Берия. Лучший менеджер XX века — страница 92 из 191

Ткаченко стоит не бледный, а синий и только бормочет бесконечно «Слушаюсь, товарищ нарком».

Такого «воспитания» я в жизни не слышал ни раньше, ни позднее. После этого случая Ткаченко ко мне не появлялся примерно десять дней. А вскоре и совсем уехал куда-то…»

Якобы «по-черному» нецензурный лексикон Берии и «десять дней не появлялся» – это на совести мемуариста. Во-первых, Ткаченко и до войны, и во время войны, и после войны был в рабочей «команде» Берии и ему, как правило, поручались именно контрольные функции. То есть Берия Ткаченко неизменно доверял, а унижать людей у наркома было не в обычае. Во-вторых, вряд ли в военное время генерал-лейтенант НКВД после такого разворота событий мог позволить себе почти полмесяца прохлаждаться в Ижевске, а не отбыть в Москву.

Но что важно в свидетельстве Новикова? А то, что Берия жестко осадил своего подчиненного исключительно на основе возражений Новикова! Так где же здесь подозрительность и неумение верить людям? Причем сам Новиков подчеркивает, что «в особо острых случаях звонил прямо Берия… И он обычно отвечал: «Ладно, что-нибудь придумаем»…»

Однако Новиков объясняет такую реакцию члена ГКО опять-таки тем, что Берия-де «боялся Сталина, боялся его гнева, боялся потерять его доверие и расположение…». Вывод ясен: не о деле, не о нуждах фронта «монстр» душой болел, а за шкуру свою тревожился…

Случай с Ткаченко приводят в своих книгах и Юрий Мухин, и Алексей Топтыгин, и Елена Прудникова. И Ю. Мухин констатирует, что Новиков, оценивая Берию как шкурника, судил по себе… Это, конечно, слишком жесткая оценка Новикова – он в войну сделал для фронта много. Однако пример Новикова характерен другим. Как и во многих других случаях, когда о Берии отзывается кто-то, имевший с ним дело лично, воспоминания о Берии можно разделить на две противоположные по смыслу части.

Из описания фактов, относящихся к личному деловому общению мемуариста с Берией, виден прекрасный, в общем-то, человек, преданный делу и умеющий его делать.

Из оценок же и из сведений, передаваемых мемуаристом с чужих слое, предстает привычный образ негодяя.

Так, Новиков пишет о том, что когда в Ижевске оставалось угля на сутки, он звонил Берии, и уголь приходил. Это из уст Новикова – точный факт. Он сам этот уголь просил, и сам его получал.

Но вот Новиков пишет, что Берия, пользуясь своей властью, поворачивал на Ижевск «угольные» маршруты из Кузбасса, предназначенные для авиационных заводов в Казани. Мол, выслуживаясь перед Сталиным, Берия-де интересы общего дела игнорировал и ущемлял-де «авиатора» Маленкова.

В принципе переадресация эшелонов могла иметь место, хотя вряд ли Новиков о ней, сидя в Ижевске, знал. До того ли было Новикову, чтобы выяснять – откуда пришел уголь? Пришел, и ладно!

Но вот уж то, что Берия самовольно и эгоистически перехватывал уголь у Маленкова, «который опекал авиацию», это уже полностью относится к измышлениям Новикова, навеянным традицией измарывать Берию до черноты шахтера, только что поднявшегося из забоя. И дело даже не в том, что такое самоуправство тут же стоило бы Берии дорого! Дело в том, что Новиков общей ситуации и общей картины перевозок знать не мог. То есть, когда писал свой «перестроечный» очерк, воспользовался антибериевскими сплетнями. И ведь не Антонов-Овсеенко, а выдающийся организатор промышленности, Герой Социалистического Труда… Увы, на бесчестном отношении к Берии поскользнулся не он один.

Заканчивая же тему «Берия – «оружейник», скажу, что эти его заслуги в войне не только замолчаны, но и неоднократно перевраны даже в официальных источниках. И вот даже полностью лояльная к своему герою Е.Прудникова числит за Берией, как за членом ГКО, курирование производства вооружений и минометов лишь с 4 февраля 1942 года – вместо Вознесенского, который якобы вел вначале это производство как советник ГКО (членом ГКО он стал в феврале 1942 года). Но этого просто не может быть! В противном случае никаких совещаний по винтовкам Берия у себя в июле 1941 года не проводил бы! У него что – своих дел было мало? И не образовался бы тогда в сентябре 1941 года 7-й отдел НКВД по минометам. К тому же что еще из оружия числить за Берией, как за членом ГКО, с начала войны? Их всего-то в ГКО было тогда пять человек, включая Сталина! Танки, как мы знаем, Сталин вначале отдал Молотову, авиацию вначале курировал Маленков (с подключением Лаврентия Павловича)…

Вооружения же и боеприпасы были «чистой епархией» члена ГКО тов. Л.П. Берии.

А уж потом и танки с самолетами перешли к изначальному «оружейнику» и «боеприпаснику» Берии (Е. Прудникова не заметила, что сам Новиков датирует начало курирования Берии над Наркоматом вооружений началом войны).

Увы, и, скажем, А. Топтыгин сообщал, что «ГКО (то есть, собственно, Сталин. – С.К.) возлагает контроль за танковой отраслью советского ВПК» на Берию «с конца 1942 года», в то время как Берия «занялся» танками намного раньше.

