В начале 1946 года Треппера переводят в Лефортово, где он пробыл почти год при ужесточившемся режиме. Но это уже МТБ Абакумова, а с июля 1951 года – МТБ Игнатьева. Причем наиболее жестко к нему относились при Игнатьеве.
Наступает март 1953 года, и Трепперу вдруг предлагают написать просьбу о пересмотре решения «тройки». И он пишет заявление на имя… Берии – министра внутренних дел.
В отличие от Кегеля, до конца оставшегося коммунистом, скрытый троцкист Треппер кончил тем, что стал сионистом. И лгал «Большой шеф» в своей «Большой игре» с избытком. Тем не менее даже Треппер свидетельствует вообще-то невольно в пользу Берии.
ВОЗВРАЩАЯСЬ же к «саге о Ханджяне», скажу, что так же можно проанализировать все «саги» о «палаче» Берии. Но это была бы уже другая книга – не о Лаврентии Павловиче, а о клеветниках на него. Надеюсь, я уделил теме «преступлений» Берии достаточно внимания, чтобы на этом поставить точку и сказать о преступлениях не измышленных, а подлинных, совершенных после смерти Берии Хрущевым и другими его сообщниками по убийству Советской Державы.
Глава 30Курсом XX съезда…
Когда в 1946 году на месте бывшей Саровской пустыни начал строиться первый советский центр разработки ядерного оружия, единственный тогда проспект нового, динамично растущего города был назван проспектом Сталина.
Сейчас это проспект Мира.
Недалеко от пересечения проспекта Мира и проспекта Ленина – немного по направлению к Саровской башне, бывшей колокольне монастыря, влево от проспекта Мира уходит недлинная тенистая улица, застроенная удобными двухэтажными домами «сталинской» застройки. Это – улица Гагарина, до апреля 1961 года – Боровая. Такое скромное и маловыразительное наименование для центра города со звучным, хотя и закрытым, именем «Кремлев» выглядело странно. Однако до середины июля 1953 года улица называлась вполне звонко – имени Берии.
Уж не знаю, случайным ли было созвучие старого и нового наименований (Берия – Боровая), но не исключаю, что подсознательно те, кто переименовывал улицу, не очень-то были рады шельмованию «ЛП» – на атомных объектах его уважали не только как руководителя, но и как человека.
А вообще-то имя Берии стирали в памяти народа старательно и всеобъемлюще. И уже подбирались к имени Сталина. На июльском пленуме 1953 года Берии поставили в вину некие разговоры о «культе личности»… Не думаю, что это было так в отношении Берии, но вот то, что вопрос о «культе личности товарища Сталина» затронул в заключительном слове на том пленуме Маленков – это факт.
Фактом было и то, что линия возможного развития, олицетворяемая Берией, пресеклась, зато получила развитие линия Хрущева. И как же теперь шли дела?
«Авантюрист» Берия после смерти Сталина стал инициатором многих реалистичных решений типа прекращения строительства Большого Туркменского канала. Зато «тесно сплотившийся» вокруг «верного ленинца» Никиты Хрущева ЦК не смог противостоять «целинной» авантюре. Молотов и Ворошилов, правда, попытались возражать: мол, техника и средства нужны для подъема сельского хозяйства центральных областей России, но поддержаны не были.
И молодые энтузиасты с песнями поехали навстречу зимним казахстанским степным ветрам… Летом 1954 года они любовались могучей пшеницей, вымахавшей на девственной, никогда не знавшей плуга почве, а осенью с горечью сваливали небывалый урожай в овраги, потому что вывезти его не было никакой возможности…
«Авантюрист» Берия отменил в 1941 году глупейшее назначение роскошной умницы-красавицы Зои Рыбкиной в стрелочницы-разведчицы в тылу немецких армий и направил ее в Скандинавию, к Коллонтай. Зато «восстанавливающие попранную справедливость» хрущевцы укатали полковника внешней разведки Рыбкину в распоряжение ГУЛАГа, возвращенного ими же вновь в МВД. И направили ее начальником спецотдела в лагерь для уголовников в Воркуту.
«Палача» Берии уже не было в живых, но вот что пишет Рыбкина-Воскресенская о ситуации 1954 года:
«В самом страшном положении в лагере находились женщины. Заключенные в женском отделении работали на кирпичном заводе… Женщины в толстых рукавицах и тяжелых сапогах грузили на тачки и вывозили из этого ада кирпич…»
Увы, в полном соответствии с приведенным мной ранее замечанием Диккенса, Воскресенская и в «воркутинской» части своих воспоминаний далеко не всегда точна. Например, она пишет о делах «опоздавших на работу», которые за опоздание «получали по пять лет заключения», причем «их детей на эти годы власти отправляли в детские дома». Этого просто не могло быть. За опоздание виновный мог получить максимум год принудительных работ по месту работы с вычетом четверти заработка.
