А ведь могли сказать правду и маршал Тимошенко, и маршал Василевский, и адмирал Кузнецов. Зато последний как-то обмолвился, что он-де увидел Сталина чуть ли не через неделю после начала войны. А ведь был вызван в сталинский кабинет в 15 часов 20 минут по московскому времени 22 июня 1941 года.
И другие – или прошедшие в первые дни войны через этот кабинет, или получавшие непосредственно от его хозяина приказы и распоряжения – тоже не встали.
Все они тогда промолчали.
Почему?
Вернемся в дни накануне войны и посмотрим, что написано о них в тех мемуарах адмирала Кузнецова, которые так и названы «Накануне». Их дополненное издание Воениздат выпустил в 1990 году…
Страница 285:
«Еще во второй половине дня 21 июня стало известно: в ближайшую ночь можно ожидать нападения немцев…»
Стр.299:
«Около 11 часов вечера (21 июня. – С.К.) зазвонил телефон. Я услышал голос маршала Тимошенко:
– Есть очень важные сведения. Зайдите ко мне…»
Сразу возникает вопрос: «Так когда это стало известно: «во второй половине дня 21 июня» или «около 11 часов вечера»!»
Читаем страницу 299 дальше:
«…Через несколько минут мы (с контр-адмиралом Алафузовым. – С.К.) уже поднимались на второй этаж небольшого особняка, где временно находился кабинет С.К. Тимошенко.
Маршал, шагая по комнате, диктовал… Генерал армии Г.К. Жуков сидел за столом и что-то писал…
Семен Константинович… не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на нашу страну…
Жуков встал и показал нам телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов (хронология адмирала Кузнецова плохо согласуется с данными генерала Горькова. – С.К.). Помнится, она была пространной – на трех листах (а выставляемая ныне на всеобщее обозрение «директива № 1» весьма кратка. – С.К.). В ней подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии.<…>
Поворачиваюсь к контр-адмиралу Алафузову:
– Бегите в штаб и дайте немедленно указание флотам о полной фактической готовности номер один…»
Адмирал Кузнецов, сообщая это, похоже, не понял, что фактически почти развенчивает свою «заслугу» – ведь пресловутый приказ он отдал тогда, когда затягивание с его отдачей было бы равносильно измене.
Во-вторых, если лишь за пять часов до начала войны начальник Генерального штаба удосужился засесть за написание подробных указаний Вооруженным силам о том, что им «следует пред принять… в случае нападения гитлеровской Германии», то такого горе-начальника не то что в три шеи гнать с позором надо. Его надо расстреливать – за преступное пренебрежение своими обязанностями!
Не так ли?
Но и это еще не все! Читаем страницу 300:
«Позднее я узнал, что нарком обороны и начальник Генштаба были вызваны 21 июня около 17 часов к И.В. Сталину. Следовательно, уже в то время… было принято решение привести войска в полную боевую готовность и в случае нападения отражать его. Значит, все это произошло примерно за одиннадцать часов до фактического вторжения врага на нашу землю».
И опять возникает вопрос: «Что имеет в виду Кузнецов, написав «это произошло»?»
За одиннадцать часов до нападения «произошла», как я понимаю, последняя (но – если я был прав в ранее приведенной реконструкции событий – не первая) санкция Сталина на приведение войск в боевую готовность. Но даже к 11 часам вечера 21 июня «не произошла» отправка директивы об этом в войска.
Почему?
Что, в этом – Сталин виноват?
Но и это еще не все! Читаем страницу 300 далее:
«Не так давно мне довелось слышать от генерала армии И.В. Тюленева – в то время он командовал Московским военным округом, – что 21 июня около 2 часов дня (выделение мое. – С.К.) ему позвонил И.В. Сталин и потребовал повысить боевую готовность ПВО».
Выходит, уже не «17 часов», а «2 часа дня»? Но и это еще не все! Читаем страницу 300 далее:
«В тот вечер (21 июня. – С.К.) к И.В. Сталину были вызваны московские руководители А.С. Щербаков и В.П. Пронин. По словам Василия Прохоровича Пронина, Сталин приказал… задержать секретарей райкомов на своих местах… «Возможно нападение немцев», – предупредил он…»
Но что интересно – ни Щербакова, ни Пронина в поденных списках посещения кабинета Сталина, приводимых генералом Горьковым, нет! Как нет там и Меркулова с Фитиным в записях за 17 июня.
Почему?
Собственно, в книге Горькова наблюдается странный провал в датах: после 11 июня до 17 июня Горьков не приводит вообще никаких данных по посещению кабинета Сталина.
11 июня там с 21.55 до 22.55 находились Тимошенко, Жуков, командующий ПрибОВО Кузнецов, политработники Запорожец и Диброва, а потом авиаторы Жигарев, Стефановский и Коккинаки. Причем со Стефановским, ушедшим уже в 1.45 12 июня, Сталин полчаса беседовал наедине. А потом – по Горькову – он берет тайм-аут до 17 июня, но в тот день – по Горькову же – принимает лишь Ватутина на полчаса, а за полночь – Жигарева, о чем мы уже знаем.