Берия много сделал и для налаживания производства всей гаммы реактивных снарядов для гвардейских минометов – «катюш». И еще одно… В своих записках 40-х годов Ванников оценивал усилия Берии в помощи Наркомату боеприпасов как героические. А это была, напоминаю, лишь одна из «ипостасей» Берии в его военной биографии…


РЕЗЕРВНЫЙ фронт, заградительные отряды – это война видимая. А для чекиста Берии давно стал привычным, если пользоваться журналистскими штампами, «фронт без линии фронта», «невидимый фронт». И с 20 июля 1941 года, после воссоединения НКВД и НКГБ, он вновь стал командовать и этим специфическим «фронтом…» Недаром же он оставил лично за собой наблюдение над работой закордонной разведки.

На эту тему можно писать много, но моя книга и так будет объемной. В том числе и поэтому я, во избежание разрастания объема, не привел выше многих впечатляющих цифр по темпам роста вооружений для фронта и других фактических данных, показывающих значение Берии в обеспечении таких успехов. А стоило бы!

Вот и в рассказе о сфере разведки времен войны я ниже ограничусь одним лишь примером, показывающим Берию как человека. Тем более что тема «Берия и разведка в 1941–1943 годах» необъятна, а мне позднее придется остановиться на аспекте начальной «атомной разведки», связанной с работой Берии в НКВД военных лет.

Поэтому вместе с известной нам рослой красавицей Зоей Рыбкиной-Воскресенской мы войдем в кабинет Берии, чтобы посмотреть на развитие событий там.

Вскоре после начала войны Воскресенскую включили в состав особой группы, и она занималась «отбором, организацией, обучением и переброской в тыл врага диверсионных и разведывательных групп». А теперь, в октябре 1941 года, Рыбкина готовилась к очередной разлуке с мужем – крупным разведчиком Борисом Аркадьевичем Рыбкиным-Ярцевым. Как читатель уже знает, он под легальным прикрытием советника посольства направлялся в Швецию.

И вот как все было дальше:

«Накануне его (мужа. – С.К.) отъезда все перевернулось в моей судьбе. Меня вызвал нарком и спросил, чем я занимаюсь. Я сказала, что готовлюсь идти работать в тыл. «В качестве кого?» – «Железнодорожной сторожихой на переезде». Нарком рассмеялся: «Немцы такую сторожиху арестуют и расстреляют. Ехать вам надо в Швецию…»

Пришлось сдавать дела… Через несколько дней мы вдвоем уже летели на «уточке» (У-2) в Архангельск…»

И тон разговора безымянного – в изложении Зои Ивановны – «наркома», и суть его решения способны подкупить любого человека своими разумностью и человечностью. А ведь «нарком» – это все тот же Генеральный комиссар госбезопасности СССР Лаврентий Павлович Берия!

Узнает читатель в этом – внимательном к судьбе разведчицы, спокойном, доброжелательном и компетентном, в отличие от непосредственных начальников Рыбкиной, «наркоме» – «демона» и «исчадие ада»?

А ведь и о самой Зое Ивановне – женщине редкого обаяния (это даже по ее фото видно) распространяли гнусные сплетни. Так, полковник КГБ Э.П. Шарапов писал, что жившая с ней уже много позднее времен войны в одном доме на Красноармейской улице «поэтесса Маргарита (Мариэтта? – С.К.) Шагинян предупреждала соседей, чтобы они были осторожнее в общении с Воскресенской, поскольку у нее «руки по локоть в крови»…»

Н-да… Знакомый словарь!

Эстафету от Шагинян приняла «демократка» Марина Кудимова, тоже «проходящая» по поэтическому ведомству. И 20 октября 1993 года (это после ельцинского кровавого расстрела Белого дома!) в телевизионной передаче «Лясы» Кудимова рассказывала о «чекистке, у которой руки по локоть в крови».

Ну, точно так же, как у чекиста Лаврентия Берии!


А СЕЙЧАС надо бы – и тоже кратко, сказать о Берии-«партизане» и «диверсанте»… Во вступительной статье к тому 20 (9) «Русского архива» – «Партизанское движение в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.» сказано:

«В июле 1941 года для обеспечения подготовки партийного подполья и формирования партизанских отрядов была создана комиссия ЦК ВКП(б), но к работе она так и не приступила. С августа 1941 года в системе НКО СССР стало действовать специальное управление по руководству партизанским движением, но и оно в начале декабря прекратило свое существование, т. к. Сталин дал указание создать при Ставке Верховного Главнокомандования

Центральный штаб партизанского движения (ЦШПД). Однако в январе 1942 г., когда полным ходом с помощью Генерального штаба шло формирование управлений и отделов этого штаба… поступило распоряжение Верховного всю эту работу прекратить… а кадры передать в НКО СССР…»

Читая эти строки, недоумеваешь: «А кто же до этого – с первых недель войны – организовывал партизанскую войну в тылу наступающих германских войск?» И стандартный ответ: «Партия…» – здесь вряд ли будет точным и исчерпывающим.

Так кто же? Партизанами, выходит, толком никто не руководил, а немецкие эшелоны под откос летели! Странно… И почему так долго все не могло организоваться? Почти официальное издание ельцинской России (серия «Русский архив» издается под эгидой Института военной истории МО РФ) винит во всем…