— Дорогой Бегхан! — начал отец. — Мы очень рады вашему приезду, но было бы еще лучше, если бы вы привезли с собой и Гульджемал с детьми. Хорошо отдохнули бы: поехали на прогулку в степь, на берег реки…
— Вы готовы оказать нам такую услугу, Багши-ага, не так ли? Ха-ха-ха! — захохотал Бегхан Шамурадов, облокотившись на подушку.
Густые брови отца слегка сдвинулись, видно было, что такой ответ гостя на искренние слова ему не понравился.
— При чем здесь услуги? Разве об услугах идет речь? Приезжайте, привозите хоть пятнадцать, хоть двадцать человек, мы всех примем как следует. Можете быть спокойны…
В это время непрдалеку заблеяла овца, пригнанная с пастбища со своими ягнятами-двойняшками масти "сур". Мне нравились эти доверчивые малыши, изящные, на стройных ножках, с забавно наивным выражением каких-то очень детских круглых глаз. Я часто кормил их осокой прямо из рук.
Сейчас один ягненок направился прямо к нам. Под лучами заходящего солнца курчавая шерсть на его спинке переливалась и искрилась разноцветными огоньками. Все смотрели на него, почти затаив дыхание, — так он был красив.
Бегхан Шамурадов протянул руку, ягненок подошел к нему, очевидно надеясь на лакомство, ткнулся мордочкой в ладонь. Тот ловко и цепко схватил его, притянул к себе и, погладив упругие золотистые завитки, обратился к отцу:
— Почему вы не зарежете его?
Отец посмотрел на меня.
— Что ты на сына смотришь?
— Да сын все упрашивает: "Не режь да не режь"… Он за ними смотрит. Говорит: "Как ты можешь, неужели не жалко"…
— Вообще-то сейчас самое время. Папаха из него вышла бы — во! — подал голос кто-то из "приближенных" Бегхана.
Тут заблеял второй ягненок и тоже направился в сторону дастархана.
— Хорошо, что он не один. Раз их двойня, мать одна не останется…
— Э-э, да если хочешь, чтоб твой сын поступил в институт, то не то что ягненка, ничего не пожалеешь… — хитро поддел кто-то.
Хотя мне никто не говорил прямо, но я прекрасно понимал, что это пиршество, эти разговоры связаны с моим поступлением в институт. Особого значения я этому не придавал, но и на меня в какой-то степени действовали слухи о том, что без знакомства в институт сейчас не поступишь.
Все время я сидел молча. Последнее же слова меня словно обожгли. Я оцепенел, не в силах выдавить из себя ни слова. Уставившись в землю, я сидел истуканом, ничего не воспринимая. Очнулся я от толчков отца в колено: "Слышишь? Подавай горячее". Я направился к большому закопченному котлу, под которым едва тлел огонек. Мать раскладывала отварной мясо, сбой — ноги и требуху, — жирные ребра в большие миски, а я относил. От острого пряного аромата аж слюнки текли. Затем последовали пельмени, сваренные на мясном бульоне, зеленый лук, соленые огурцы и помидоры, несколько бутылок коньяка и водки, чал — верблюжье молоко и агаран — сливки с верблюжьего молока.
Первые блюда ели в сопровождении шуток, вспоминая о том, как Бегхан Шам у радов, так же как и я, учился здесь, в аульной школе. Пили все, кроме отца и, разумеется, меня. Наевшись до отвала, гости попросили крепкого зеленого чая. Я убрал грязную посуду и принес только что заваренный чай.
Вдруг я услышал громкий крик ягненка. Меня словно ножом по сердцу полоснули. Поискав глазами отца, не обнаружив его среди сидящих, я все понял.
Спустя некоторое время я увидел отца. Он шел к гостям, зажав в руке золотистую шкурку ягненка. Овца, жалостно блея, глядела на нас сквозь решетчатую дверь овчарни. Ее крик потревожил привязанного неподалеку двухгодовалого бычка. Выпучив свои огромные глаза, он свирепо бил землю передними копытами.
Крики животных нарушили благодушное настроение собравшихся. Во всяком случае, мне так показалось. У меня же сердце сжималось. Я весь дрожал. Все время вспоминался доверчивый взгляд ягненка, подбежавшего к нам. Я ничего не слышал и не видел. Только эту шкурку.
Нет. У этих людей нет сердца. Или оно из камня. Так думал я. И еще думал о том, что всему виной я. Это так же верно, как то, что у меня на руке пять пальцев, так же, как то, что меня зовут Шохрат. Зачем, зачем это все? Зачем гости, зачем пир? Зачем погиб этот бедный, такой красивый и жизнерадостный ягненочек…
— Бедный ягненок! Ему было суждено умереть именно сегодня… Шохрат-джан, сынок, поди-ка принеси соль, — обратился ко мне отец.
Хмуро шагал я за солью и думал: "Если бы Бегхан Шамурадов не приехал в аул, то мой ягненочек был бы жив. Не надо было бы его убивать". В эту минуту я ненавидел и гостей, и себя, и своего отца.
Взяв из моих рук соль, отец разгладил уже осмотренную и оцененную гостями шкурку, посыпал ее солью. Руки отца ловко растирали соль по всей шкурке, мяли ее. Больно было смотреть на это, но я смотрел. Отец, видимо, не замечал моего состояния. Он стряхнул соль со своих мозолистых пальцев и кивнул в сторону лежащих на земле газет:
— Подай-ка одну.
