Казалось, землетрясение потрясло дом.
— Протестую! — завизжал, вскакивая, багровый Аллаяр Широв. — Товарищ Досов, почему вы позволяете бросаться такими тяжелыми обвинениями да еще в присутствии постороннего беспартийного?! Я буду жаловаться!
Пухлое его лицо сделалось теперь почти черным. Бородавка под носом тряслась и шевелилась, точно испуганное насекомое.
— А ну садитесь, Аллаяр Широв! — грозно приказал Большевик Досов; он даже не пошевелился. — Сейчас, Торе Клычев, надо закончить с первым вопросом, а этот разговор еще будет впереди… Кто еще хочет сказать о Мергенове? Никто? Тогда голосуем. Кто за то, чтобы принять Мергена Мергенова в ряды КПСС?
Кроме Шамурадова и Аллаяра Широва, все подняли руки.
— Большинство за прием. Таким образом, бюро партийной организации АУБР постановляет просить партийное собрание принять Мергена Мергенова в члены КПСС… Поздравляю вас, Мерген Мергенов, от имени бюро! А теперь вы свободны…
Неожиданно я охрип и оттого сказал едва слышно:
— Спасибо, товарищи!
В коридоре меня ждала геолог Наргуль.
— Ну что? Приняли? — спросила с участием, с тревогой…
— Приняли!
— Ох, я так рада! — Девушка просияла и взглянула мне в глаза радостно, даже, пожалуй, с нежностью. — Поздравляю от всего сердца!
— Спасибо… Большое спасибо, Наргуль!
Не знаю, обращал ли ты внимание, дорогой читатель, что в жизни нередко промелькнет что-то вроде бы случайное, незначительное, пустячное, а после начинает расти и расти, точно весенний цветок в пустыне, когда пески пропитаны зимней влагой… И вырастает выше человека, и расцветает пышным цветом, и созревает за каких-нибудь тридцать — сорок дней, и рассеивает семена на будущее… И тогда с недоумением спрашиваешь себя: да откуда же взялось это цветение и когда же все началось?!
Мне дали отгул за проработанные часы, и я помогал маме по хозяйству: вскапывал и удобрял грядки возле дома. Тут меня и окликнул Джума-доктор:
— Оказывается, ты живой?! Почему же в таком случае забыл о моем доме, дорогой? А?
Я воткнул лопату, поздоровался, предложил крепкого чаю.
— Если ты не помнишь о моем существовании, Мерген, как я могу пить с тобой чай? — засмеялся Джума. — Раньше ты чаще навещал мой дом, а теперь, может, матушка никуда не отпускает, бережет?!
С улыбкой он поглядел на маму, она сидела на топчане возле дома.
— Уж ты придумаешь, доктор! — рассмеялась мама. — Сам-то отчего не приходил?
— Ох! — вздохнул Джума. — Нам не до гостеваний: много работы. Меня могут и ночью поднять, позвать в больницу.
— То-то вижу, что ты оброс щетиной, — улыбнулся я. — Неужели побриться некогда?
— Время бы нашлось, да электрическая бритва испортилась. Вот и хожу еж ежом… Кстати, дорогой, не поскупился бы, дал мне свою бритву! А вечерком я верну… Будь другом!
В общем, забрал электробритву и ушел, даже от чая отказался: некогда, мол!
Закончив работу, я поставил на стол чайник с заваренным зеленым чаем и положил чертежи растворомешалки.
Но поработать не удалось: мама попросила после обеда сходить, как она выразилась, в "большой магазин".
— Ты, сынок, всё занят и занят, а дома сидишь с книгами да бумагами, я уж не решаюсь и говорить, боюсь помешать… А купить надо бы немало того-сего…
— Да что ты, право, мама! Скажи, все принесу. Время найдется…
— Вот и хорошо, сынок. Спасибо.
Темнело, когда возвращался из магазина с покупками. И все же сразу заметил, что навстречу, весело болтая, занятые друг другом, идут Марал с Будулаем. Не знаю, видели меня или нет… Я-то постарался пройти стороной и побыстрее…
Утром собрался побриться и вспомнил, что Джума, конечно, подвел: не вернул бритву. Вспомнилась и его колючая щетина; испугался, что сделаюсь таким же, и решил сбегать к нему домой, пока мама стряпает завтрак.
Поднялся на веранду, постучался — не отвечают. Вошел внутрь. Слышу, в комнате гремит оркестр: значит, Джума включил радио и стучаться бессмысленно, все равно не услышит! Открыл дверь и переступил порог со словами:
— Что ж подводишь, Джу… — И окаменел.
Я увидел золотое сияние зубов: бывшая моя жена, в одном белье, растрепанная, смотрела на дверь. Посреди комнаты стояла на клеенке недопитая бутылка водки, лежали баранина в инее застывшего жира и пряная зелень, а на постели возвышался поросший волосами, точно обезьяна, Аллаяр Широв. Тьфу!
Он что-то крикнул мне вдогонку. Но я не расслышал: сбежал с лестницы и пошел прочь, отплевываясь и бормоча: "Ага, так вот отчего ты уговаривал вернуться к жене, подлец! Вот отчего плакал, свинья, что Батырчик не видит отца!"
Торопливо иду по главной и единственной улице поселка, перешагивая через разбросанные газовые трубы, и вижу: у моего дома стоит машина Кандымова. Что-то случилось! Вот и шофер заметил меня, высунулся и машет рукой: скорее, скорее! Подбегаю, а он кричит навстречу:
— Побыстрей, Мерген, на вертолет! На пятьдесят пятой опасная авария! — И поехал дальше, не удалось даже расспросить…
Вбежал в комнату, натянул рабочую одежду, обнял маму и коротко сказал об аварии. Уходя, слышал мамины причитания:
— О всемогущий аллах, смилуйся и пощади!
