А вот оценка со стороны…
Генерал-майор Фридрих Вильгельм фон Меллентин был врагом, но врагом умным и опытным: воевал в Польше, во Франции, на Балканах, в Африке, на Восточном фронте, а затем опять во Франции, в Арденнах и в самой Германии… Закончил войну начальником штаба 5-й танковой армии в Рурском котле. В 1956 году в Лондоне вышла его книга «Panzer battles — 1939–1945», изданная у нас в 1957 г. («Танковые сражения. 1939–1945 гг.»). Глава XIX его мемуаров называется «Красная Армия», и ниже я приведу выдержки из нее.
Итак, потомственный немецкий офицер, генерал вермахта Ф.В. фон Меллентин:
«Русский солдат любит свою „матушку Россию“, и поэтому он дерется за коммунистический режим, хотя, вообще говоря, он не является политическим фанатиком. Однако следует учитывать, что партия и ее органы обладают в Красной Армии огромным влиянием. Почти все комиссары являются жителями городов и выходцами из рабочего класса. Их отвага граничит с безрассудством; это люди очень умные и решительные. Им удалось создать в русской армии то, чего ей недоставало в Первую мировую войну — железную дисциплину. <…> Дисциплина — главный козырь коммунизма, движущая сила армии. Она также явилась решающим фактором и в достижении огромных политических и военных успехов Сталина. <…>
Индустриализация Советского Союза, проводимая настойчиво и беспощадно, дала Красной Армии новую технику и большое число высококвалифицированных специалистов. <…>
…в ходе войны русские постоянно совершенствовались, а их высшие командиры и штабы получали много полезного, изучая опыт боевых действий своих войск и немецкой армии. Они научились быстро реагировать на всякие изменения обстановки, действовать энергично и решительно <…>
…русский, в целом, безусловно отличный солдат и при искусном руководстве является опасным противником
<…> Умелая и настойчивая работа коммунистов привела к тому, что с 1917 года Россия изменилась самым удивительным образом. Не может быть сомнений, что у русского все больше развивается навык самостоятельных действий, а уровень его образования постоянно растет.
Русские дивизии <…> наступали, как правило, на узком фронте <…> Они появлялись словно из-под земли, и казалось, невозможно сдержать надвигающуюся лавину. <…> Лишь закаленные в боях солдаты были в состоянии преодолеть страх, который охватывал каждого. <…> После 1941 года к людским массам русских добавились массы танков. Отбить такие атаки было, конечно, значительно труднее, и стоило это гораздо большего нервного напряжения. <…>
Мои замечания <…> касались <…> действий русской пехоты, которая в ходе второй мировой войны полностью сохранила великие традиции Суворова и Скобелева. <…> Русская артиллерия, подобно пехоте, также используется массированно. <…> В ходе войны русские совершенствовали и развивали тактику артиллерии в наступлении. Их артиллерийская подготовка превратилась в подлинный шквал разрушительного огня. <…> Русская артиллерия является очень грозным родом войск и целиком заслуживает той высокой оценки, какую ей дал Сталин. <…>
Необыкновенное развитие русских бронетанковых войск заслуживает самого пристального внимания со стороны тех, кто изучает опыт войны. Никто не сомневается, что у России может быть свой Зейдлиц, Мюрат или Роммель, — в 1941–1945 годах русские, безусловно, имели таких великих полководцев. <…> Танкисты Красной Армии закалились в горниле войны, их мастерство неизмеримо возросло. Такое превращение должно было потребовать исключительно высокой организации и необычайно искусного планирования и руководства»…
Сам военный, генерал Меллентин дал высокую оценку чисто военному руководству СССР: «Русское высшее командование знает свое дело лучше, чем командование любой другой армии». Но зная то, что мы знаем, можно и прибавить: «Знает благодаря политическому руководству, сформировавшему в ходе войны и перед ней компетентный потенциал такого командования»!
Можно привести и другие свидетельства, однако я ограничусь признаниями знаменитого немецкого авиапредпринимателя и конструктора Хейнкеля. Авиаконструктор А. С. Яковлев писал, что выполнение советских заказов в начале 30-х годов заставило немца резко улучшить технологическую дисциплину и методы заводского контроля. «Я думал, — удивлялся Хейнкель, — что у меня отличный завод, но большевики работают лучше».
Россиянские «демократы» ставят свечки перед образами «невинно убиенного злодеями-большевиками» «святого» Николая Второго… Но величие державе обеспечила эпоха Сталина.
И она же — эпоха Берии.
И обеспечила не за счет заградотрядов и страха, а за счет созидательных, творческих сил народа, во главе которого стояли Председатель Государственного Комитета Обороны И. В. Сталин и его заместитель Л. П. Берия, о котором во всех послевоенных изданиях истории Великой Отечественной войны если и была сказана пара слов, то лишь клеветнических и ругательных.
