То-то! А каким представляем Павла мы?
Нет, ложь, чтобы в нее поверили, должна быть действительно чудовищной!
Как ложь о «тиране» и «палаче» Павле…
Как ложь о «тиране» Сталине…
Как ложь о «палаче» Берии.
ВОТ ЕЩЕ одно якобы отклонение от темы, на самом деле попадающее, как убедится читатель, в самую ее точку, – историческая репутация «сатрапа» и «палача» Аракчеева.
Все ниже сообщаемое мной об Алексее Андреевиче Аракчееве взято из «Военной энциклопедии», издававшейся в начале XX века товариществом крупнейшего русского книгоиздателя И.Д. Сытина. Там из обширной статьи о графе Аракчееве можно узнать много не только неожиданного, но и позволяющего лучше понять природу феномена уже Берии…
Итак:
«Главное влияние на развитие его характера и тех «начал», которыми впоследствии он резко выделялся сперва из среды своих сослуживцев, а потом из среды своих современников, оказала мать, Елизавета Андреевна, урожденная Витлицкая. Развив в ребенке глубокую к себе привязанность, она неустанно заботилась о том, чтобы он был набожен, умел «обращаться в постоянной деятельности», был педантично аккуратен и бережлив, умел повиноваться и усвоил себе привычку толково предъявлять требования к «людям». Все эти требования хорошо и прочно были усвоены Аракчеевым…
…Деятельность Аракчеева при Цесаревиче (будущем императоре Павле. – С.К.), заслужившая ему от современников и историков ряд нелестных отзывов, вроде «гатчинского капрала» и т. п., прежде всего выразилась в посредничестве с главной артиллерийской канцелярией… Сохранились различные сказания о том, какими средствами достигал Аракчеев благоустройства вверенной ему команды… каким зверствам и неистовствам предавался «гатчинский капрал»… учил солдат по 12 часов кряду; вырывал у солдат усы, бил их нещадно… Принимая во внимание, что обо всем этом свидетельствуют такие «современники»… которые могли передавать лишь слышанное от других, надлежит с особенным вниманием отнестись к документам. По «Книге приказаний при пароле с 5 июля по 15 ноября 1796 г.», хранящейся в Стрельнинской дворцовой библиотеке, можно установить, что на все 135 сохранившихся записей на долю взысканий приходится всего 38 записей, из коих: 8 замечаний, 22 выговора, 3 вычета из жалованья, 2 ареста, 1 исключение во флот и 2 разжалования…случаев «прогнания сквозь строй» не было ни одного… Приказы же самого Аракчеева содержат, например, ходатайство его о разжаловании фельдфебеля в рядовые за жестокое наказание им подчиненного…»
Как видим, технология превращения графа Аракчеева в «изверга» ничем не отличалась от технологии превращения в «палача» наркома Берии, только роль хрущевского «старого большевика Снегова» в данном случае играл некий граф Толь.
Не обходилось, конечно, и без «историков»:
«…Некоторые историки напрасно полагают, что Аракчеев «ничему не учился кроме русского языка и математики»… Учреждая впоследствии офицерские библиотеки (вот же «изверг», читать офицеров заставлял! И это – вместо офицерских «рестораций». – С.К.), Аракчеев вполне определенно высказал свой взгляд на самообразование: «Чтение полезных книг в свободное время есть, без сомнения, одно из благороднейших и приятнейших упражнений каждого офицера. Оно заменяет общество, образует ум и сердце и способствует офицеру приготовлять себя наилучшим образом на пользу службы Монарху и отечеству». И «приготовляя себя», он 30 лет собирал библиотеку, сохранившийся каталог которой… показывает, что Аракчеев свои книги «расклассировал» по… одиннадцати «предметам»… число названий в этой библиотеке доходило до 2.300, а число томов превышало 11 тысяч… Очевидно, историки впадают в глубокую ошибку, утверждая, что «Аракчеев не был из числа людей, которые чтением расширяют свои познания»… Сам Аракчеев отзывался об этом периоде своей службы (1792–1796 гг.) так: «В Гатчине служба была тяжелая, но приятная, потому что усердие всегда было замечено, а знание дела и исправности отличены»…»
Уважаемый читатель! Не кажется ли тебе, что аракчеевское «служба была тяжелая, но приятная…» очень напоминает признание Берии в письме из бункера: «…работа шла хорошо и лично я был в восторге»? Однако разве могли разделять эти «приятные восторги» бездельники и невежды хоть в XX, хоть в XVIII веке? Безусловно – нет, в чем и отыскивается причина уже другой клеветы:
«…Служба офицеров по квартирмейстерской части под его начальством была, по свидетельству графа Толя, «преисполнена отчаяния», а по новейшим исследованиям, Аракчеев проявлял даже и «фантастическое тиранство»… являясь по два и по три раза в день среди офицеров… осыпал их самой отборной бранью…»
Если же сопоставить клевету с объективными оценками, картина оказывается прямо противоположной:
