «Г-400», так и не была доведена до серии и от нее пришлось отказаться. И скорее всего, потому, что Яковлев «перебил» заказ на перехватчик у Лавочкина, а «Ла-200Б» и развитие идеи – «Ла-250» как раз и должны были стать элементами «Г-400». Ведь ЗУР для «Беркута» делал Лавочкин, и поэтому самолет-перехватчик он тоже разрабатывал бы с учетом опыта по ЗУР.
Однако работу по самолету взял на себя Яковлев. То есть получается, что Яковлев, весьма вероятно, сорвал такую архитектуру ПВО, в которую уже в начале 50-х годов встраивался бы, как неотъемлемая часть системы, авиационный комплекс перехвата.
А Берия видел проблему комплексно. Так что при аккуратном подходе выясняется, что и здесь мы имеем дело не с интригами Берии, а с тенденциозным описанием его позиции, на самом деле вполне оправданной именно с позиций интересов государства.
Глава 21Резолюции Берии и письма Капицы
Берия был мастером управления, и, думаю, для читателя этой книги такая констатация является уже тривиальной. Даже предубежденные к нему люди вынуждены признавать, что Берия хотя и «злодей», но организатором был выдающимся и «работать умел».
Но я своей книгой стремлюсь показать и доказать также и крупный чисто человеческий масштаб Лаврентия Павловича, который – я в этом сейчас убежден – был не просто выдающейся личностью, но и нравственно состоятельной личностью!
Выше я уже приводил на этой счет, как мне представляется, доказательные примеры, но у меня есть еще что сказать о Берии, человеке и гражданине… Вот, скажем, Юлий Борисович Харитон приводит характерный эпизод, ставший известным ему от генерала А.С. Александрова, с 1951 по 1955 год руководившего КБ-11.
По линии Совмина СССР Берия курировал, кроме прочего, топливную промышленность, и вот в 1946 году принимается решение разделить Министерство угольной промышленности на два министерства – угольной промышленности западных районов и восточных районов. Первое должен был возглавить прежний «общий» министр В.В. Вахрушев, второе – Д.Г. Оника. Берия, вызвав их к себе, предложил разделить все, включая кадры и социальную сферу, полюбовно. По истечении назначенного срока вызвал вновь и спросил: нет ли взаимных претензий? Вахрушев сказал, что нет (вообще-то у него было, конечно, больше возможностей при разделе), а Оника запротестовал – мол, Вахрушев себе и кадры лучшие забрал, и санатории.
Решение Берии было мгновенным и системно точным: раз так, пусть Вахрушев берет себе министерство, предназначенное
Онике, а Оника – «вахрушевское…». И это решение можно приводить как образцовый пример в учебниках по управлению, ибо логика Берии несокрушима:
а) Если раздел был честным, то в обиде никто не остается.
б) Если Вахрушев слукавил, будет за это расплачиваться.
в) Если же Оника капризничал, то теперь он даже заикнуться не посмеет о том, что у него были плохие «стартовые» условия.
Да и всем остальным преподан предметный урок насчет того, что при Берии выгоднее быть честным, чем нечестным!
А вот описание другого совещания, данное одним из его участников, причем человеком, к Лаврентию Павловичу относящимся исключительно негативно. Это – Григорий Кисунько, которого в конце февраля 1953 года вызвали к Берии с полигона Капустин Яр… За год до этого пути Кисунько уже пересекались с путями «ЛП», но – заочно. Тогда, в феврале 1952 года, пригласив Григория Васильевича к себе в кабинет, главный инженер 8-го главка Министерства вооружений Сергей Николаевич Савин положил перед ним на стол папку с «телегой», начинавшейся так:
ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС
ГЕНЕРАЛИССИМУСУ СОВЕТСКОГО СОЮЗА
ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ ИОСИФУ ВИССАРИОНОВИЧУ
ДОРОГОЙ ИОСИФ ВИССАРИОНОВИЧ!
Не могу больше молчать о, мягко говоря, вредительских действиях руководителей разработки системы «Беркут» доктора технических наук Кисунько. Пригласив Григория Васильевича и кандидата технических наук Заксона Михаила Борисовича…» и т. д.
