Например, автор капитального опуса «Западный Особый» Руслан Иринархов стандартно обвиняет Сталина в том, что его мнение-де о невозможности войны полностью блокировало любые инициативы по изменению расположения войск. А оказывается, вблизи границы, в ЗапОВО, в июне 1941 года даже учения можно было проводить! Так чего тогда стоят россказни относительно того, что Сталин так, мол, боялся дать немцам повод, что требовал от военных, чтобы они тихо, как мышки, сидели и нос никуда не высовывали? Потому, мол, в кальсонах войну и встретили…
Не знаю, как распорядился сведениями Захарова генерал Болдин, но с началом войны он, командуя оперативной группой войск, отрезанной от главных сил Западного фронта в районе Белостокского выступа, успешно вывел ее из окружения. Зато командующий ЗапОВО Павлов на прямое свидетельство боевого, с богатым военным опытом, командира авиационной дивизии реагировал, мягко говоря, неадекватно… И я в последний раз даю слово непосредственно Захарову:
«Командующий ВВС округа генерал И. И. Копец (22 июня 1941 года он застрелится. — С.К.) выслушал мой доклад с тем вниманием, которое свидетельствовало о его давнем и полном ко мне доверии. Поэтому мы тут же отправились с ним на доклад к командующему округом (фронтом). Слушая, генерал армии Д. Г. Павлов поглядывал на меня так, словно видел впервые. У меня возникло чувство неудовлетворенности, когда в конце моего сообщения он, улыбнувшись, спросил, а не преувеличиваю ли я. Интонация командующего откровенно заменяла слово „преувеличивать“ на „паниковать“ — он явно не принял до конца всего того, что я говорил… С тем мы и ушли».
А нам рассказывают, что Сталин-де «не верил предупреждениям Павлова».
И ВОТ ТУТ я читателя, пожалуй, огорошу, заявив, что с 18 июня 1941 года Сталин, вообще-то, не нуждался уже ни в чьих предупреждениях. Он точно знал, что война начнется уже очень скоро. И «сообщил» ему об этом сам… Гитлер!
Захаров, как я понимаю, искренне не помнит, когда он летал по заданию генерала Копца — 17 или 18 июня. Но я, с ним тогда не летавший, склонен считать, что летал он 18 июня! Во всяком случае — не позднее… И летал по заданию Сталина, хотя сам об этом, конечно, не знал, как не знал этого и Копец.
Я предлагаю читателю задуматься: почему, если задание Захарову давал командующий авиацией ЗапОВО, то есть человек из ведомства наркома обороны Тимошенко, донесения от Захарова везде принимали пограничники из Наркомата внутренних дел, возглавлявшегося наркомом Берией? И принимали молча, не задавая вопросов: кто, мол, ты такой и чего тебе надо?
Но почему вопросов не было? Как это так?! В напряженной приграничной атмосфере у самой границы производит посадку непонятный самолет, и пограничный наряд не интересуется: а что, собственно, пилоту здесь нужно?
Такое могло быть в одном случае: когда на границе под каждым, образно говоря, кустом этот самолет ждали.
А зачем его ждали? Кому нужны были, да еще и в реальном масштабе времени, сведения Захарова? Уверен, что объяснение может быть одно: не позднее 18 июня 1941 года Сталин провел личный стратегический зондаж намерений Гитлера.
Представим себе еще раз ситуацию того лета…
Сталин получает информацию о близящейся войне от нелегалов и легальных закордонных резидентур Меркулова из НКГБ, от нелегалов генерала Голикова из ГРУ Генштаба, от военных атташе и по дипломатическим каналам. Но все это может быть стратегической провокацией Запада, видящего в столкновении СССР и Германии собственное спасение.
Однако есть созданная Берией разведка погранвойск, и вот ее-то информации верить не только можно, но и надо. Это — интегральная информация от такой разветвленной периферийной разведывательной сети, что лишь она может быть достоверной. И эта информация доказывает близость войны.
Подобная (и независимая!) информация приходит также от разведотделов приграничных армейских округов. И ей тоже можно и нужно верить. Но как проверить все окончательно?
Идеальный вариант — спросить самого Гитлера о его подлинных намерениях. Не окружение фюрера, а его самого, потому что фюрер не раз неожиданно даже для окружения менял сроки реализации собственных приказов!
И Сталин 18 июня обращается к Гитлеру о срочном направлении в Берлин Молотова для взаимных консультаций. Я подчеркиваю, уважаемый читатель, что сообщаю не о гипотезе, а о факте! Сталин действительно делал Гитлеру такое предложение.
Гитлер отказывает.
Даже если бы он начал тянуть с ответом, это было бы для Сталина доказательством близости войны. Но Гитлер вообще сразу отказал. И Сталин понял: это — война. И для окончательной проверки посылает в разведку Захарова, а точнее — отдает соотвествующие распоряжения, подключая сюда и Берию.