«…Однако, если сопоставить эти указания с данными «Истории русского генерального штаба», составленной Н.П. Глиноецким…, то нельзя не обратить внимание на следующее: «Глиноецкий ставит в заслугу Аракчееву, что его заботами к концу 1797 г. удвоен был состав членов свиты Его Высочества по квартирмейстерской части и усовершенствованы проводившиеся в то время съемки в Литве и Финляндии…» (в той же «Истории…» разоблачается ложь о том, что Аракчеев якобы стал причиной самоубийства некоего подполковника Лена, на самом деле просто умершего. – С.К.)…»
Негодяи распространяли об Аракчееве самые невероятные слухи, аккуратно заносимые в мемуары теми, кому настырный граф не раз прищемлял хвост. И слухи были отменные – вплоть до того, что однажды Аракчеев якобы «укусил у одного гренадера нос», что «вообще с нижними чинами он поступал совершенно по-собачьи, как разъяренный бульдог»…
Но вот подлинные указания военного министра Аракчеева о том, как надо готовить рекрутов в запасных рекрутских депо (нечто вроде современных учебных рот), им же и учрежденных:
«Чтобы не изнурять людей и отнюдь за ученье не наказывать, ибо ошибки в учениях зависят больше от понятия, которое не у всякого человека равно; следовательно, чтобы довести рекрута до желаемого совершенства, надобно употреблять время и старание, дабы не побоями, а благоразумным растолкованием и ласковостью дойти до того…»
К слову, в бытность Аракчеева военным министром он и провел ту выдающуюся реформу русской артиллерии, которая так оправдала себя и в русско-шведскую войну 1808–1809 годов, и в борьбе кутузовской Молдавской армии с турками, и в «грозу 12-го года»…
Думаю, небесполезным для уяснения истинной сути таких натур, как Аракчеев и Берия, будет и знакомство читателя со следующим свидетельством «Военной энциклопедии» Сытина:
«Для характеристики деятельности Аракчеева… ценным является… рассказ Д.Б. Мертваго, бывшего генерал-провиантмейстером действовавшей в Финляндии армии. Беседуя с Аракчеевым о средствах снабжения армии хлебом, Мертваго сказал, что единственным средством исполнить все своевременно явилось бы приказание всему Санкт-Петербургскому гарнизону печь хлеб и пересушивать его в сухари.
Аракчеев сейчас же, «постуча в колокольчик», призвал адъютанта и велел ему составить соответствующий приказ. Огромный и важный проект, сильно помогший армии, был осуществлен моментально, благодаря энергии и решимости Аракчеева брать все на себя и быстро, с одного слова, схватывать предмет и понимать идею…»
Ну как, уважаемый читатель, этот достоверный портрет никого тебе не напоминает?
Но мог ли такой человек нравиться всем? И вот что пишет – не о Берии, а об Аракчееве «Военная энциклопедия», издававшаяся честными русскими людьми (Иван Дмитриевич Сытин, скончавшийся в 1934 году, служил и Советской России и за деятельность в отечественной полиграфии получил в 1927 году от правительства персональную пенсию):
«Конечно…совместная работа с Аракчеевым породила множество недовольных, в глазах и на устах которых он стал и «проклятым змеем», и «вреднейшим человеком», и «извергом и злодеем, губящим Россию». Более же справедливые современники признавали, что «из всех министров минувшей эпохи граф Аракчеев был одним из самых трудолюбивых, дельных и честных» и что он, «занимаясь делами с железной настойчивостью», всемерно стремился «поставить деловое и опытное на место знатного пусточванства»… Даже ярый ненавистник его Ф.Ф. Вигель (известный как откровенными мемуарами, так и откровенным гомосексуализмом. – С.К.) не называет его «призраком министра», а наоборот, подчеркивает, что в то время когда «бессильная геронтократия дремала у государственного кормила… за всех бодрствовал один всем ненавистный Аракчеев»…
…Действительно, редко кто в нашей истории имел более врагов, навлек на себя столько ненависти и перешел в память потомства с таким количеством злостных, оскорбительных эпитетов. Из них сочинен был целый акростих: «Аггелов семя, Рыцарь бесов, Адское племя, Ключ всех оков, Чувств не имея, Ешь ты людей, Ехидны злее, Варвар, злодей». И хотя давно уже сказано было князем П.А. Вяземским благородное слово: «…считаю, что Аракчеева должно всецело исследовать и без пристрастия судить, а не то что прямо начать с четвертования его», – но и до сих пор Аракчеева не «исследуют», а четвертуют… Историческое четвертование Аракчеева продолжалось… находя себе почву в духе времени, в потребности найти козла отпущения за все темное прошлое русской жизни…»
Читаешь это и думаешь: «Как все же во все времена в России элитарная «светская чернь», владетельная каста «невежественных индивидуумов» ненавидела державных людей Дела»!
Между прочим, насчет якобы укушенного «у одного гренадера носа» и «разъяренного бульдога» по отношению к нижним чинам – это как раз из записок Вигеля. Известный в свое время русский психиатр Владимир Чиж (1855–1922?) в своей претенциозной монографии «Психология злодея, властелина, фанатика: записки психиатра» бестрепетно приводит это «свидетельство» желчного педераста как достоверное и прибавляет:
«Нет основания не доверять Массону (прощелыга-француз на русской службе с 1786 по 1796 год, секретарь великого князя Александра Павловича, согласившегося в 1801 году на убийство отца. –