Особенно же чувство торжества Никиты проявилось, пожалуй, в следующих словах:
«…Интриган и, главное, что он за дураков считает всех, думает, что он великий разведчик, он все понимает… Думает, что он великий разведчик, он все понимает… но не такие простаки оказались, как он думал».
Хрущев ликовал и лгал, лгал и ликовал. И, ликуя, порой пробалтывался о том, о чем болтать не следовало. Так, в исправленном, типографским образом изданном стенографическом отчете о пленуме, предназначенном для рассылки членам ЦК, кандидатам в члены ЦК и членам ЦРК, а также в обкомы, крайкомы и центральные комитеты компартий национальных республик, он якобы произносил следующий текст:
«Недавно он (Берия. — С.К.) вошел в Президиум ЦК с предложением об особых совещаниях. Мы этого вопроса еще не обсудили, не успели. Решили раньше Берия посадить, а потом обсудить. Берия внес предложение о правах особого совещания (выделено мною. — С.К.) при МВД. Что такое особое совещание? Это значит, что Берия арестовывает, Берия допрашивает и Берия судит».
И читающий имел законные основания возмутиться «властолюбцем» Берией, стремившимся и дальше «арестовывать, допрашивать и судить».
Однако в действительности Хрущев сболтнул прямо противоположное, что следует из неправленой стенограммы:
«Интересно, с какими предложениями вошел он в Президиум. Мы еще их не обсудили, не успели, решили раньше его посадить, а потом обсудить. Он внес предложение, что нужно ликвидировать Особое совещание (выделено мною. — С.К.) при МВД. Действительно, это позорное дело. Что такое Особое совещание? Это значит, что Берия арестовывает, допрашивает и Берия судит».
Вот так.
Но как обстояли дела с Особым совещанием (ОС) на самом деле? Впервые, «в связи с окончанием войны», резко ограничить права ОС предложил в записке на имя Сталина от 1 октября 1945 года якобы «палач» Берия.
Напомню, что в 1938 году Особое совещание при НКВД было лишено права приговаривать к высшей мере наказания с предоставлением права выносить решение о лишении свободы сроком до 8 лет. Лишь 17 ноября 1941 года Государственный Комитет Обороны вновь наделил ОС правом приговаривать к расстрелу.
Теперь же Берия, как нарком внутренних дел, сам, по собственной инициативе, предлагал ограничить ОС правом приговаривать к лишению свободы на срок не свыше 8 лет с конфискацией имущества. Такой вот «палач» и «садист».
Сталин тогда предложение Берии не принял, и уже после ухода Берии из МВД Особое совещание было дополнительно наделено правами ссылать на бессрочное поселение, заключать в особые лагеря на 20 лет каторжных работ лиц, совершивших побеги с постоянного места поселения, и т. д.
Причем все это происходило во времена курирования спецслужб Маленковым и «ленинградцем» Кузнецовым! Уж они-то Сталина предложениями типа бериевского не беспокоили.
Зато, скажем, Хрущев в записке Сталину в феврале 1948 года предлагал внесудебным порядком, по общественным приговорам сельских сходов, выселять за пределы УССР (фактически — ссылать) «вредные элементы». Это предложение было реализовано в Указе Президиума ВС СССР от 2 июня 1948 года, причем идея была вполне разумной. Но в системном отношении она походила как раз на… идею ОС: когда меры принять надо, а по суду их принять сложно, то их разумно принять в особом порядке.
Так или иначе при жизни Сталина вопрос о судьбе и правах ОС решен не был. И вот 15 июня 1953 года Берия вновь поднял этот вопрос, предлагая «ограничить права Особого совещания… разрешив ему рассмотрение дел, которые по оперативным или государственным соображениям не могут быть переданы в судебные органы, и применять меры наказания… не свыше 10 лет заключения… или ссылки».
Это и ставил теперь в вину Берии Хрущев, еще и передергивая насчет того, что Берия «арестовывает»… Арестовывать Берия мог лишь с санкции прокурора (это Хрущев арестовал его без санкции!).
Из подлинной стенограммы речи Хрущева можно извлечь и лишнее подтверждение тому, что прекращение «дела врачей» инициировал не Берия, а Хрущев, который говорил так:
«Если взять поздние вопросы — врачей, — это позорное дело для нас, это же липа…»
Так-то оно так, но позор был не в аресте безусловно виновных во многих прегрешениях врачей, а в том, что подобным сомнительным во всех отношениях дельцам была доверена охрана здоровья руководителей государства. И замазать этот позорный факт было выгодно прежде всего Хрущеву.
ВООБЩЕ-ТО пленум открылся выступлением Маленкова, но оно не могло задать нужный тон судилищу — Председатель Совмина выступал без страсти, вяловато. И, возможно, поэтому стенограммы его речи в архивах нет. Даже отредактированный и антибериевски усиленный текст ее в официальном отчете не впечатляет: самое сильное выражение, которое Маленков нашел для Берии, это — «авантюрист».
