— Что, сынок, завертели? — с улыбкой спросил его высокий старик, похожий осанкой на его родного Атабек-агу. — Тут, брат, держи карман и варежку не разевай. Понял?
Назар не совсем понял его, но кивнул на всякий случай.
— Откуда приехал?
— Из Туркмении. Скажите, как мне попасть на улицу Иркутскую?
— На Иркутскую? Да чего проще, садись на трамвай, на «двойку», она и довезет. А по-русски чисто говоришь, молодец!
— Спасибо, — поблагодарил Назар и подумал: «Как хорошо, что прадед обучил меня русскому с детства, — даже незнакомый человек заметил, что я хорошо говорю».
Полчаса отстоял у кассы.
— Сколько стоит билет до Иркутской? — спросил миловидную девушку-кассиршу.
— До Иркутска… сейчас скажу. Девяносто рублей сорок пять копеек.
Назара бросило в холодный пот.
— Сколько?
— Я ведь уже сказала, а если мягким, то дороже — сто тридцать два рубля. Вам какой? Спальный?
— Нет, я стоять буду…
— Двое суток?
— А разве трамвай до Иркутской идет так долго?
— Трамвай? Вы куда едете?
— Я уже приехал, мне нужен билет до улицы Иркутской. Там дядя Коля живет…
Трамвай уже минут десять мчался по городу, а Назар все еще вспоминал, как рассмешил кассиршу и всю очередь…
Нужный дом на Иркутской он нашел без труда, вошел в подъезд и остановился перед железной клеткой, забранной наполовину густой решеткой. «Кто же здесь может жить?» — подумал он удивленно.
— Вам на какой этаж? — раздался за спиной женский голос.
— Квартира семьдесят два, — смущенно сказал Назар, оборачиваясь и видя перед собой моложавую белокурую женщину.
— Семьдесят два — это на шестом. — Женщина открыла дверь железной клетки. — Проходите…
Назар неуверенно вошел. Женщина захлопнула дверь, нажала на стене какую-то кнопку. Назар невольно присел — пол дернулся у него под ногами, и кабина лифта поплыла вверх.
— Небось первый раз на лифте? — приветливо спросила женщина.
— Первый.
А вот и обитая черным дерматином дверь с цифрой семьдесят два.
Назар перевел дух и робко постучал по обивке — косточки пальцев проваливались в мягкое, и стука не получалось. Он постучал сильнее, тишина за дверью — как в родных Каракумах. Тогда он постучал еще сильней — сначала ладонью, а потом уже кулаком…
— Чего тарабанишь? Звонок есть! — Вдруг дверь перед ним широко распахнулась, на пороге предстал паренек его лет.
— Гусельниковы здесь живут?
— Здесь.
— А я могу видеть Гусельникова? — робко спросил Назар, растерявшись от недружелюбного тона паренька.
— Ты его и видишь.
— Ты?
— Я. А что, не похож?
— Мне нужен Николай-ага.
— Слышь, а ты не из Туркмении? — вдруг оживляясь, спросил паренек.
Назар кивнул.
— Так проходи в дом, чего стоишь! Ты верно сын дяди Керима?
— Да.
— Ну ты даешь! Какой молодец, что приехал! — подталкивая Назара в комнату, радовался парнишка. — Меня Сергей зовут, — сказал он, протягивая руку.
— Назар.
— Отец рассказывал про дядю Керима.
Назар кивнул.
— Отец в полете, завтра прилетит. Мама придет часа через два. Располагайся как дома. Может, с дороги примешь душ?
Назар согласно кивнул головой, пристально оглядывая комнату, в которую ввел его Сергей: все здесь было другие, а чем-то напоминало дом. И сразу он почувствовал себя легко, свободно.
Когда пришла хозяйка дома Розия, Назар уже сидел на диване в чистой рубашке, его промытые шампунем иссиня-черные волосы не топорщились вихрами, как прежде, а лежали волосок к волоску, аккуратно причесанные.
Высокая стройная женщина легкой походкой подошла к Назару, крепко обняла его и поцеловала в щеку.
— Вот ты какой, сын Керима! Настоящий джигит!
Голову матери Сережи Розии венчала корона каштановых волос, и в каждом ее движении, во всей осанке чувствовалось благородство натуры, подлинная красота. А глаза у нее были такие же, как у сына, — большие, серые, иногда вдруг голубеющие до василькового цвета, особенно в те минуты, когда она смеялась.
В том, что Розия приняла Назара как своего, не было никакой фальши, ни тени наигранности или ханжества.
Ни сын, ни мать не спрашивали Назара, зачем он приехал и надолго ли.
И Назар был благодарен им за это.
На следующее утро Сергей позвонил в аэропорт.
— Отец прилетает через полтора часа, айда встречать, а?
— Айда, — радостно согласился Назар, и сердце его учащенно забилось, ведь предстояла главная встреча. Что скажет Николай-ага? Как встретит? Что подумает, когда Назар объяснит ему ситуацию? А объяснить, рассказать надо все без утайки — все…
Попетляв по окраинам города, лепта шоссе нырнула на дно глубокой лощины, заросшей медноствольными соснами, и вдруг, выскочив на пригорок, привела к широкому летному полю аэродрома.
Серебристый «Ил-14» мягко коснулся колесами бетонки и покатил по посадочной полосе, гася ход.
— Классно посадил, молодец, папка!
— Еще бы! — гордо сказал Назар. — Это для него семечки! — Он сказал это так, будто за штурвалом самолета был человек, которого он, Назар, знает лучше, чем Сергей.