Эти газеты я специально купил вчера утром. Взяв газету, отец перевернул ее вверх четвертой страницей, на которой сразу же бросалась в глаза крупно набранная фраза: "Куда пойти учиться?" Разгладив лист тыльной стороной ладони, он положил на нее шкурку, загнув со стороны головы и хвоста. Теперь она казалась совсем маленькой, меньше широкой ладони отца… Бедный ягненочек… Совсем недавно он жалобно блеял, барахтаясь в объятьях Бегхана. А теперь вмещался в одном кулаке отца.
Спустя некоторое время гости начали подниматься. Отец шел рядом с Бегханом Шамурадовым, чуть отстав от остальных гостей, и что-то негромко говорил гостю. Потом Бегхан что-то с жаром доказывал отцу, энергично жестикулируя. Увлекшись разговором, они остановились. Наконец отец и Шамурадов пожали друг другу руки. Бегхан, словно в чем-то соглашаясь с отцом, все время кивал головой и улыбался.
В первых числах июля отец продал на базаре нашего бычка-двухлетку, десять баранов и к середине месяца повез меня в Ашхабад.
В городе стояла невыносимая жара. Кроны высоких деревьев, кусты словно застыли в густом знойном воздухе. Каждый почти инстинктивно старался оказаться в тени — хотя бы от телеграфного столба. Поначалу мне это казалось смешным, пока я не стал замечать за собой то же самое.
Такси долго не было, и на остановке собралась очередь. Рубашка моя прилипла к спине от пота. К отцу подошел какой-то парень и тихо спросил:
— Куда ехать, яшули?
— А вам-то что?
— У меня машина. Если желаете, могу подбросить. А такси ждать — в шашлык успеешь превратиться…
Отец окинул парня взглядом с ног до головы.
— Что, не верите? Ну-ну, — парень пожал плечами и отошел.
В этот момент отца окликнули из очереди:
— Яшули, садитесь.
Оказалось, занятые разговором с предприимчивым владельцем личной машины, мы и не заметили, как подкатило такси с зеленым огоньком. Водитель, открыв багажник, ожидал пассажиров. Мы быстро побросали в машину свои мешки и чемоданы.
— Куда вам?
Отец достал из нагрудного кармана какую-то бумажку и протянул ее шоферу.
— А где эта улица, яшули?
— Откуда ж мне знать, сынок? Вы же таксистом работаете, должны знать город.
— А вы представляете, сколько улиц в Ашхабаде? Если все запоминать, поседеешь…
— Поседеешь не поседеешь, но каждый должен зарабатывать свой кусок хлеба честно, сынок… Вот, к примеру, мы каждую овцу в своей отаре знаем. А в стаде — пятьсот овец…
— Что, все пятьсот знаете? — Водитель повернул голову к отцу.
— Ты бы, сынок, за дорогой получше смотрел. Эти встречные машины… Чего доброго, наедут на нас…
Водитель рассмеялся.
— Выходит, вы чабан?
— Ды, сынок.
— Просто чабан или… как это у вас еще?
— Вы хотите сказать — подпасок? Нет. В моем возрасте уже стыдно в подпасках ходить. Старший чабан я.
— Да. Хорошо вам, яшули. Свежий воздух, в открытом поле, шашлык из барашка сколько хочешь, смушки на шапку — выбирай любую… А тут — каторга, не жизнь. Пекло, а ты знай крути баранку. С утра до вечера ездишь, не зная покоя. Еле-еле план натянешь, а уж детишкам на молочишко — где там…
— Ну, если вам так не нравится работа, то кто же вас держит в городе? Приезжайте к нам, в поле. Работы хватит. Можно и к газовикам устроиться. Там люди всегда нужны. И возраст у вас вполне подходящий, и сил достаточно…
— А где это?
— О Газ-Ачаке не приходилось слышать?
— Слыхать-то слыхал. Но где это, не знаю.
— На Лебабе, в Дарган-Атинском районе.
— А-а… И хорошо зарабатывают?
— Не обижаются.
Водитель о чем-то задумался и дальше вел машину молча. Неожиданно он затормозил. Открыв переднюю дверцу, к нам заглянул какой-то парень:
— До университета не подбросите? Очень спешу…
Водитель кивком головы указал на свободное место. Парень не заставил себя ждать.
— Что, документы сдавать? — спросил таксист.
— Да, хочу опять попытать счастья.
— Ах, так…
— Да. В прошлом году срезали на третьем экзамене. Обидно. Хотя бы на первом, сразу…
Такси подкатило к большому высокому зданию со скульптурной группой на фронтоне. Парень достал рубль, расплатился. Машина рванула с места.
— Ваш сын, наверное, тоже приехал в университет поступать? — обратился водитель к отцу.
— Да, вот удастся ли?.. — неуверенно протянул отец.
— Сейчас я много вожу такой публики. И все с родителями либо родственниками…
Отец ничего не ответил. Словно часы, тикал счетчик.
— Да-а. Как повезет. После пятого начнем назад отвозить — в аэропорт или на вокзал… Бедные ребята. На них тогда смотреть жалко: исхудалые, осунувшиеся. Но некоторые держатся молодцом. Не теряют надежды… Вот как тот парень.
— Э-э, на все воля аллаха, кому суждено, тот поступит, а нет — вернется в аул, хуже не будет, — отозвался отец. Сказал — как отрезал. И тут же отвернулся к окошку.
— Эх, яшули, яшули!.. Что обижаться… Это я так… Сам знаешь, что судьбу твоего сына решает не аллах, а твой карман. Если в нем не звенит, то не успеешь даже соскучиться, как сын обратно вернется. Но, я думаю, у вас все будет в порядке. Вы — старший чабан, человек опытный. Держитесь спокойно. Скоро получите телеграмму от сына: "Ура, поступил".