у, добывшую фантастически дорогие Искры, догнали ее в тот момент, когда вымотанные лесовики поднимались на бронекатера, и ударили в спину!!!
— Это утверждение — самая наглая и беспардонная ложь, которую я когда-либо слышала! – донеслось из-за края экрана, и Лаврентьева сорвало с нарезки — он развернулся на месте, уставился на Лизу налившимися кровью глазами и отвесил ей пощечину. Вернее, попытался. Но девчонка — кстати, на два года младше, на голову ниже и килограммов на пятнадцать-двадцать легче — уверенно поднырнула под руку, корявенько, но достаточно быстро всадила правый кулак в пах, «помогла» противнику согнуться, «загрузив» его тушку своим весом, и совместила подбородок с коленом, правильно«выстрелившим» вперед и вверх!
Тут я поставил ролик на паузу и весело подмигнул заулыбавшейся Лизе:
— Спасибо за поддержку, солнце! Мы в восторге. И пусть над правым боковым тебе еще работать и работать, зато удар коленом получился на славу.
Потом повернулся к Лаврентьевым и презрительно усмехнулся:
— А поведению вашего родственничка я не удивлен: вы, род грабителей и лжецов, только называетесь благородными. Поэтому и не считаете нужным объяснять подрастающему поколению, что поднимать руку на женщин и тех, кто заведомо слабее, недостойно ни дворянина, ни мужчины!
Всю четверку аж заколотило от ярости, но прервать молчание решился только самый старший:
— Вы… вы… вы…
— Ну же, смелее! — подначил его я. — Или к комплекту названных мною «достоинств» стоило добавить еще и трусость?
— Вы оскорбили весь наш род!!! — воскликнул он и… замолчал.
Я пожал плечами:
— Ну, так у меня есть веские основания: все двадцать девять из двадцати девяти Лаврентьевых, с которыми меня сталкивала жизнь, оказывались либо грабителями, либо лжецами, либо трусами.
Тут меня все-таки вызвали. Все четверо. И неприятно удивились ответу:
— Я принимаю ваши вызовы. Деремся магией, без подмен и насмерть. Первый бой — сегодня, в тринадцать тридцать, на ближайшей дуэльной арене. Три остальных — в порядке очереди.
— Насмерть? — эхом повторил один из Лаврентьевых и заставил пожать плечами:
— А я иначе не дерусь…
…Адрес ближайшей дуэльной арены нам сообщила Лиза. Перед тем, как пожелать удачи и попросить позвонить «ближе к вечеру». Потом попрощалась с Виктором и Татьяной, гордо вздернула носик, развернулась на месте и чинно поплыла на урок. Воронецкий тоже подсуетился — через начальника охраны где-то раздобыл видеозаписи дуэлей моих будущих противников и перед тем, как загрузиться в машину, вложил мне в руку информационный носитель.
Записи я, конечно же, посмотрел. Благо, в этот раз за руль кроссовера села Иришка. После чего выдал вердикт:
— Горожане…
— То есть, заведомо слабее? — ехидно поинтересовалась мелкая.
— Угу… — без тени улыбки подтвердил я. — Но есть нюанс: Лаврентьевы напали на нас сами. И в любой момент могут объявить межродовую войну. Так что я просто прореживаю врагов.
— Войну? — переспросила Света и в сердцах шлепнула себя по лбу: — Ну да: как только ты официально примешь под руку моего папу, мужчин в роду станет двое, а значит, твоя гибель, де-юре, не прервет линию наследования!
— Так, может, его пока не принимать? — осторожно спросила Ксения Станиславовна.
— Враги у нас не переведутся никогда… — насмешливо фыркнула Иришка. — … Валерий Константинович в «свободном плавании» — та еще вкусняшка, а Игнат не умеет отказываться от обещаний. В общем, привыкайте отвечать на любые провокации так, чтобы смерть провокаторов ужасала всю Империю до слабости в коленях!
Целительница заявила, что такая стратегия ей нравится, и ушла в себя на оставшееся время пути до подземного гаража дуэльной арены. О чем именно размышляла, так и не сказала. Но, выбравшись из машины и увидев в глазах подруги, выгрузившейся из своего лимузина, тревогу,
«изумленно» выгнула бровь:
— Оль, ты чего? Лаврентьевы — горожане. В самом худшем смысле этого понятия. И Игнату Даниловичу на один зуб!
— Да, но на четыре дуэли подряд не хватит никакого резерва, а мы, между прочим, в «нулевке»!
— Оля, не смеши: Игнат Данилович — не Венечка Муравьев… И даже не Семочка Ланской…
Не знаю, с кем она меня сравнила, но Максакова слегка покраснела и в темпе сменила тему беседы. Ну, а я дождался чуть замешкавшихся Виктора и Татьяну, поймал вопросительный взгляд друга и весело подмигнул.
Этого хватило за глаза — всю дорогу до одной из лож дуэлянтов Великий Князь веселил нашу компанию рассказом о своей беседе с бабушкой, вроде как, попытавшейся вырваться из дворца, чтобы поприсутствовать на дуэлях, но не сумевшей уговорить мужа отложить какое-то совещание «всего часа на три-четыре». После того, как мы расположились на удобных диванчиках, отправил одного из телохранителей решать все организационные вопросы. А потом вспомнил, что обещал пересказать нам некие новости, и расплылся в предвкушающей улыбке:
— Да, чуть не забыл: два часа тому назад Кот-Баюн напрочь заворожил Ермолаевых…
— В каком смысле? — не понял я.
