был энергичен, умел говорить с народом, был исполнителен и умел изображать преданность делу — за счет чего и держался.
Но если бы постсталинская ситуация получила конструктивное развитие, то Берия встал бы во главе страны. А Хрущев вряд ли удержался бы долго даже на позициях одного из секретарей ЦК. Поэтому он и задумал кроме коллективного заговора части Президиума ЦК по смещению Берии (вот этого я не исключаю) еще один, собственный монозаговор по ликвидации Берии. И в этом его заговоре все остальные оказались лишь безвольными пособниками на этапе ареста и деятельными пособниками на этапе Пленума ЦК.
Вот что пишет генерал Судоплатов:
«Положение Хрущева в руководстве ставило его в исключительно выгодную позицию поочередного блокирования с любым влиятельным членом Президиума ЦК.
Именно он, почувствовав уязвленность Молотова амбициями (фу! — С.К.) Берии во внешней политике, устроил заговор первоначально против Берии, а затем и против Маленкова».
Это мнение интересно, хотя и далеко не во всем верно. Скажем, как надо понимать «…с любым влиятельным членом Президиума ЦК»? Кто из членов Президиума был реально влиятельным, кроме Хрущева? Только Маленков — как председатель Совета министров, и еще — Берия.
Молотов? МИД — не силовое ведомство, да и можно ли было говорить о Молотове как о самостоятельной величине?
Булганин? Хотя и военный министр, но реально в войсках серьезного влияния не имеет.
Каганович? Ворошилов? Микоян? Нет, нет и нет, если иметь в виду каждого в отдельности.
Личным моральным и интеллектуальным влиянием на соратников, каким обладали Ленин и Сталин, в постсталинском Президиуме ЦК никто не обладал. Кроме Берии. Но Хрущев действительно имел возможность блокирования с любым членом Президиума ЦК, кроме опять-таки одного — Берии, потому что все остальные, как и сам Хрущев, постепенно переходили в партию партократов. А Берия оставался в партии Сталина.
В партии Сталина интриги не обеспечивали высоких постов — Сталин интриг не терпел. В формирующейся партии партократа Хрущева интриги становились неотъемлемой чертой «внутрипартийной» жизни высших бонз этой партии. Тот, кто осваивал искусство интриг, выживал — как сам Хрущев, как Микоян. Не освоившие сие искусство сходили «с круга» — как члены «антипартийной группы»: Маленков, Молотов, Каганович…
Кроме прочего, Хрущев ловко сыграл на страхе коллег перед возможностью жесткой власти Берии. Ведь страх высокопоставленного чиновника потерять свое кресло — страшная вещь, способная породить страшные вещи. А после смерти Сталина руководящее кресло уже ни для кого не грозило превратиться в скамью подсудимых, и терять его никому не хотелось вне зависимости от того, мог ли его хозяин претендовать на него объективно.
Интриги Хрущева цели достигли — в высшем руководстве против Берии в той или иной мере были настроены все. Но я не исключаю, что даже министра обороны Булганина Хрущев до самого 26 июня не привлекал к обсуждению идеи ареста. Зато заручился содействием хорошо знакомых ему Москаленко и еще — Ивана Серова в МВД.
По некоторым данным, в повестку дня заседания Президиума ЦК 26 июня был включен и вопрос о Московском военном округе. Близкого к Берии командующего МВО генерал-полковника Павла Артемьева в те дни отвлекли на командно-штабные учения МВО в Калинине. И Хрущев мог попросить Булганина пригласить в Кремль ряд военных с включением в эту группу Москаленко.
А вот из членов Президиума ЦК Хрущев по вопросу о возможном аресте Берии предварительно, скорее всего, не советовался ни с кем. Просто подтолкнул Маленкова и других провести заседание «по Лаврентию», который забирает-де все большую волю и власть.
Впрочем, не исключено, что в самый последний день перед заседанием Хрущев мог припугнуть коллег лживыми «данными» о, скажем, намерении Лаврентия арестовать всех на премьере шапоринских «Декабристов». Параллельно же, не вдаваясь в подробности, договаривался с лояльными к нему и нелояльными к Берии военными, не очень-то разборчивыми по части чести, но готовыми взять на себя сам арест.
Понятно и то, почему Хрущев обратился к генералам. Во-первых, вовлекая их в свой персональный заговор «втемную» (ведь он наверняка представлял им дело так, что на арест есть устная санкция Президиума ЦК), Хрущев, тем не менее, повязывал военных и их министра Булганина соучастием. И тем гарантировал себе поддержку — в случае чего, армии.
Во-вторых, появление в Кремле группы высших военных не было подозрительным — мало ли в чем дело… Вызвали на Президиум или там заседание Совмина, вот и идут!
В-третьих, сам факт появления генералов в зале заседания не мог не произвести на членов Президиума ЦК ожидаемого Хрущевым эффекта. Попробуем представить себе психологический рисунок происходящего.
Идет заседание, и Маленков (как и договаривались) круто «накатывает» на Берию. Атмосфера, вполне понятно, накаляется. И вдруг в зал входят с решительным видом, вооруженные генералы. Что могли подумать Маленков, Молотов, Микоян, Каганович, Ворошилов и прочие? Первая мысль — даже не «зачем они здесь?», а «за кем они?». Ведь кроме Хрущева (и, возможно, Булганина), о предстоящем появлении генералов не знает никто. И все, понятное дело, вздернуты донельзя!