В левом верхнем углу имелась резолюция: «Тт. Рябикову, Устинову, Еляну. Разобраться и доложить. Л. Берия».
Писать ответ министра Устинова на эту «телегу» Савин предложил самому Кисунько, что тот и сделал. Кончилось же все ничем. Причем Кисунько так и не понял, что Берия заслуживает уважения уже хотя бы за то, что адресовал донос для разбирательства исключительно техническому руководству, не подключая сюда ведомство министра ГБ Игнатьева. А ведь отец Кисунько был расстрелян в 1938 году как раскулаченный в 1930-м.
Прошел год, и теперь предстояло очное знакомство, но по какому точно поводу, Кисунько не знал. В Кремль его привез на своем «ЗИМе» Куксенко.
А кроме них в кабинете Берии собрались начальник ТГУ В.М. Рябиков, министр вооружений Д.Ф. Устинов, «локаторщик» профессор А.А. Расплетин, «радист» В.Д. Калмыков (будущий министр радиопромышленности СССР), заместитель Рябикова по научно-технической части академик А.Н. Щукин.
Присутствовал также помощник Берии Сергей Михайлович Владимирский (его вежливую улыбку при приглашении гостей в кабинет Берии Кисунько определил как «гримасу, входящую в трафарет любезности»)…
В описании Кисунько облика Берии явно прослеживаются следы рассматривания Григорием Васильевичем некоторых неудачных фотографий Берии, опубликованных в «катастроечную» пору. Но вот в то, что не лишенный щегольства (а уж позы – тем более, стихи писал, да еще и с «чуйствами») Кисунько точно запомнил одежду Берии, я верю: «великолепный, с иголочки костюм из мягкой темной ткани, белоснежная рубашка с изысканно повязанным галстуком в вырезе однобортного пиджака…». Кисунько словно упрекает Берию за его стиль одежды, как будто было бы лучше, если бы заместитель Председателя Совета Министров великой державы явился на люди в заношенном пиджачишке с кургузыми брюками, рубашке с грязным воротником и сбившимся набок «вечным» галстуком на резинке…
Точно описание и огромного письменного стола Берии, «уставленного телефонными аппаратами»… Что ж, огромный рабочий стол – необходимое, хотя и недостаточное условие эффективной работы очень загруженного человека. За такими столами обычно не руководят, а действительно работают, удобно раскладывая множество бумаг, чтобы все их держать в поле зрения, и т. д.
Когда все устроились в креслах, Берия…
Впрочем, вначале я признаюсь, что далее цитирую Кисунько с одним коррективом: те слова из уст Берии, которые он дает с «кавказским» акцентом (думая, очевидно, что тем вызовет у читателя дополнительные негативные чувства), я привожу в обычной нормативной транскрипции – для удобства читателя…
Итак:
«– Сначала познакомимся с одним документом, – начал Берия, поднявшись с кресла (я крайне благодарен Кисунько за эту ценную деталь, ибо она доказывает, что Лаврентий Павлович был воспитанным человеком, а не начальственным хамом, который, развалясь в кресле, изрекает «глубокие» указания подчиненной «шушере». – С.К.) и взяв со стола папку. – Я его вам сейчас прочитаю: «Дорогой Лаврентий Павлович! Докладываем Вам, что пуски зенитных ракет системы «Беркут» по реальным целям не могут быть начаты из-за того, что поставленные на полигон заводом № 92 антенны оказались некачественными. Завод отнесся к своей работе безответственно… а представитель КБ-1 Заксон самовольно разрешил отгрузку антенн с этими отступлениями. Просим Ваших указаний. Калмыков, Расплетин».
– Кто писал эту шифровку? – спросил Берия.
– Мы, Лаврентий Павлович, – поднявшись по-военному, ответили Калмыков и Расплетин. – Мы вдвоем.
– Как это вдвоем? Кто держал ручку? (Лично меня точность и «сочность» этого вопроса восхитила! Он сразу, «на корню» отсекал возможность напускать туман, разводить турусы на колесах и т. д., зато устанавливал атмосферу конкретности. – С.К.).
– Текст обсуждали вдвоем, а в блокнот вписывал я своей авторучкой, – пояснил Калмыков.