Сведения же о предложении Сталина Гитлеру отыскиваются в дневнике начальника Генерального штаба сухопутных войск рейха Франца Гальдера. Этот нормативный для любого историка войны источник был опубликован ордена Трудового Красного Знамени Военным издательством Министерства обороны СССР в 1968–1971 годах, и на странице 579 тома 2-го среди других записей 20 июня 1941 года имеется следующая:
«Молотов хотел 18.6 говорить с фюрером».
Одна фраза…
Но эта фраза, достоверно фиксирующая факт предложения Сталина Гитлеру о срочном визите Молотова в Берлин, полностью переворачивает всю картину последних предвоенных дней!
Полностью!
Впервые этот феноменальный факт, ранее как-то ускользавший от моего внимания, я обнаружил в блестящем исследовании Арсена Мартиросяна: «Трагедия 22 июня: Блицкриг или измена? Правда Сталина» (М.: Яуза, ЭКСМО, 2006), за что я ему весьма признателен.
Так вот, не исключено, что дата 18 июня — как предлагавшаяся Сталиным, но отклоненная Гитлером — указана Гальдером по факту его осведомления, но само предложение Сталин сделал 17-го к вечеру, после некоего знаменательного разговора с Меркуловым и Фитиным, о котором — чуть позже.
После отказа Гитлера не надо было быть Сталиным, чтобы сделать тот же вывод, который сделал и полковник Захаров и который можно сформулировать в четырех словах: «со дня на день».
И Сталин поручает Наркомату обороны обеспечить срочную и эффективную воздушную разведку приграничной зоны с немецкой стороны. И подчеркивает, что разведка должна быть проведена опытным авиационным командиром высокого уровня. Возможно, он дал такое задание командующему ВВС РККА Жигареву, побывавшему в кабинете Сталина с 0.45 до 1.50 17 (собственно, уже 18-го) июня 1941 года, а уж тот позвонил в Минск Копцу.
Мог ли Копец выбрать лучшую кандидатуру, чем полковник Захаров?
С другой стороны, Сталин поручает Берии обеспечить немедленную и без помех передачу собранной этим опытным авиатором информации в Москву.
Вот почему Захарова на всем маршруте его полета, в зонах нескольких пограничных отрядов, под каждым кустом ждал пограничный наряд, даже не спрашивая — что это за самолет сел в пограничной полосе. Он ведь садился на «подходящих площадках» не по собственной инициативе. Ему, безусловно, было заранее сказано, что все сведения в реальном масштабе времени надо периодически передавать через пограничников, делая посадки через 30–50 километров.
Причем обязательно периодически, а не один раз в конце полета! Потому что, во-первых, время не ждало! В реальном масштабе времени сведений от Берии ждал сам Сталин. При скорости «У-2» (позднее переименованного в «По-2») примерно в 120–150 километров в час фактор времени на 400-километровом маршруте уже был значимым.
А во-вторых… Во-вторых, Захарова в какой-то момент немцы могли и сбить. И тогда хотя бы часть оперативной информации до Сталина все равно через Берию дошла бы.
Она же дошла вообще полностью. И уже к вечеру 18 июня Сталин знал точно и окончательно: война на носу.
Возможно, впрочем, что приведенную мной реконструкцию событий надо кое в чем изменить (особенно если Захаров летал не 18-го, а 17-го), то есть, возможно, вначале был полет Захарова, а уж после него — обращение Сталина к Гитлеру. Возможно и параллельное совмещение этих событий. Но несомненна их взаимосвязь и взаимная обусловленность в реальном, подчеркиваю, масштабе времени.
Поняв, что Гитлер решился-таки на войну с Россией, Сталин немедленно (то есть не позднее вечера 18 июня) начал отдавать соответствующие распоряжения НКО, НК ВМФ и НКВД.
Это не могло не быть так или иначе замечено чужим глазом, что подтверждается и в записке Сталину, Молотову и Берии, направленной Меркуловым 21 июня 1941 года.
Записка содержала текст беседы двух московских иностранных дипломатов, состоявшейся 20 июня. Точные данные относительно их гражданства в тексте записки, опубликованной в сборнике «Секреты Гитлера на столе у Сталина», Служба внешней разведки изъяла даже в 1995 году! Однако нам сейчас важен сам разговор, часть которого я ниже привожу:
«……………: Когда приехал ваш генерал-лейтенант?
……………: Вчера. Он видел Тимошенко и Жукова.
……………: <…> Вы с ним были?
……………: Я с ним был.
<…>
……………: Но он ничего не спрашивал? Тимошенко знал, что он от вашего генерала подходящего ответа не получит… А здесь все беспокоятся — война, война.
……………: Да. да. Русские узнали».
Да, русские узнали!
И узнали заблаговременно потому, что усилия множества крупных и мелких разведчиков, предпринимаемые в последние месяцы, увенчал личный зондаж Сталина!
В свете этого зондажа в истинном свете выглядит и Заявление ТАСС от 14 июня 1941 года о том, что «по данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского Пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы…»
Сталин Заявлением ТАСС от 14 июня как бы предварял, свое последующее предложение Гитлеру о немедленной посылке в Берлин Молотова.