С.К.). Тов. Коротков бросился в кабинет Берия и долго там задержался. Не дождавшись Короткова, Иванова и третий член парттройки ушли в гостиницу…»
А вот уж здесь даже сказочники развели бы, наверное, руками… Прошу уважаемого читателя представить эту картину. Вечер… В охраняемом здании крайкома в кабинете первого секретаря раздаются два выстрела. Коротков убегает в кабинет, не появляется оттуда, а два его товарища, два стойких большевика, невозмутимо чего-то выжидают, а потом спокойно отправляются восвояси в гостиницу, даже не попытавшись узнать: а что же случилось? И даже на выходе из здания не осведомив охрану.
А вдруг в кабинет тов. Берии пробрался враг и застрелил его? А если парттроица знала, что в кабинете тов. Ханджян, то беззаботность оставшейся партдвойки просто преступна!
А вдруг враг застрелил и тов. Берия, и тов Ханджяна? А когда тов. Коротков бросился в кабинет тов. Берии, то притаившийся враг пронзил его кинжалом и был таков.
Два руководящих товарища, может быть, истекают кровью, а партследователь тов. Иванова и ее напарник тов. Синайский и бровью не повели и ушли чаи распивать…
Можно в такое поверить?
Думаю, нет.
Тов. Комаров же, не усмотрев, как и партследователь тов. Иванова, в ситуации ничего неестественного, ведет дальше:
«…ушли в гостиницу, куда позже вернулся и Коротков. На расспросы Ивановой Коротков ответил, что «произошло ужасное», о чем будет известно завтра. На другой день утром они в газетах прочитали извещение о самоубийстве Ханджяна, и Коротков тогда заявил: «Иезуит Берия убил Ханджяна». Предложение Ивановой немедленно сообщить об этом в Москву Коротков отклонил, также запретил и ей делать это, сказав, что «история разберется»…»
Просто фантастика! Во-первых, кто мешал Ивановой все же сообщить обо всем в Москве по приезде? Да она обязана была это сделать даже не как партийка, а просто как гражданин – чтобы не попасть в соучастники! Во-вторых, если член КПК при ЦК ВКП(б) предоставляет право разбираться в партийных и уголовных делах истории, а не следствию, то на кой черт нужна такая КПК?
Забавно (хотя что тут забавного!) и то, что ни Комаров, ни сама Иванова в фальсификаторском раже не поняли, что по факту подачи своей записки в 1956 году Иванова в любом случае оказывалась уголовной преступницей! Если то, о чем шла речь в ее записке (то есть признания ей Короткова), было правдой, то Иванова была виновна в том, что в 1936 году не сообщила властям важные сведения (утаила их) о преступлении. Если же она в своей записке в 1956 году написала неправду, то подлежала привлечению к уголовной ответственности за клевету и оговор. Не так ли?
Но какой справедливости можно было ожидать, если появлялась соблазнительная возможность представить Берию вульгарным уголовником? Поэтому к записке Ивановой (единственной к тому времени «свидетельнице») отнеслись со всем интересом и пониманием.
Что ж, вернемся к ней и мы… 11 или 12 июля (Иванова точно не помнит) они поездом уехали в Москву.
«В купе вагона, – продолжает Комаров «сагу» Ивановой, – Коротков, любивший рисовать, на бумаге нарисовал кабинет Берия, где на ковре лежал окровавленный Ханджян. Иванова этот рисунок уничтожила. Она предполагает, что Коротков, бывший очевидцем происшествия, изобразил на бумаге представившуюся ему в кабинете Берия картину».
Картина действительно хоть куда! Причем и ковер ведь был, получается, безнадежно испорчен. И как же Берия объяснил наутро или кровавое пятно на нем, или отсутствие ковра?
Ах, да! Он труп в этот ковер завернул и вынес, совершив нечто вроде тринадцатого подвига Геракла, из здания крайкома в восьмом часу июльского вечера в центре Тбилиси.
Это – по Овсеенко.
Но и по Комарову – тоже, хотя и с существенными различиями. Как Берии удалось переправить труп на квартиру Ханджяна, Комаров предусмотрительно умалчивает, и у Комарова получается так:
«Сообщение Ивановой об убийстве Ханджяна в здании Заккрайкома находит подтверждение в таком факте: малярГаспарян (простите, он же был кровельщиком! – С.К.), ремонтировавший дом, расположенный напротив квартиры Ханджяна, 9 июля 1936 года вечером услышал выстрел, и, выйдя на балкон(простите, он же был на крыше! – С.К.), увидел, как от подъезда дома, где была квартира Ханджяна, отъехала автомашина Берия».
То есть профессионал Берия делает ошибку за ошибкой, то и дело неумно «подставляется», и описанное «Комаровым-Овсеенко» напоминает мне коллизии итальянского политического детектива «Следствие по делу гражданина вне всяких подозрений». Там начальник секретной полиции чуть ли не на глазах у подчиненных зарезал любовницу, намеренно везде оставляя следы вплоть до отпечатков пальцев, но ему все сошло с рук. И теперь я раздумываю – а не при знакомстве ли с запиской Комарова возникла у сценариста идея сценария?