Николай Гусельников сразу узнал Назара, буквально с первого взгляда.
— Боже мой, до чего ты похож на Керима! — приговаривал он, тиская паренька своими огромными ручищами. — Я, как тебя увидел, прямо обалдел. Думаю — до чего дожил старый, уже в глазах мерещится! Поразительно ты на отца похож! Если бы кто сказал — не поверил! А мама и Атабек-ага тоже с тобой приехали?
— Нет, он один, — ответил за Назара Сергей.
— Ребята, знакомьтесь, — повернулся Гусельников-старший к своему экипажу (второму пилоту, бортрадисту, штурману), — это Назар, сын моего лучшего фронтового друга Керима Атабекова. Не будь Керима, не летать бы мне сейчас, косточки давно б уже сгнили в земле! Ну, Назар, до чего похож! До чего похож!
Долго еще не мог прийти в себя Николай Гусельников и по дороге домой, и дома все удивлялся небывалому сходству, отца и сына.
— Смотрю на тебя, и кажется — сейчас козырнет Керим и доложит: «Порядок, командир!» Замечательный был у тебя отец, золотой! Слушай, Назар, а ты помнишь, как я приезжал к вам в поселок? Прямо с фронта, помнишь? Тебе тогда годика три было.
— Не помню, — смущенно потупясь, произнес Назар.
— Ну! Я ж говорю — копия отец; нет чтоб соврать: мол, конечно, я тебя помню, дядя Коля… Так и батя твой… Эх, сколько же ему доставалось из-за честности! Ни на вот столечко, — и Гусельников показал кончик мизинца, — не мог ни в чем соврать, даже в самом малом.
Допоздна засиделись они в тот вечер за ужином. Гусельников рассказывал о родном гвардейском полке пикирующих бомбардировщиков, а Назар, Розия, Сергей слушали его, боясь лишний раз пошевелиться, боясь спугнуть дорогие сердцу воспоминания.
Особенно напряженно и взволнованно слушал Гусельникова Назар.
— Твой отец был лучший стрелок-радист не только в нашей эскадрилье, но и во всем полку. Отличный у нас был экипаж. — Николай перехватил печальный взгляд своей жены Розии, тяжело вздохнул и добавил решительно, веско: — И Абдулла был хороший штурман, специалист отличный, что и говорить… Человека мы в нем, похоже, просмотрели — это факт… просмотрели, а могли…
— Дядя Коля, а где сейчас штурман Абдулла? — спросил Назар, нарушая затянувшееся молчание.
— Я думаю, что мой брат погиб, — ответила за мужа Розия, — будь он жив, обязательно бы подал весточку…
— Скажешь тоже, — запальчиво вставил Сергей, — был бы жив, еще б подальше спрятался, чтобы не пришлось отвечать…
— Молод ты еще об этом судить, — оборвал сына Гусельников-старший. — Абдулла был неплохим парнем, просто не выдержал…
— Вы его оправдываете? — тихо спросил Назар.
— Нет. Но это мы виноваты, мы просмотрели…
— Папа, но он же был старше тебя и дяди Корима, почему вы должны были его воспитывать? — не унимался Сергей.
— Разве дело в годах, Сережа? — задумчиво проговорил Гусельников-старший.
И снова наступило молчание. Долгое, тягостное.
— Мы с дедушкой на могилу отца ездили, — сказал в наступившей тишине Назар. — Лес там сосновый, деревья высокие-высокие, у нас в Туркмении таких нет. А на могиле винт от бомбардировщика, погнутый…
— Это винт с боевой машины Лени Гвоздарева. Он шасси выпустить не смог при посадке — зенитки всю систему изуродовали, вот и сел на брюхо и погнул винт… умер через два часа… В одной могиле он с твоим отцом.
— Я знаю, — сказал Назар.
За разговором забыли зажечь в комнате свет, и в сгустившихся сумерках уже было не разобрать лиц, но зоркий Назар все-таки заметил, как катились слезы по прекрасному лицу тети Розии.
— Ну что, братец, пойдем-ка прогуляемся перед сном, — неожиданно предложил дядя Николай Назару. — Вижу, есть у тебя разговор.
Спустившись на лифте, вышли во двор многоэтажного дома, сели на скамейку, помолчали…
— Выкладывай, сынок… — сказал наконец Николай.
Запинаясь от волнения, Назар рассказал все начистоту, как и задумал.
— Подстроила тебе какая-то гадина — обыкновенная провокация. Не переживай…
— Дядя Коля, но у меня нет врагов!
— Так не бывает, подумай, вспомни.
— Н-нет, не знаю… а вы мне верите? — вырвалось у Назара.
— Я? О чем разговор! Ты что, сынок, я ведь тебе рассказывал о честности Керима, ну а ты его копия! Как же это я не поверю сыну своего фронтового друга?!
Спазмы сжали горло Назара.
— Что думаешь делать?
— Домой пока не вернусь, не могу… не хочу я всем объяснять, что я не верблюд!
— Понимаю. Ну что ж, поживи у нас, окончишь десятый — и в летное…
— Ой, правда! — совсем по-детски вырвалось у Назара. — Я так и думал! Я так и знал, что вы мне поможете!
— Атабек-ага и мать в курсе, куда ты запропастился?
— Записку написал, что к вам…
— Пойдем-ка, — вставая со скамьи, весело сказал Гусельников, — пойдем-ка, братец, со мной.
— Куда?
— На телеграф. Здесь недалеко. Отобьем телеграммку о благополучном прибытии…