Хитрую все же дал оговорку генерал Горьков насчет того, что он-де «выборочно» привел «в основном имена посетителей кабинета Сталина, которые были непосредственно связаны с организацией обороны и боевых действий в период Великой Отечественной войны». И получается, что вроде бы Горьков и первооткрыватель «Журнала…», и в то же время любую фамилию он мог выбросить, искажая реальную «фотографию» того или иного сталинского рабочего дня, без риска быть обвиненным в намеренном сокрытии правды.
Но что – на дни с 11 по 17 июня места и типографской краски не хватило? Ведь не может же быть, чтобы в такое время, находясь в Москве, Сталин так уж никого в эти дни и не принимал! Нет, похоже, принимал, если на странице 79 собственной книги Ю. Горьков сообщает:
«В обстановке надвигающейся войны, 13 июня, С.К. Тимошенко просил разрешения у И.В.Сталина привести в боевую готовность и развернуть первые эшелоны по планам прикрытия. Но разрешение не поступило».
Могу поверить… Сталин, понимая, что страна еще не готова к серьезной войне, не хотел давать Гитлеру ни одного повода к ней. Известно, что Гитлер был очень недоволен тем, что Сталина не удается спровоцировать. Об этом сам Ю. Горьков пишет – на странице 78-й. Поэтому 13 июня Сталин еще мог колебаться – пора ли принимать все возможные меры по развертыванию войск. Потому он и начал свои собственные зондажи, начиная с заявления ТАСС, которое, выходит, после разговора с Тимошенко он и написал.
То есть получается, что описание последней предвоенной недели и у генерала Горькова, и у маршала Жукова, и у прочих (так, маршал Василевский, например, позднее заявлял, что «…нужно было смело перешагнуть порог», но «Сталин не решался на это») принципиально искажено!
Вот еще один факт, наводящий на размышления, – из мемуаров маршала артиллерии Н.Д. Яковлева, перед самой войной с должности командующего артиллерией Киевского ОВО назначенного начальником ГАУ:
«К 19 июня я уже закончил сдачу дел своему преемнику и почти на ходу распрощался с теперь уже бывшими сослуживцами. На ходу потому, что штаб округа и его управления в эти дни как раз получили распоряжение о передислокации в Тернополь и спешно свертывали работу в Киеве».
Не расходится написанное и с книгой Г. Андреева и И. Вакурова «Генерал Кирпонос», изданной Политиздатом Украины в 1976 году:
«…во второй половине дня 19 июня от наркома обороны поступил приказ полевому управлению штаба округа передислоцироваться в город Тернополь».
Значит, даже не «2 часа дня» 21 июня, а 19 июня? Но с чего это управление округа вдруг заторопилось в Тернополь, где в здании бывшего штаба 44-й стрелковой дивизии располагался фронтовой командный пункт? Нам рассказывают, что «тиран» и «глупец» Сталин не позволял командующему ЗапОВО Павлову войска в летние лагеря выводить, хотя в том никакого криминала не было – плановая боевая учеба. А тут штаб Киевского Особого военного округа с места снимается! Кто мог дать указание об этом, как не Сталин?
И что же – КО В О дали приказ развернуть полевое управление округом (то есть уже, собственно, фронтом), а ЗапОВО – нет? До Кирпоноса в Киев срочные указания ко второй половине 19 июня дошли, а до Павлова в Минск и к 21 июня не успели?
Позвольте не поверить!
А теперь, задав себе и читателю еще и эти вопросы, я действительно окончательно приведу ключевую хронологию событий июня 1941 года, как я их себе представляю…
Начало июня – возрастание информации о военной активности по ту сторону границы.
Первая половина июня – нарастание озабоченности, а затем и тревоги Сталина; его размышления и формирование идеи о личном зондаже Гитлера.
13 июня – доклад С.К.Тимошенко. Принятие Сталиным окончательного решения о собственном стратегическом, политическом зондаже ситуации.
14 июня – Сообщение ТАСС как первый зондаж.
17 июня – записка Меркулова и беседа Сталина с Меркуловым и Фитиным.
17 или 18 июня – организация Берией полета полковника Захарова и сам полет.
17 или 18 июня – предложение Сталина Гитлеру послать в Берлин Молотова – как окончательный зондаж.
18 июня – санкция Сталина на отдание директивы войскам о приведении их в повышенную боевую готовность, «спущенная на тормозах» растяпами и предателями.
18 июня – окончательная санкция встревоженного сталинским зондажем Гитлера на немедленное начало реализации плана «Барбаросса» и резкое возрастание активности вермахта, тут же замеченное разведкой Берии.
19–20 июня – личная инспекция границы Меркуловым по личному поручению Сталина.
20 июня – доклад вернувшегося в Москву Меркулова Сталину о странной вялости военных.
20–21 июня – Сталин жестко требует от Тимошенко и Жукова отдания немедленной директивы в войска.