Глава 17ОСНОВАТЕЛЬ АТОМНОЙ ОТРАСЛИ
21 АВГУСТА 1944 года в Думбартон-Оксе на окраине Вашингтона, в трехэтажном особняке, построенном в 1802 году и принадлежащем Гарвардскому университету, открылась конференция представителей СССР, США и Великобритании. Задачей конференции была выработка основ будущей Организации Объединенных Наций.
Обычно старинное здание заполняли студенты, изучавшие античное и византийское искусство, а теперь его более чем на месяц заняли три делегации, вместе с техническим персоналом насчитывающие более семи десятков человек — для представительной международной конференции не так уж и много…
Открывая конференцию, государственный секретарь Кордэлл Хэлл сказал, что сохранение мира и безопасности в будущем является главной целью международного сотрудничества.
Почти за полгода до этого, в марте 1944 года, в Лос-Аламосской национальной лаборатории в рамках Манхэттенского проекта было начато полномасштабное планирование первого испытания атомной бомбы США с кодовым наименованием испытания «Trinity» — «Троица». А во время работы конференции в Думбартон-Оксе члены Военно-технического комитета, курирующего «Манхэттенский проект», В. Буш и Д. Конант в меморандуме на имя военного министра Г. Стимсона предложили включить Советский Союз в систему контроля над еще не созданным ядерным оружием «во избежание нежелательного осложнения отношений». Это предложение было отклонено, не имея, собственно, никаких шансов на принятие. Эффективный контроль мог быть реализован лишь в двух случаях: или при контролируемом всеобщем отказе от этого оружия, или при контролируемом его производстве как в США, так и в СССР, причем с заранее оговоренной взаимной минимизацией будущих ядерных арсеналов. Америку же устраивала лишь монополия, и она шла к ней весьма стремительно. Что ж, когда есть деньги, все (или почти все) решается быстро.
Пока что атомная бомба была, впрочем, «шкурой» не только неубитого, но и вообще проблематичного «медведя». Тем не менее вопрос оказывался потенциально настолько серьезным, что даже в Советском Союзе, ведущем тяжелейшую войну, атомные работы уже разворачивались, хотя пока их масштаб вынужденно был по сравнению с «манхэттенским» и невелик.
Но работы велись, велись вполне осознанно, и как раз в день закрытия конференции в Думбартон-Оксе — 28 сентября — исполнилось ровно два года с момента принятия распоряжения ГКО № 2352сс от 28 сентября 1942 года «Об организации работ по урану». Тогда все еще не выходило из стадии первых (и не очень внятных) организующих документов, причем все крутилось вокруг Молотова. А Вячеслав Михайлович как организатор технических проектов зарекомендовал себя не с лучшей стороны — танкисты от него уже отказались в пользу Берии, а атомщикам — это я скажу, забегая вперед, — еще предстояло от него отказаться…
И тоже — в пользу Берии!
11 февраля 1943 года было принято очередное распоряжение ГКО № ГОКО-2872сс, начинавшееся и заканчивавшееся так:
«В целях более успешного развития работ по урану:
1. Возложить на тт. Первухина М. Г. (тогда — зампред СНК СССР и нарком химической промышленности. — С.К.) и Кафтанова СВ. (председатель Комитета по делам высшей школы при СНК СССР и уполномоченный ГКО по науке. — С.К.) обязанность повседневно руководить работами по урану и оказывать систематическую помощь спецлаборатории атомного ядра Академии наук СССР.
Научное руководство работами по урану возложить на профессора Курчатова И.В. <…>
11. Обязать руководителя спецлаборатории атомного ядра (лаборатории № 2 Академии наук СССР. — С.К.) проф. Курчатова И. В. провести к 1 июля 1943 г. необходимые исследования и представить Государственному комитету обороны к 5 июля 1943 г. доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива.
Председатель Государственного комитета обороны
Уж не знаю, с чего это Молотов был назван тем, кем никогда не был (бессменным Председателем ГКО являлся Сталин), но так стоит в документе.
Да, наилучший способ понять эпоху — знакомство с ее документами. И если мы обратимся к ним, то сразу же рушится, например, один из давних и устойчивых «атомных» вымыслов: мол, значение атомной проблемы Сталин не понял даже после того, как его на Берлинской (Потсдамской) конференции 1945 года «просветил» президент США Трумэн.
После знакомства с ныне рассекреченными советскими документами 1939 (тридцать девятого) — 1944 годов, лишь улыбку может вызвать следующее, например, место в «Воспоминаниях и размышлениях» маршала Жукова:
«Не помню точно, какого числа (это было 24 июля 1945 г., через 8 дней после испытания первой бомбы на полигоне Аламогордо (штат Нью-Мексико) 16 июля. — С.К.)… Трумэн сообщил И. В. Сталину о наличии у США бомбы необычайно большой силы, не назвав ее атомным оружием.
В момент этой информации, как потом писали за рубежом, У. Черчилль впился в лицо И. В. Сталина, наблюдая за его реакцией. Но тот ничем не выдал своих чувств… Как Черчилль, так и многие другие англо-американские авторы считали, что, вероятно, Сталин… не понял значения сделанного ему сообщения.