личный охранник произвел в его номере выстрел – имитировав самоубийство секретаря ЦК Армении.
Накануне Берия снял Ханджяна с его поста, и тот приехал в крайком объясняться. На следующий день Лаврентий Берия публично поносил убиенного за национализм и предательство интересов рабочего класса».
Увы, уважаемый читатель, и здесь возникают вопросы.
Оставим в стороне то, что пост 1-го секретаря ЦК выборный и Берия не мог снять Ханджяна с его поста, а мог, пусть и уверенный в успехе, лишь поставить вопрос о снятии, однако – не более того. Но зачем, спрашивается, коль уж Ханджян убит, заворачивать тело в ковер? Для перевозки такого груза – труп в ковре – надо грузовик вызывать!
И зачем везти тело в гостиницу? Не проще ли отвезти труп в относительно укромное место и там оставить? В том, что его нашли бы быстро, сомневаться не приходится – исчезнувшего армянского секретаря искал бы весь НКВД ЗСФСР. Однако нашли бы не сразу, а чем позднее найдут тело, тем проще прятать концы…
И зачем впутывать личного охранника то ли Ханджяна, то ли – самого Берии? Что, Берия – коль уж он был в номере «гостиницы», не мог выстрелить в воздух сам? Да и имитация самоубийства со стрельбой в номере «руководящей» «гостиницы» отдает таким дилетантизмом, который для профессионала Берии был невозможен.
Наконец, что это за стахановец такой – кровельщик, что и после окончания рабочего дня торчит на крыше? В центре Тбилиси частных строений не было, так что и частных ремонтников на крыше государственного здания тоже быть не могло.
На этом я цитирование Овсеенко прекращаю, но замечу, что эти цитаты взяты ведь не из рукописи, а из антибериевского сборника Политиздата 1991 года. А это означает, что за утверждения Овсеенко несут моральную ответственность также заведующий редакцией А.В. Никольский, редактор Г.С. Пружинин и особенно составитель, проводивший общую редакцию, – доктор исторических наук, профессор В.Ф. Некрасов.
Размышляем дальше… То, что написал Антонов-Овсеенко, он не мог прочесть в неких опубликованных источниках. Но откуда-то же он узнал то, что написал! Был знаком с запиской Комарова в ЦК? Нет, расхождения его версии и версии записки Комарова не просто велики, а принципиальны! Мы это сейчас увидим.
Так откуда?
Я предполагаю, что Антонов-Овсеенко излагал один из вариантов той фальсификации, которая готовилась в недрах хрущевского ЦК. А поскольку ложь, похоже, шлифовалась в несколько этапов, то в случае версии Антонова-Овсеенко мы имеем дело с полуфабрикатом, а в ЦК Комаров представил уже «готовый продукт».
И вот что сообщается в записке Комарова, имеющей, подчеркиваю, статус официального документа высшего уровня:
«По показаниям лиц, охранявших Ханджяна, последний между 7 и 8 час. вечера 9 июля 1936 года обнаружен лежащим в своей комнате на кровати с огнестрельной раной в голову. Между тем, на Тбилисской станции скорой помощи вызов к Ханджяну зарегистрирован в 9 часов 25 мин., а пострадавший доставлен в больницу в 10 час. 25 мин. вечера».
Что делать, и тут без вопросов не обойтись…
Если у Ханджяна были «лица, его охранявшие», то они ведь должны были его везде сопровождать. Вот они вошли с Ханджяном в здание крайкома, не дождались, и, ничего не выясняя, вернулись в…
А куда, кстати, вернулись? В гостиницу? Нет, оказывается, Ханджян жил в Тбилиси не в гостинице, а в квартире. Не личной, как я понял, а в служебной, закрепленной за ЦК КП(б) Армении, но все же в квартире в «номенклатурном» доме.
Так вот, выходит, охранники не дожидались в Заккрайкоме «шефа», а бестрепетно вернулись на квартиру? Не очень похоже на правду.
Далее… Хороши охранники: фиксирующие время «между 7 и 8 час. вечера» вместо «7 часов столько-то минут». Такие «профессионалы» могли вместо вызова «скорой» начать звонить в крайком. Да и вообще с временем обнаружения перепутать. Причем если усматривать некий злой умысел Берии в затяжке с вызовом «скорой», то уж приезд-то ее чуть ли не на час он затягивать не рискнул бы… Да и как бы он это сделал? Из крайкома позвонил бы: вы, мол, к Ханджяну не спешите?
Нет уж, Берия тут ни при чем! Настолько, значит, «оперативно» работали подчиненные наркома здравоохранения Грузии Мамаладзе. Ладно! Так или иначе – «пострадавший» в больнице. Что дальше?
«После консилиума врачей, – повествует далее Комаров, – Ханджян оперирован в 1 час 30 мин. утра 10 июля 1936 г. и затем он умер, о чем имеется запись в операционном журнале. В то же время в акте вскрытия трупа Ханджяна от 10 июля 1936 г. указано, что он умер 9 июля 1936 года. История болезни Ханджяна в больнице не обнаружена, хотя на всех больных того периода они имеются…»
Но что здесь странного? Зачем на человека, скончавшегося на операционном столе сразу после привоза его в больницу, заводить, кроме акта вскрытия, еще и историю болезни? По одной несуразной, неуклюже пытающейся «уличить» Берию части записки Комарова можно судить, какие неизобретательные тупицы заполняли аппарат ЦК КПСС и КПК к 1956 году. А ведь на основании этой никчемной «улики» они делают далеко идущий вывод:
«Указанные данные дают основание для предположения, что могла быть произведена фикция операции над трупом».