Комаров же несуразностями не смущается и делает вывод:
«Отсюда возникает версия, что Ханджян, застреленный в кабинете Берия, был доставлен (как и кем? – С.К.) на машине последнего в квартиру и с целью инсценировки самоубийства был произведен выстрел. Через несколько минут Берия позвонил по телефону Ханджяну, и вошедший по этому звонку в комнату Ханджяна охранник Саноян обнаружил лежащего на постели окровавленного Ханджяна».
Комарова странная избирательность слуха Санояна не удивила, но может ли быть так, что охранник услышал из соседней комнаты телефонный звонок и перед этим не услышал выстрел? А он его – по Комарову – не услышал, иначе он сразу же, а не «после звонка Берии» появился бы в комнате, потому что обязан был это сделать.
Далее Комаров сообщает, что в комнату Ханджяна был второй вход с лестничной клетки через комнату секретаря армянского ЦК Аматуни и Гулояна, минуя комнату обслуживающего персонала.
И теперь я пытаюсь представить, как Берия подъезжает к дому и (вообще-то не гигант) тащит труп в ковре через несколько дверей.
Второй вариант: он тащит просто труп, с ног до головы мараясь в крови.
Возможна – с учетом обеих «саг», и Овсеенко, и Комарова – и такая картина: Берия вытаскивает из машины ковер, разворачивает его на улице, взваливает на плечо труп и бодро протискивается в дверь… Потом ведь еще и от ковра надо избавиться, это ведь не носовой платок. Да еще и в «неотложку» успеть – организуя «фикцию операции»… Тяжелую задачу задал себе неосмотрительный Берия.
А Комаров сообщает и кое-что еще:
«Как показала жена т. Ханджяна (вообще-то – вдова. – С.К.) т. Винзберг Роза и охранник Саноян, Ханджян, уезжая 8 июля 1936 г. из Еревана в Тбилиси, взял с собой принадлежащий ему пистолет «Лигнозе» малого калибра, другого оружия с собой не брал. Кроме того, Ханджян сказал ей, что в Тбилиси решительно поставит вопрос об освобождении его от работы в Армении ввиду травли со стороны Берия, и если ему откажут, то проедет далее в Москву… Таким образом, при выезде из Еревана у Ханджяна мысли о самоубийстве не было».
То есть никакого Ханджяна Берия накануне ни с какого поста не снимал – это во-первых. Во-вторых, по здравом размышлении приходишь к выводу, что т. Винзберг Роза лжет уже потому, что если дело обстояло бы так, как она представляет, то ее муж сразу уехал бы в Москву. Перед кем он мог бы ставить вопрос о себе в Тбилиси? Не перед Берией же…
Но и все остальное ведь – плохо сляпанная некомпетентными партократами ложь. Надеюсь, я это читателю доказал. Реальной в «саге» об «убийстве» Ханджяна является одна деталь: Ханджяна вечером 9 июля не стало.
КАК НЕ стало – сказать трудно… В справочнике К.Залесского коротко сообщается: «Убит во время допроса», – даже Залесский не соблазнился россказнями Комарова. Хотя и в таком сообщении все странно. Если кто-то где-то вел допрос Ханджяна, то он был арестован. И вместо сообщения о самоубийстве в «Заре Востока» появилось бы сообщение об аресте или вообще ничего не появилось бы.
Нет, скорее всего, это было действительно самоубийство, для которого Ханджян выбрал не дамский «Лигнозе», а мужское оружие – револьвер, решив хоть в смерти оказаться мужчиной, коль уж в жизни не получилось. Потому что жизнь у него была путаной, не стойкой… А возможно, он стрелял все же из пистолета.
Возможно, впрочем, что его убрала какая-то группа в армянском ЦК – ведя некую интригу. На Кавказе интриг разного рода – от личных до политических – хватало. Тот же сосед по квартире Ханджяна – Аматуни через два года был репрессирован, и из 55 членов армянского ЦК его судьбу разделили 40 человек. Но одно можно сказать с уверенностью: Берия к смерти Ханджяна никакого прямого отношения не имел.
Это видно и из анализа «обвинений» Овсеенко и Комарова. Это видно и из судьбы Ивана Короткова. Берии приписывают ликвидацию «под шумок» осени 1941 года «старого большевика» Кедрова, якобы «знавшего» о том, что Берия был якобы двойником-агентом в 1919 году. Кедрова в 1941 году расстреляли, но не по этой, естественно, причине. Однако если бы Берия устранял опасных свидетелей, то кому уж быть первым кандидатом на расстрел, как не Ивану Короткову! Еще бы – такой свидетель, и такое удобное время – немцы под Москвой, неразбериха…
Иван же Иванович Коротков, 1885 года рождения, из крестьян, с 1899 года маляр, член РСДРП(б) с 1905 года, арестовывался, ссылался и т. п., с 1934 по 1939 год был членом КПК при ЦК ВКП(б), с 1939 по 1944 год – директором Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, а в 1944 году вышел на пенсию. И никакая «рука Берии» его никогда не хватала.
Имея в виду «саги» Антонова-Овсеенко и Комарова, надо сказать, что, конечно, оба варианта – ложь от начала до конца, начиная с того, что позиции Ханджяна в Москве сильными не были – в отличие от позиций Берии, и никакой опасности для Берии со стороны Ханджяна быть не могло.
С другой стороны, если бы Берия решил и впрямь убрать Ханджяна (тем более – лично), то это было бы сделано профессионально. И, конечно, не в служебном кабинете.