С.К.) У тов. Берия основная слабость в том, что дирижер должен не только махать палочкой, но и понимать партитуру. С этим у Берия слабо».
Слабо или не слабо было у товарища Берии с пониманием «партитуры», вскоре показала жизнь. И та же жизнь доказала: Берия вел себя не как «сверхчеловек», а как обоснованно уверенный в себе человек. А вот товарищи Маленков и Вознесенский вели себя «как сверхчеловеки» зря. Их начальственные амбиции не очень-то соответствовали их деловой потенции (позднее относительно Вознесенского я приведу некий факт поразительнейший, почти неправдоподобный, но имевший место быть).
Капица писал и так:
«Я лично думаю, что тов. Берия справился бы со своей задачей, если отдал бы больше сил и времени. Он очень энергичен, прекрасно и быстро ориентируется, хорошо отличает второстепенное от главного, поэтому времени зря не тратит, у него, безусловно, есть вкус к научным вопросам, он их хорошо схватывает (вот даже как! – С.К.), точно формулирует свои решения.
Но у него один недостаток – чрезмерная самоуверенность, и причина ее, по-видимому, в незнании партитуры. Я ему говорю прямо: «Вы не понимаете физику, дайте нам, ученым, судить об этих вопросах», – на что он мне возражает, что я ничего в людях не понимаю. Вообще наши диалоги не особенно любезны. Я ему предлагал учить его физике, приезжать ко мне в институт…»
Что тут можно сказать? Если бы Берия «учился», то, может быть, он и стал бы доктором наук, но как же быть тогда с Урановой проблемой?
А высокомерие Петра Леонидовича все возрастает и уже способно позабавить… А «рекомендации» его переходят всякую грань, вызывая вежливую улыбку и, одновременно, желание прибегнуть к ненормативной лексике. Так, он пишет далее:
«Наши гениальные купцы-меценаты Третьяковы, Щукин и пр., ведь они прекрасно разбирались в картинах и видели больших художников раньше других; они не были художниками, но изучали искусство. Берия, если бы не был так ленив (н-да. – С.К.), то, поработав с его способностями и «знанием людей», несомненно, мог бы потом разбираться в творческих процессах у людей науки и техники, чтобы стать первоклассным дирижером оркестра А.Б. Например, ему следовало бы…»
А вот тут я цитирование прерву и подчеркну, что далее идут строки самого Петра Леонидовича:
«… следовало бы познакомиться по первоисточникам (а не в популярном изложении), как прокладывался трансатлантический кабель, как развивалась паровая турбина и пр.
Он увидал бы общую закономерность этих процессов и использовал бы этот опыт для того, чтобы понять, что важно и нужно в развитии работ по А.Б…»
Предлагать подобную «техучебу» человеку, который тянул вместе со Сталиным основную лямку организационных усилий Великой Войны, мог лишь предельно самовлюбленный и ослепленный самолюбованием (а значит, в конечном счете, и ограниченный) человек! Которым, увы, Капица и был.
А он ведь безмятежно предлагал и вот что:
«Следует, чтобы все руководящие товарищи, подобные Берия, дали почувствовать своим подчиненным (интересно, какие при этом методы убеждения подразумевал академик Капица? – С.К.), что ученые в этом деле ведущая, а не подсобная сила…»
Как при этом видел организацию работ академик, видно из его письма от 1 декабря 1945 года уже непосредственно Берии: «Предлагаю следующее. Создавать… ряд технических комитетов по каждому из важных технических заданий… Создать орган, который можно бы назвать Совет председателей технических комитетов… Задача… – наблюдать, утверждать, координировать работы различных комитетов и подбирать кадры их работников (то есть кадры не работников новой отрасли, а кадры работников комитетов, то есть – чиновников. – С.К.). При такой постановке вопроса Совет председателей… будет расти по мере появления новых заданий, когда соответственно указаниям Особого комитета будет увеличиваться число комитетов».
Итак, как писал о «прозаседавшихся» Маяковский: «О, если бы еще одно заседание ради искоренения всех заседаний!»?
При этом приоритеты «отдельных проблемных вопросов» атомной энергии Капица (1 декабря 1945 года!) выстраивал не более ответственно:
«а) использование А.Э. в мирных целях культурного развития,
б) разрушительная сила А.Б…» – и т. д.
Мало того, что так расставлять приоритеты в 1945 году мог не патриот, а космополит в точном значении этого слова… Капица даже не задумывался о потенциально мирной, сдерживающей, роли «разрушительной силы А.Б.»! А Берия, похоже, задумывался. Во всяком случае, он к 1953 году, уже будучи уверенным в том, что Россия вскоре получит термоядерную «супербомбу», думал не о безудержном развитии ядерных арсеналов, а о разумном сокращении (точнее – оптимизации) расходов общества на ядерные вооружения! Стоял на позициях, так сказать, оборонной достаточности. И ему это еще поставят в вину на том пленуме, где его будут заочношельмовать!
Увы, на тему «Берия и ученые», приводя факты, не очень-то выигрышные для реноме ряда ученых, можно говорить много (одна история о том, как профессор Фок публично защищал свои научные взгляды ссылками на авторитет Берии, чего стоит!).