А вот это уже не шутки! Это же сколько людей надо вовлечь в такую «фикцию»?! И зачем? Ну, привезли тов. Ханджяна в больницу «Скорой помощи». Срочно известили руководство (в записке Комарова сообщается, что в больнице находились Берия, Агрба, наркомздрав Мамаладзе, прокурор Грузии Вардзиели и главный врач Киршенблат).
Привезли, говорю я, тов. Ханджяна, а он уже холодный… Ну, покачали головой, велели Киршенблату провести вскрытие, составить акт о смерти и, если оснований для открытия уголовного дела не обнаружится, готовить тело тов Ханджяна к отправке в Ереван.
Ханджян мертв, Берию не изобличит. Так зачем Берии устраивать опаснейшую фикцию операции над трупом? Чтобы его заподозрили? К тому же это ведь Берия – по Комарову – прямой убийца, а остальным зачем ему в организации этой фикции содействовать? Чтобы доложить в Москву – боролись-де за жизнь руководящего товарища до конца?
Глупо?
Пожалуй.
Но эта подлая глупость имела высший официальный уровень – уровень хрущевского ЦК! Причем записка Комарова напоминает, что «Агрба, Вардзиели и Мамаладзе в 1937–1938 гг. были осуждены и расстреляны, а Киршенблат, осужденный к 10 годам лишения свободы, был расстрелян в феврале 1938 г. в Полтавской тюрьме по постановлению «тройки» УНКВД…»
Комаров прозрачно намекает на якобы руку Берии, хотя за что судили Мамаладзе и Киршенблата, можно судить по качеству работы тбилисской «неотложки» в 1936 году. И как, не имея в феврале 1938 года к НКВД СССР никакого отношения, Берия мог влиять на «тройку» в Полтаве?
К тому же сам Комаров сообщает: «Охранники Саноян и Мкртчян арестовывались после смерти Ханджяна и освобождены через 1,5 месяца». Причем по крайней мере Саноян был жив и здоров и в 1956 году (как следует из записки Комарова). А уж охранников, если дело было нечисто, Берии надо было убирать в ходе репрессий в первую очередь. И сделать это было проще – люди маленькие…
Усматривает записка Комарова нечто подозрительное и в том, что «акт вскрытия трупа… был произведен не судебным экспертом-врачом, а патологоанатомом Джорбенадзе». Хотя чему удивляться? Ханджян оставил предсмертную записку, следов насильственной смерти нет, так зачем же нужен судебно-медицинский эксперт, если в больнице есть штатный патологоанатом? Причем Джорбенадзе никто впоследствии не репрессировал.
Но у зампреда КПК Комарова (заурядный, к тому времени – 58-летний, партаппаратчик высшего уровня, ушедший в 1959 году на пенсию и спокойно скончавшийся в 1983 году в возрасте 85 лет) имеются козыри вроде бы посильнее, а именно:
«Указанный акт в 1955 г. Главной военной прокуратурой был направлен судебно-медицинским экспертам. Главный судебно-медицинский эксперт Министерства обороны проф. Авдеев М.А. дал заключение, что обнаруженная, согласно записи в акте, у Ханджяна на голове огнестрельная рана не могла быть нанесена выстрелом из пистолета «Лигнозе» калибра 6,35 (который имелся у Ханджяна), а нанесена она пулей револьвера калибра не менее 7,5 мм. В извещении Заккрайкома В КП (б) было указано, что Ханджян застрелился из револьвера, а не пистолета…».
В извещении ЗКК, во всяком случае, в том, которое приводит без отточий Овсеенко, об орудии самоубийства вообще не упоминается, но занятнее другое – Овсеенко упорно настаивает как раз на пистолете! И я могу лишь восхищаться суперпрофессионализмом проф. Авдеева, устанавивающего тип оружия по бумажному описанию. А что, если Джорбенадзе, на честность и профессионализм которого записка Комарова бросает, к слову, косвенную тень, что-то описал в своем акте неверно?
К тому же наличие у Берии личного револьвера сомнительно – у него если и было тогда личное оружие (что вероятно), то это был, скорее всего, пистолет. Тем более что у него как раз и был наградной «браунинг».
Но ладно, пусть уж будет так, как описано! Однако далее начинается самое интересное! Комаров пишет:
«В момент гибели Ханджяна в Заккрайкоме ВКП(б) в гор. Тбилиси находилась тройка КПК при ЦК ВКП(б) в составе председателя Короткова И.И. (умершего несколько лет тому назад) (он умер 14.11.49 года в Москве, о чем зампред хрущевской КПК мог бы и знать. – С.К.), партследователя КПК т. Ивановой и третий член тройки не установлен (? – С.К.), но, по заявлению Ивановой, им был Синайский-Михайлов…
В своем заявлении в КПК, – продолжает Комаров, – и в показаниях, данных Главной военной прокуратуре, тов. Иванова сообщает, что 9 июля 1936 г. вечером (а не «в конце рабочего дня». – С.К.) она, Коротков и Синайский работали в здании Заккрайкома В КП (б). Вдруг в кабинете Берия раздалось 2 выстрела (у Овсеенко один. –