Так что с системной точки зрения подлинной отправной точкой трехдневного действа стало выступление Хрущева. Я говорю «трехдневного» потому, что пленум, формально длившийся со 2-го по 7 июля, фактически имел двухдневный перерыв на субботу и воскресенье, 5 и 6 июля. А 7 июля все закончилось за пару часов без выступлений (лишь взбодрившийся Маленков произнес пространное заключительное слово, где, к слову, кратко, но однозначно осудил «культ личности» Сталина).
Своей речью Хрущев задавал тон всей «работе» пленума, и уже в начале он дал понять, что никому не надо стесняться ни по части выбора выражений, ни по части измышлений — лишь бы они были по адресу Берии.
И Хрущев был понят всеми… О том, кто эффективно боролся с контрреволюцией в 20-е и 30-е годы, кто вложил много сил в развитие советского Закавказья, в перестройку НКВД СССР, в отражение германской агрессии и обеспечение Победы, о том, кто принял на себя огромную ответственность за урановую и ракетную проблемы, а после смерти Сталина показал себя наиболее активным, инициативным и понимающим суть эпохи государственным лидером, на пленуме не было сказано не то что ни одного доброго, но минимально объективного слова…
Впрочем, нет, Молотов сказал и так:
«…Он выполнял большую работу, он талантливо работал в организации ряда хозяйственных мероприятий…»,
однако тут же оговорился:
«…но послушайте, мы ведь используем и вредителей, заставляем их работать…»
Впрочем, в официальном отчете о пленуме эта часть речи Молотова выглядела уже более политкорректно:
«Нельзя отрицать его организационных способностей, которые сказались в организации и проведении ряда хозяйственных мероприятий…»
Да, Молотов, как и Маленков, не сразу сумел подняться до нужного «градуса» обличений и в начале речи даже признался:
«Когда 9 марта (после смерти Сталина. — С.К.) собирался Верховный Совет, я позвонил Берия по-товарищески. Мы тогда еще товарищами были…»
Однако потом Вячеслав Михайлович набрал обороты и сообщил:
«С тех пор как Берия приехал в Москву (то есть выходит, с августа 1938 года. — С.К.), атмосфера испортилась: пленумы перестали собирать, съезд затянулся на 13 лет… Он отравлял атмосферу, он интриговал…»
Итак, еще 9 марта 1953 года «мразь» и «вонючий клоп» Берия (сподобился министр иностранных дел СССР и на такие выражения) был для Молотова товарищем. Но при этом еще до войны Молотов знал, что Берия интриган, отравляющий атмосферу дружного товарищества, царившую в Москве до приезда туда Берии…
Да, дивны, дивны, Господи, не Твои дела, а дела творений Твоих!
Речь Хрущева стала камертоном, и по ней настраивались все остальные… Причем согласованная тональность выступлений менее руководящих товарищей (уровня ниже члена Президиума ЦК) позволяет предполагать, что их в аппарате хрущевского ЦК если и не снабдили соответствующими тезисами, то уж развернутыми «ценными указаниями» не обделили… И можно ли было все это подготовить за три, по сути, дня до начала Пленума ЦК.
Нет, пожалуй, не так все просто обстояло с арестом Берии и заговором против него, как и с заговором против Сталина. И даже не Хрущев тут, пожалуй, был подлинной пружиной интриги… Пожалуй, тут надо говорить о тех агентах влияния, число которых в России с послепетровских времен лишь умножалось, которые не перевелись в России после революции и которые благополучно пережили Великую Отечественную войну, обретя «второе дыхание» в атмосфере «холодной войны» Запада против СССР.
Вернемся, впрочем, в зал заседаний в Кремле… Из членов Президиума ЦК кроме Маленкова, Хрущева и Молотова на пленуме выступили Булганин, Каганович, Микоян, Ворошилов… Пройдет четыре года, и все они (а также Первухин и Сабуров), исключая Микояна и, естественно, Хрущева, выступят против волюнтаризма Хрущева. И тут же получат ярлык «антипартийной группы». И Хрущев при содействии номенклатуры произведет новый государственный переворот. И расправится с бывшими коллегами, но уже — без их физической ликвидации. Живой Берия был опасен даже низложенный — он был личностью. А вот остальные…
В той или иной мере бесславно закончат и многие другие «обвинители» Берии: первый секретарь Ленинградского обкома Андрианов, первые секретари Компартий Грузии, Армении и Азербайджана Мирцхулава, Арутинов и Багиров, председатель Совмина Грузии Бакрадзе, секретари ЦК КПСС Михайлов и Шаталин, министр внутренних дел Круглов.
Одних вскоре отправят в отставку, других резко понизят, Багирова вообще арестуют и расстреляют. Особенно же круто Хрущев «отблагодарит» крестьянского сына Сергея Круглова.
Заместитель Берии и Круглова по кадрам генерал Обручников на партийном активе руководящего состава МВД, проведенном после ареста министра, обвинял кроме Берии, и ряд генералов МВД (Судоплатова, Эйтингона, Райхмана), но лишь через десятилетия Судоплатов узнал, что Обручников слово в слово повторил выступление Круглова на пленуме в Кремле. И это лишний раз доказывает: Круглов выступал по предписанной ему схеме. Он, между прочим, волновался в те дни так, что потерял половину своего веса.