На вертолетной площадке ждали готовые подняться три вертолета. В кабине среди одиннадцати пассажиров не увидел ни одного знакомого лица. Но все уже знали про аварию и говорили о происшествии на пятьдесят пятой.
— Кандымов уже там! — услышал я.
— Фонтан, сказывали, ударил, когда до заданной глубины осталось метров двадцать…
— Ох, не вспыхнул бы! Теперь одна искра — и пламя до неба!
— А кто на пятьдесят пятой мастером?
— Ай, парнишка вроде верблюжонка…
— Мастер был на буровой, когда ударил фонтан…
— А начальника участка не сыщут и с собаками: с ног сбились.
— Какого это начальника? Аллаяра Широва, что ли?
— Его самого…
— Я слышал, он вчера поехал добывать запасные части…
— С каких это пор начальник участка ездит сам добывать части? Разве снабженцы перевелись?.. Ой, вранье это! Должно быть, охотится на зайцев…
— Давно бы надо выгнать в шею такого!
— Только что по радио сказали: Ашхабад выслал аварийщиков на помощь.
— Ашхабад?! О-го-го! Дело, выходит, нешуточное…
— Вышка видна!
Да, пятьдесят пятую уже было видно: вокруг нее метались красные машины пожарников, черные тракторы, белые машины "скорой помощи", бегали люди… Пилоты посадили вертолеты поодаль и, как только сошли пассажиры, поднялись и улетели. Но и здесь, в отдалении, было трудно дышать, мутило от запаха газа. Расстроенные, бледные, точно на похоронах, стояли тесной кучкой Ата Кандымов, Торе-ага, Алимирза, Шамурадов, Досов, Багшиев, наш мастер Эсенов, дядя Миша, Марал и Наргуль. Фонтан ревет грозно и басовито, будто реактивный самолет на взлете. Разговаривать невозможно: надо орать в ухо, чтоб тебя расслышали.
Я подошел и поздоровался; мне не ответили, лишь Наргуль, закусив губу, кивнула в ответ. Заметил меня и Гулдурды Эсенов; подошел и прокричал:
— Собери парней поздоровее и помоги вытащить дизели!
Возле вышки дышать и вовсе было тяжело: щекотало в горле, першило… Мы зацепили дизели стальными тросами, и мощные тракторы "С-100" потащили их прочь, подальше от фонтана. А земля вокруг дрожит и вибрирует…
Внезапно рев фонтана смолк. В недоумении взглянул на вышку: неужели фонтан самопроизвольно заткнулся?! Нот, фонтан даже увеличился, земля все так же вибрировала и дрожала. Это просто на мгновенно оглушило, мы перестали воспринимать дикий и пугающий рев газа, словно бы погрузились в безмолвие… Впрочем, через минуту шум возвратился с удвоенной силой.
Уже трактор вытаскивал последний дизель, когда вдруг непроглядная тьма закрыла глаза, а в следующий миг прямо перед нами засияло солнце.
Всю вышку охватило пламя.
Машины и люди отпрянули назад, а пожарные брандспойты со всех сторон ударили в пламя. Как перегоревшая ветошь, стали падать с вершины обгоревшие куски металла; сейчас стальной скелет вышки рисовался черным на мятущемся пламени и, право, было похож на деревянный скелет горящей кибитки.
В этой кутерьме я заметил беспокойно озирающуюся Наргуль. Наши взгляды встретились. Мне показалось, что она облегченно вздохнула.
На пожарных машинах кончилась вода, и они стали сосать воду из "Каракумов", как называют у нас двенадцатитонные цистерны с водой. В бушующем газовом пламени вода делается паром и потом с высоты почти ста метров вновь льется на нас горячим дождем.
— Прежде всего надо спасти каркас вышки, — распорядился Ата Кандымов.
— Эгей, молодая гвардия! Хватит ли воды? — прокричал что есть мочи дядя Миша.
— Доставим! — орут в ответ. — Все "Каракумы", все машины отданы нам…
И снова спасатели пошли в атаку на пламя. В касках, в защитных огнестойких плащах они влезали в накрытые мокрым брезентом тракторы, и те везли людей в пекло, а пожарники неустанно поливали тракторы из брандспойтов. А когда люди спрыгивали с тракторов, водяные струи переносили на них. Спасатели в плащах и касках казались легендарными богатырями, что сражаются с огненным драконом. Но долго выдержать люди не могли, начинали задыхаться, возвращались к тракторам, и те отвозили их подальше, а здесь одни падали на песок и жадно дышали, широко раскрыв рты; другие хоть и держались на ногах, но дышали так же тяжело, точно загнанные, запаленные кони. Тем временем в атаку на пламя шли другие… И каждый раз, отступая, спасатели уволакивали добычу; закопченные стальные трубы. И скидывали их за барханом.
И еще одна опасность подстерегала людей возле огнедышащего дракона…
Всякий, кто топил печи и жег костры, знает, что такое тяга и зачем нужны в печах поддувала. Каждый не раз видел: возле большого костра сила тяги подхватывает сухие листья, неосторожных кузнечиков, бабочек, мух, и те мгновенно превращаются в искры и пропадают бесследно и навсегда. У дикой силы огненного фонтана и тяга другая: приблизься опрометчиво человек — и огненной бабочкой взлетишь на сто метров к небу…