— В самом прямом — убедил их не лжесвидетельствовать против тебя… сообщив, что его человек не поленился сплавать на тренировочную заимку, некогда принадлежавшую Докукиным, и под видом журналиста опросил всех ее обитателей. А те слыхом не слыхивали о бое, вроде как, случившемся возле их пристани.
— Да, но ведь заснять их открове— …
— Игнат, плавясь от желания получить обещанную тысячу рублей, эти дурачки подписали каждую страницу рукописного текста! — весело хохотнул Воронецкий и уступил слово Ростопчиной. А та картинно захлопала ресницами:
— Но и это еще не все: уголовное дело против вас, Беркутовых-Туманных, возбудил Вячеслав Ильич Потемкин — следователь по особо важным делам, прославившийся не только абсолютной неподкупностью, но и фантастической злопамятностью. Поэтому над Лаврентьевыми и Ермолаевыми уже вовсю потешается весь Следственный Комитет!
— И не только он… — внезапно подала голос Максакова. — Незадолго до моего отъезда из дому эту новость сообщили и моему супругу. А он прекрасно знает и Вячеслава Ильича, и Льва Абрамовича, поэтому заявил, их творческий дуэт выжмет Лаврентьевых с Ермолаевыми досуха!
Следующие четверть часа Витя и Таня занимались пересказом особо запомнившихся реплик завсегдатаев сетевых страничек фанатов автоспорта. Оказывается, там уже сутки глумились над «доблестными героями» с «мирных бронекатеров», сдуру принявшими «Беркута и его стаю» за безобидную дичь. Глумились, как я понял, без тормозов, то есть, высмеивали все, что можно и нельзя, начиная от методики подготовки родовой дружины Лаврентьевых и заканчивая редким скудоумием главы этого рода. Да, бывало, вспоминали и о Кондаковых, но с «сожалением». То есть, страшно сокрушались из-за того, что «доморощенные флибустьеры» этого рода побоялись соваться в «страшное Пятно» и атаковали «прирожденных хищников» прямо перед перевертышами спецотдела. И, тем самым, помешали моим фанатам увидеть, как мы рвем в клочья «еще полсотни дуроломов».
Свою лепту добавлял и БИУС, цитируя самые смешные сообщения через гарнитуру, поэтому к половине второго я настолько устал ржать, что искренне обрадовался приходу в ложу распорядителя, сообщившего, что мне, собственно, пора на арену.
Спустился. Подождал противника, занявшего противоположную метку почти на минуту позже меня, ответил на обязательный вопрос, поскучал до команды судьи и ударил оглушением. Потом накрыл арену густым туманом, чисто из любопытства вбил в дохленькое марево вроде как Рынды разрывную морозную иглу и… мысленно обозвал себя придурком. После чего вздохнул и отменил «родовое умение». Ибо от головы бедняги не осталось ровным счетом ничего…
Глава 36
7 ноября 2513 по ЕГК.
…Омерзительнейшее «послевкусие», оставшееся от «общения» с тремя «выжившими» членами рода Лаврентьевых, действовало на нервы всю дорогу до клиники. Нет, беседу по конференцсвязи я, конечно же, поддерживал. И моментами даже отшучивался. Но все никак не мог задвинуть куда подальше чрезвычайно яркое воспоминание-картинку с мертвенно-бледными лицами, покрытыми капельками пота, мелко трясущимися подбородками и бегающими глазами. Как выяснилось уже в гараже, Витя безостановочно крутил в голове нечто подобное.
Поэтому, десантировавшись из машины и подойдя ко мне, мрачно вздохнул:
— А ведь ты был прав, назвав этих Лаврентьевых трусами: да, смерть их родственника получилась страшнее некуда, но он ушел из жизни мужчиной. А эта троица опозорила на всю Империю не только самих себя, и весь свой род!
— Им захотелось выжить. Очень-очень… — желчно усмехнулась мелкая. — Поэтому такие «несущественные мелочи», как честь, гордость, достоинство и самоуважение быстренько забылись!
— Представляю, что начнется в Сети после того, как в нее сольют запись дуэли и… всего того, что за ней последовало… — хмуро добавила Татьяна.
— Уже слили… — сообщила Дайна в гарнитуру. — И, будь я главой этого рода, повесилась бы после прочтения первого десятка комментариев.
Я поморщился, и Воронецкий, почему-то решив, что меня срочно надо развеселить, снова перетянул все внимание на себя:
— Лаврентьевы опозорились и на какое-то время будут вынуждены уйти в тину. А тебя, Игнат, вот-вот начнут цитировать. Что пойдет на пользу твоему роду…
— Ну да, ответ получился запоминающимся… — поддакнула ему Ксения Станиславовна: — «У трусов виру не беру. Ибо брезгую…»
— Не знаю, как вы, а я проголодался! — заявил я, как-то почувствовав, что заканчивать обсуждение горе-дуэлянтов они не собираются. И очередной раз восхитился внутренней готовности жены в любой ситуации и любой компании «слышать» только меня — не успел я договорить это предложение, как Ольга включила режим Хозяйки и погнала весь народ к лифтовому холлу командным рыком хорошего фельдфебеля.