Но я скажу лишь об академике Сергее Аркадьевиче Векшинском. Псковитянин, 1896 года рождения, он с 1914 по 1916 год учился в Петроградском политехническом институте, в 1916 году был командирован Главным артиллерийским управлением в США. А вернувшись (вернувшись!) в годы лихолетья в ту Россию, в которую Капицу с трудом удалось вытащить из Кембриджа уже в относительно благополучные годы, он поступает на химический факультет Донского политеха, а с 1922 года начинает работать на ленинградском заводе «Светлана».
15 декабря 1945 года Векшинский – уже признанный ученый – обращается с письмом к Маленкову. Насколько письма Капицы в практическом отношении бездарны, настолько же практически ценны идеи письма Векшинского, которое Маленков направил Берии с резолюцией: «Лично т. Берия Л.П. Прошу ознакомиться с этим письмом. Знаю Векшинского как серьезного работника. 27/ΧΙΙ».
Вот это письмо:
«Глубокоуважаемый Георгий Максимилианович!
Я поставлен в известность т. Махневым о том, что моя лаборатория привлечена к участию в работах по созданию электромагнитных масс-сепараторов.
Раз нужно, так нужно, и я готов приложить все силы, чтобы облегчить выполнение этой задачи. Я понимаю ее значение.
Два заседания Технического совета у т. Ванникова, на которые я был приглашен, убедили меня, однако, в том, что в постановке задачи имеется такая логическая и организационная путаница, что рассчитывать на успех нельзя. Дело в том, что для создания практически работающих масс-сепараторов нужно решить 95 % инженерно-технических задач и 5 % – принципиально физических.
Сейчас вокруг этого дела собраны физики и только организация физических исследований занимает внимание. <…> Предполагается, что потом (когда?) все сделают заводы. Это в корне неверно, и золотые яйца, снесенные кукушкой в пустые гнезда, протухнут скорее, чем из них вылупится хоть один птенец.
<…>
Физикам все это представляется пустяком, давно известным и достигнутым. Мне кажется, что физики, (хотя я и сам физик, но «порченый», «фабричный») – это люди, которые слишком много знают, чтобы уметь что-нибудь хорошо делать. К сожалению, инженеры у нас слишком много делают, чтобы хорошо знать новое в физике. <…> Значит, должна быть создана такая организация, где были бы слиты в один коллектив и мастера, и физики, и инженеры (подчеркивания были сделаны Берией. – С.К.).
<…>
Как временную меру приходится принять организацию исследовательских работ в разных местах, но нужно немедля приступать к созданию и оборудованию такого научно-технического центра, где через 8—10 месяцев можно было бы вести работу по-настоящему. Предложение академика Курчатова о срочной постройке института с сильным техническим уклоном, по-моему, является не только обоснованным, но и категорически необходимым.
<…>
С коммунистическим приветом,
Искренне Ваш, Векшинский».
31 декабря 1945 года Берия адресует письмо Векшинского Ванникову и Первухину и пишет: «Прошу с участием т. Векшинского разработать и представить на утверждение Специального Комитета предложения по лаборатории т. Векшинского».
Так было положено идейное начало Центральной вакуумной лаборатории Наркомэлектропрома, в 1947 году преобразованной в Научно-исследовательский вакуумный институт. Но одновременно эти же идеи окончательно подтолкнули к решению об образовании КБ-11 в «Арзамасе-16», выросшего в СССР в крупнейший многопрофильный научно-инженерный «комбинат», бездарно и бесславно погибающий в нынешней «Россиянин».
Капица по складу себялюбивой натуры был ближе к чиновной партократии – поэтому он и не сошелся характером с Берией. А вот Векшинский был человеком дела и чести. И поэтому его идеи были тут же Берией восприняты и приняты им к немедленной реализации.
В ЛИТЕРАТУРЕ приходится встречать утверждения, что Берию порой называли «отцом советской атомной бомбы». В любом смысле это не так. Но вот отцом советской атомной индустрии его не только можно, но и должно назвать по праву, если мы хотим стоять на почве исторической правды. В «эпоху Берии» была создана, по сути, вся материальная «атомная» инфраструктура, которая после Берии лишь развивалась.
Но он этой своей роли никогда и никак не выпячивал и до рекламы (о саморекламе вообще не разговор!) охоч не был. После его ареста управляющий делами Совмина СССР Помазнев в записке в ЦК от 2 июля 1953 года писал:
«Высотные здания Берия считал своим детищем (и имел к тому все основания. – С.К.). Однажды я слышал, как он говорил, другие уже десять раз фотографировались бы на фоне этих зданий, а тут строим, и ничего».
Итак, даже нелояльный Помазнев невольно отметил личную скромность Берии. Но это же подтверждает и такой, скажем, документ, как «Материалы к сборнику по истории овладения атомной энергией в СССР», который готовился с сентября 1952 года в секретариате Специального Комитета! Все его главы просматривал лично Берия, и, похоже, он хотел издать