Хотя инциденты происходили. И уже после обстрела в Майниле Берия подписал информационное сообщение, начало которого я приведу:
«№ 5278/Б 28 ноября 1939 г.
Сегодня, 28 ноября 1939 г., в 17.10 пограничный наряд заставы № 17 — Озерко 35-го Мурманского пограничного отряда… на перешейке между полуостровами Средний и Рыбачий был внезапно обстрелян засадой финских пограничников, находившихся на нашей территории…»
Наряд принял бой, а застава выбросила к месту перестрелки группу поддержки из 10 человек во главе с начальником штаба погранвойск НКВД Мурманского округа майором Прусским. В результате 3 финна были взяты в плен, два ушли на территорию Финляндии.
В тот же день финны углублялись на нашу территорию в зоне Рестикентского погранотряда.
Советско-финские переговоры давно зашли в тупик, а точнее, их завели туда сами финны (я писал об этом в своей книге «Кремлевский визит фюрера»). И последующее развитие ситуации было с нашей стороны не просто логичным, но единственно оправданным с любой точки зрения. 30 ноября начались полномасштабные боевые действия. И «зимняя» — как ее назвали в Финляндии — война затянулась до весны.
21 декабря нарком обороны Ворошилов писал Сталину и Молотову:
«Коба и Вячеслав!
Дело дрянь! Дороги в завалах, пехота действует на фронте не как организованная сила, а болтается туда-сюда как почти никем не управляемая масса, которая при первом раздавшемся выстреле разбегается в беспорядке по укрытиям в лес…»
Однако по итогам войны военный обозреватель «Таймс» оценил РККА в целом высоко, мудро заметив, что русские за войну сильно прибавили. Так оно и было — «линия Маннергейма» с ее дотами-«миллионниками» была в начале 1940 года прорвана, а 12 марта 1940 года был подписан мир. Но в ту пору, когда Ворошилов писал горькое письмо Сталину и Молотову, армейцам крепко помогли пограничники Берии.
Я об этом еще расскажу.
В ЕВРОПЕ же по-прежнему шла война — до мая 1940 года «странная», без боев. Однако 10 мая для немцев наступил «день Икс». Началось наступление на Северную Францию, и вскоре вся оборона союзников рухнула. Немцы вошли в Париж, англичане спаслись бегством через Дюнкерк.
А СССР решил «прибалтийскую» проблему… Еще осенью 1939 года мы заключили договоры о взаимопомощи с Литвой, Латвией и Эстонией. На их территорию были введены советские войска, но ни о какой «советизации» не могло быть и речи. Однако успехи немцев ситуацию изменяли кардинально. Германия усиливалась по всем позициям, и отдавать ей балтийский «фланг» не стоило. А прибалтийская элита была не прочь отвильнуть от русских и уйти «под крыло» немцев и финнов.
Или — англичан! С апреля 1940 года Англия вместо одного посланника на весь регион назначила в Литву, Латвию и Эстонию отдельных посланников в каждую республику. При этом они же были консультантами в «национальных» МИДах. Полпред СССР в Литве В. Г. Поздняков сообщал в шифровке наркому Литвинову, что в Риге находится 40–50 английских агентов, которых Англия забросила в Прибалтику, в том числе рассчитывая «протолкнуть» их в Германию. Кончилось, однако, тем, что в начале августа 1940 года в состав СССР вошли Литовская, Латвийская и Эстонская ССР. Еще ранее мы возвратили себе Бессарабию и присоединили Северную Буковину…
Я не буду останавливаться на этих сюжетах и на анализе проблемы репрессий и депортации из новых союзных республик, хотя в следующей главе кое-что об этом расскажу. Могу, впрочем, привести несколько деталей и сразу.
После того как в 1919 году литовские националисты получили наконец «свое» государство, литовскому крестьянину, пришедшему в государственное учреждение, нередко кричали: «Говори по-русски, литовского не понимаем». И кричали не русские, а… поляки.
В «национальной» же Латвии можно было наткнуться в подобной ситуации на немца, даром что русские цари в свое время подорвали немецкое помещичье землевладение и создали мощный слой латышских «серых баронов» — кулаков.
В «национальной» Эстонии в русских деревнях Печорского округа молодежь распевала коммунистические частушки, а крестьяне были готовы перейти в колхозы. И притесняли их за это эстонцы. Так что основания для «зачисток» в Прибалтике были.
ПРИСОЕДИНЕНИЕ Прибалтийских республик породило два встречных потока переселенцев из Мемельской и Сувалкской областей в Литовскую ССР и «германских граждан и лиц немецкой национальности» из трех республик в «фатерлянд». Все это не проходило мимо внимания Берии.
Из Германии была принята к концу марта 1941 года 5251 семья, или 21 343 человека, в том числе литовцев — 11 995, русских — 9223, белорусов — 55, украинцев — 20, поляков — 36. Между прочим, уж не знаю почему, но переселиться в СССР пожелал тогда всего 1 (один) еврей.
Зато среди 10 472 человек, выехавших в рейх из Латвии, кроме 9851 немца было и 436 латышей, 9 литовцев, 7 эстонцев.
Из Литвы переселилось 44 434 немца, 5091 литовец, 36 латышей, 14 эстонцев.