Вздернуты все, кроме того, кто этот приход инициировал. Спокоен лишь Хрущев — теперь ситуацию контролирует он. И знает об этом только он.
Берии сообщают об аресте. И в шоке от этого не только сам Берия, но и остальные — кроме Хрущева. Но теперь психологическое состояние качественно иное. Вопрос «за кем?» отпал. И все начинают мгновенно прикидывать, а не выход ли это из положения? Лаврентий скоро действительно может выйти на первую роль, а парень он энергичный и жесткий… И тормошить будет, и вот портреты носить не будут, и вообще… Так что уж раз слово сказано, пусть его уведут.
А там — посмотрим.
Расчет Хрущева был точным — для этого ни русской грамматики, ни высшей математики знать не требовалось. А уж избавившись от Берии как от реальной силы, Хрущеву было нетрудно убедить коллег в том, что от него надо избавиться вообще — если не будет серьезных возражений со стороны Пленума ЦК, который надо созвать как можно скорее.
Об этом «антибериевском» пленуме можно написать отдельную книгу, но мне придется ограничиться одной главой, заранее сообщив читателю, что внимательный анализ обеих стенограмм июльского Пленума (подлинной, неправленой, и вошедшей в официальный стенографический отчет, фальсифицированной) сам по себе может породить сомнение в преступлениях Берии.
Тогда о нем, еще неделю назад бывшем фактически первым человеком в державе, было сказано столько плохого, что у объективного аналитика не может не закрасться сомнение в искренности и правдивости «обвинителей». Они и не были правдивыми… Что же до искренности, то тут дела обстоят сложнее. Пожалуй, все выступавшие были вполне искренни в проявлении радости от того, что они избавились от Берии. Но эта радость очень напоминала радость школяров по поводу отмены урока из-за болезни учителя. «Ура! — кричат юные глупцы. — Мы свободны!»
Да, замечу я, свободны… От новых знаний… От работы ума и души… А в конечном счете — от шанса вырасти людьми…
Однако в зале заседаний пленума собрались не юнцы, и радовались они по более серьезному поводу — из истории страны устранялся последний человек, способный заставить номенклатуру трудиться не во имя собственного продвижения и процветания, а во имя державы и народа.
Глава 26ПЛЕНУМ ЦК БЕЗ ЧЛЕНА ПРЕЗИДИУМА ЦК И «СЛЕДСТВИЕ» БЕЗ ПОДСЛЕДСТВЕННОГО
НА СЛЕДУЮЩИЙ день после ареста Лаврентия Павловича, 27 июня 1953 года, Хрущев подписал письмо Президиума ЦК членам и кандидатам в члены ЦК и членам Центральной Ревизионной Комиссии о созыве Пленума ЦК с предложением «обязательно прибыть для участия в работе Пленума». И в намеченный срок — 2 июля 1953 года пленум начался.
Сегодня, когда проведена огромная работа по уничтожению великой державы, начатая на том пленуме, можно тиражом в 1000 экземпляров сказать часть правды о сути его. И во введении к известному читателю сборнику «Лаврентий Берия. 1953. Документы», изданному фондом «Демократия», можно прочесть:
«Образ кровавого палача, агента международного империализма, карьериста, интригана и властолюбца, хама и законченного развратника Лаврентия Берии, созданный коллективными усилиями на июльском (1953 г.) Пленуме ЦК КПСС, не претерпел с тех пор каких-либо существенных изменений…»
Выделение в этой цитате, естественно, мое. И вообще-то, уважаемый читатель, одной этой цитаты из документа ограниченного (тиражом) ознакомления достаточно для того, чтобы заявить: «Тот Берия, который давно всем привычен, — это клеветническая выдумка его очернителей!»
Не скрывает фонд «Демократия» и следующего:
«Фальсификация происходившего на пленуме начиналась уже на первой стадии подготовки стенографического отчета, когда авторы речей редактировали неправленую стенограмму своих выступлений…»
Как видим, тиражом в 1000 экземпляров, через полвека после преступления можно факт тотальной фальсификации облика Берии и признать.
Иными словами, уважаемый читатель, не было ни кровавого палача, ни агента международного империализма, ни карьериста и интригана, ни хама, ни законченного власто- и сластолюбца… Не было!
Был человек… Не ангел, однако и не злодей. Уж никак не злодей.
Злодеем, причем классическим, коварным, рядящимся в простодушие, был Никита Хрущев. И уж он-то, поняв, что отныне хозяин страны и опора номенклатуры — он, на этом пленуме просто-таки упивался той первой ролью, которую вырвал у жизни в считаные дни. Он впервые вкусил сладость высшей власти и не особенно себя контролировал, поэтому порой у него вырывались эмоциональные фразы, по «интеллектуальному» уровню и стилистической конструкции достойные уст незабвенного «Грегория» Ефимовича Распутина: «Такой авантюрист!», «Ух, это какой мерзавец!» и т. п.