Однако не по тяжести проступка осужденные, особенно женщины, в лагере имелись. Воскресенская пишет:
«…я отобрала пачку дел и копии с них послала в Центральный Комитет партии, просила обратить внимание на это узаконенное беззаконие. Получила ответ из ГУЛАГа на бланке, который рассылался заключенным. Вижу свою фамилию и типографский текст: «В вашей просьбе отказано»…»
Не было уже ни «диктатора» Сталина, ни «палача» Берии… А женщины все таскали кирпичи, хотя амнистия 1953 года предусматривала прежде всего их освобождение. Воскресенская хлопотала за них в 1954 году, однако это не избавило и ее в глазах «творческой интеллигенции» от ярлыка, наклеенного на Берию. Возможно, читатель помнит приведенное мной ранее свидетельство полковника КГБ Шарапова насчет того, что соседка Зои Ивановны, поэтесса Шагинян, всем рассказывала, что у Воскресенской «руки по локоть в крови»…
Руки у Рыбкиной «в крови» были в той же мере, что и у Берии. А вот при «разоблачившем» Берию Хрущеве дело дошло в 1955 году до вооруженных волнений в лагерях: Горном в Норильске, Речном в Воркуте, в Степлаге, Унжлаге, Вятлаге, Карлаге… В ряде лагерей для ликвидации волнений использовались танковые и артиллерийские части.
Для ликвидации же в верхних эшелонах власти остатков людей чести использовался прокурор Руденко и иже с ним. Так, 16 апреля 1954 года погиб Герой Советского Союза генерал Масленников, полководец, ближайший соратник Берии военного времени по включению войск НКВД в отражение гитлеровской агрессии. Формально он, все еще будучи заместителем министра внутренних дел СССР, застрелился в своем кабинете, но фактически это было убийство.
Генерал Судоплатов, арестованный в пятницу 21 августа 1953 года и относившийся к Масленникову с большим уважением, писал, что позднее узнал: Масленников застрелился после допроса в Прокуратуре СССР, во время которого Руденко настойчиво пытался приписать ему причастность к якобы плану Берии ввести в Москву войска МВД и арестовать правительство.
Судоплатов разъяснял:
«Такого плана в действительности не существовало, и Масленников решил: лучше покончить с собой, чем подвергнуться аресту. Так он защитил честь генерала армии».
У рыцарственного Масленникова действительно не было иного выхода: в 1954 году он не мог не сознавать, что хрущевцы не позволят ему защитить честь чекиста и офицера иначе, и в случае ареста состряпают любые его «показания», как это было в случае с Берией.
Ряды людей чести редели, зато множились ряды людей бесчестных и не то чтобы бесхребетных, а с хребтом, но – с услужливо гибким.
ПРОШЕЛ 1954 год, заканчивался год 1955-й… И в хрущевском Кремле затевалась новая авантюра, на этот раз – политическая: готовилась небывало массовая реабилитация «жертв репрессий 1937–1938 годов». У хрущевцев получалось так, что в те годы не было ни «пятой колонны», ни троцкистов и оппозиционеров, ни антисоветских сил, ни вредительства, ни откровенных, ни замаскировавшихся врагов партии и Советской власти.
И если следственные дела двадцать лет назад рассматривались хотя и ускоренно, но рассматривались, то теперь реабилитационные дела шли потоком, валом, без какого-либо серьезного рассмотрения. Не были виновны, оказывается, ни планировавшие государственный переворот Тухачевский с Якиром, ни спившийся, проваливший оборону Дальнего Востока Блюхер, ни проваливший начало войны генерал Павлов, ни сдавшиеся в плен в новеньких кителях генералы Понеделин и Кириллов, ни бывшие кулаки, проводившие антиколхозную агитацию и спровоцировавшие массовую резню скота крестьянами в период коллективизации… Не были виновны пропустившие к Москве в мае 1941 года немецкий самолет генералы-авиаторы…
И даже начинали намекать, что Троцкий с троцкистами – тоже не такие уж «иудушки».
Зато виноват был Сталин. Во всем! Пока что прокурор-хрущевец Роман Руденко в срочном порядке запасался новыми «показаниями» «свидетелей» «преступлений» Берии: из старых следственных дел с хрустом выдирался «для предъявления партии» «компромат» о ходе репрессий, а буде такого не находилось, никто не горевал – «писатели» всегда были у Хрущева и Руденко под рукой. Но даже тогда, когда шельмовали Берию, метили, в конечном счете, в Сталина.
31 декабря 1955 года была создана комиссия ЦК «для установления причин массовых репрессий против членов и кандидатов в члены ЦК В КП (б), избранных на XVII съезде партии». В комиссию под председательством секретаря ЦК Поспелова вошли известный читателю по «саге о Ханджяне» Комаров, член Президиума ЦК Аристов и председатель КПК при ЦК КПСС Шверник (роль последнего, впрочем, была уже «свадебно-генеральской»).
Дело шло к XX съезду КПСС, комиссия работала в ударном темпе. И 1 февраля 1956 года Президиум ЦК рассматривал вопрос о том, что и как говорить на близком уже съезде. Присутствовали ветераны Хрущев, Молотов, Каганович, Булганин, Ворошилов, Маленков, Микоян, Первухин, Сабуров и новая поросль: Руденко, Аристов, Поспелов, Суслов, Серов… В томе 1-м трехтомного сборника «Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС…», изданного фондом «Демократия» в 2000 году, имеется рабочий протокол этого заседания, извлечения из которого я и привожу:
«Хрущев. —…Виноват Сталин. <…> Ежов, наверное, не виноват, честный человек.