Из Эстонии — 5306 немцев, 514 эстонцев, 10 латышей.
Как видим, возможность уехать получили не только этнические немцы, но и другие (в том числе 1 грузин, 1 испанец, 1 татарин).
Выезжали некоторые немцы и из глубинных районов СССР, причем и в среде «политэмигрантов» имелось некоторое возвратное движение, которое доказывало, что репрессии против них не были результатом вымыслов НКВД. Так, еще 28 февраля 1939 года Председатель Исполкома Коминтерна Георгий Димитров направил в НКВД следующее сопроводительное письмо:
«Дорогой товарищ Берия!
Посылаю Вам приложенное письмо представительства Компартии Германии при ИККИ для ознакомления. Вам, конечно, виднее, какие меры по этому вопросу следовало бы предпринять со стороны органов НКВД.
С товарищеским приветом,
Г. Димитров».
К «сопроводиловке» Димитрова было приложено письмо Вальтера Ульбрихта, начинавшееся так:
«Дорогой товарищ Димитров!
В течение последних месяцев вернулись в Германию при помощи германского посольства несколько жен арестованных. Эти враги теперь шлют письма к тем из своих знакомых, о которых предполагают, что их можно завербовать для возвращения в Германию…»
Ульбрихт приводил ряд конкретных фамилий и фактов: «В жилом доме Электрозавода проживает некая Баумерт, которая в частных разговорах ведет антисоветскую пропаганду» и «имеет широкие связи в Москве»; чешка Кэте Рааб «пересылает арестованным немцам в лагерь под Саратов деньги, посылает их и в Хабаровск, а получает в германском посольстве» и т. д.
Заканчивал же Ульбрихт вполне определенно:
«Мы считаем, что необходимо решать в каждом отдельном случае, давать или не давать разрешение на выезд. Теперь же дело обстоит так, что такие враги имеют право жительства в Москве.
Просьба довести об этом до соответствующих органов, чтобы они могли принять те меры, которые считали бы необходимыми.
С коммунистическим приветом, Партпредставительство КПГ при ИККИ,
Репрессии в ненавистном им вообще-то Коминтерне «демократы» «вешают» на Ежова и Берию. Но что, Димитров и Ульбрихт тревожились зря? Они ведь были не пугливыми базарными бабами, а опытными подпольщиками и уже поэтому — людьми, опытными в делах как разведки, так и контрразведки.
А ОБСТАНОВКА в мире все более накалялась. 22 августа 1940 года «Правда» сообщила, что 20 августа Лев Троцкий на своей вилле в элитном районе Мехико Койокане получил смертельный удар ледорубом от некоего Жана Мортана Ван ден Райна. Однако это был 27-летний испанский коммунист и сотрудник НКВД Рамон Меркадер дель Рио.
Удар ледорубом поставил точку в затянувшейся истории подрывной работы Троцкого против СССР. После заключения Пакта 1939 года он писал в американском журнале «Либерти»:
«Кремль впрягся в повозку германского империализма… До тех пор, пока Гитлер силен — а он очень силен, Сталин будет оставаться его сателлитом».
Не прошло и полугода, как 17 января 1940 года на стол обергруппенфюрера СС Риббентропа (был у министра иностранных дел рейха и такой титул) оберфюрер Ликус из «личного штаба» обергруппенфюрера положил донесение из Лондона:
«Троцкий с помощью англичан должен будет вернуться в Россию, чтобы организовать путч против Сталина…»
Но это же знал и Сталин. И Лаврентий Берия был вызван в Кремль. Результатом обсуждений там и стала операция по ликвидации Троцкого. Сама по себе она для нашей темы малосущественна, но с ней теснейше связано имя человека, которое я уже упоминал и о котором пришло время сказать подробнее.
Майору ГБ Павлу Судоплатову в 1940 году было всего тридцать три года. И впервые он оказался в кабинете Сталина три года назад, когда его привел туда Ежов. Тогда рядовой оперативный работник НКВД, работавший нелегально в среде украинских националистов за рубежом, Судоплатов получил нерядовое задание — ликвидировать одного из лидеров «Организацii украiнських нацiоналiстiв» (ОУН) Коновальца.
Заместитель директора Российского государственного военного архива Владимир Иванович Коротаев и его коллега Виктор Константинович Былинин в томе II «Трудов Общества изучения истории отечественных спецслужб» за 2006 год свидетельствуют: «За свою сравнительно короткую жизнь лидер ОУН успел вступить в „деловые отношения“ с целым рядом зарубежных спецслужб — германской, австрийской, литовской, финской, английской, итальянской, японской…»
Как видим, вереницы связей с многочисленными разведками отнюдь не выдумывались в НКВД, а существовали в реальности… Ведь друзья и коллеги Коновальца жили не только по ту сторону границы СССР, но и по эту!
Враг опасный и влиятельный, Коновалец был уже приговорен на Украине к расстрелу за санкционирование и личное руководство казнью революционных рабочих киевского завода «Арсенал» в январе 1918 года. На совещании в Кремле об этом напомнил Григорий Петровский. А вот приговор в исполнение в результате тщательно разработанной операции был приведен в Роттердаме 23 мая 1938 года Судоплатовым.