«Ну, вы, господин, тоже пожалуйте». Это он мне. Если невестою ты обладаешь и безгранично ей доверяешь, лучше не спрашивай, где и когда, – лишь бы ласкаться умела она[711].
Господин – ни с места. «Да что вы, оглохли? Встаньте, я вам говорю». Тебя мне прислала весна. Нет, пусть их наберется побольше, одного недостаточно, ехать так ехать, у меня карета цугом.
И вот у лесенки уже три шупо, один из них подымается наверх, агенты проходят по залу, с молодым долговязым комиссаром во главе, торопятся, видно. Меня они довольно травили, я сделал все, что мог, человек я или не человек?
Он вынимает левую руку из кармана и, не вставая, стреляет в первого полицейского, который как раз собирается яростно наброситься на него. Ббах! Итак, мы покончили все наши расчеты на земле и летим к черту в пекло, летим с музыкой.
Полицейский, шатаясь, – в сторону, Франц встает и хочет прислониться к стене, но остальные толпой бросаются от двери в зал. Ну и прекрасно, чем больше, тем лучше. Он снова подымает руку, кто-то пытается обхватить его сзади, Франц отшвыривает его в сторону плечом, но тут на него обрушивается удар за ударом – по руке, по лицу, по голове, по предплечью. Ай, рука моя, рука, ведь у меня только одна и осталась, ай, сломают мне еще и эту, что я тогда буду делать, убьют меня, сперва Мици, а потом и меня. Все это ни к чему, все ни к чему, все, все ни к чему.
И валится, падает почти замертво около самых перил.
Свалился раньше, чем мог еще раз выстрелить, упал наш Франц Биберкопф. Игра проиграна, сдался, проклял жизнь, сложил оружие. Вот он лежит.
«Быки» и шупо отодвигают в сторону столики и стулья, опускаются возле него на колени, переворачивают его на спину, э, да у него искусственная рука и два револьвера, а ну-ка посмотрим его документы, постойте, да на нем парик. Франц Биберкопф открывает глаза, когда его дергают за волосы. Тогда его встряхивают, толкают, тащат за плечи, ставят на ноги, стоять он может, нахлобучивают на голову шляпу. Остальные все уже разместились на грузовике, Франца выводят из двери, на левой руке – цепь. А на Мюнцштрассе толпа, шум, гам невообразимые, ну да, стреляли же ведь, вот он, вот, тот самый, который стрелял. Раненого полицейского уже раньше увезли на автомобиле.
Это и есть тот самый грузовик, на котором в половине десятого выехали из полицейпрезидиума комиссары, агенты уголовного розыска и агентши, теперь грузовик едет обратно, на нем Франц Биберкопф, ангелы покинули его, как я уже упоминал. На дворе полицейпрезидиума партии арестованных выгружаются, их ведут по узкой лестнице наверх, в широкий, длинный коридор, женщин помещают отдельно, а кого освобождают, документы оказались в порядке, тому приходится пройти еще через контроль, тут обыскивают агенты, ощупывают всего, от груди до сапог, мужчины смеются, в коридоре ругань, давка, молодой комиссар и чиновники расхаживают взад-вперед, уговаривают публику не волноваться, не терять терпения. Все выходы заняты шупо, в уборную не пускают без провожатого.
В канцелярии сидят за столами чиновники в штатском, допрашивают арестованных, просматривают документы, если таковые имеются, и заполняют большие бланки: место совершения преступления, в районе какого участка, место задержания и тому подобное. Итак, ваша фамилия, приводы есть, когда были в последний раз арестованы, отпустите сперва меня, мне надо на работу. Полицейпрезидиум, 4-е отделение[712], время поступления: утром, днем, вечером, имя и фамилия, сословие или занятие, число, месяц и год рождения, место рождения, адрес, постоянного адреса нет, арестованный не мог указать адреса, указанный арестованным адрес оказался по выяснении на месте вымышленным. Вам придется подождать, пока ваш участок ответит, так скоро это не делается, ведь у них тоже только две руки, а кроме того, бывали случаи, когда люди указывают адрес правильный и по этому адресу действительно проживает лицо, которое зовут так, как вас, а на поверку выходит, что это совсем другой человек и у арестованного его документы, которые он украл, или получил по-приятельски, или еще какое-нибудь мошенничество. Справка в картотеке, приносят личную карточку, личной карточки не имеется. Составляется опись приобщаемым к делу вещественным доказательствам, предметам, имеющим отношение к настоящему или какому-либо иному преступному деянию, и наконец предметам, оказавшимся при задержанном, которыми он мог бы причинить повреждение себе или другим, как то: трости, зонтики, ножи, револьверы, кастеты и т. п.
Приводят Франца Биберкопфа. Спета песенка Франца Биберкопфа. И он попался. Его ведут в кандалах. Голова опущена на грудь. Его хотят допросить внизу, в первом этаже, в дежурном помещении. Но этот человек ничего не говорит, на него напал какой-то столбняк, правый глаз у него затек от удара резиновой дубинкой, и он часто проводит рукой по лицу. Но рука быстро опускается, по ней тоже пришлось несколько ударов.
Внизу, по мрачному двору, проходят на улицу те, которых уже отпустили, идут под руку со своими девицами. Если невестою ты обладаешь и безгранично ей доверяешь, а теперь мы пойдем, мы пойдем, а мы с песней пойдем в другой ресторан[713]. Правильность означенной описи подтверждаю, подпись заверена, следуют фамилия и служебный номер чиновника, принявшего вещи на хранение. В суд Центрального района города Берлина, комната 151, следователю IA[714].
Последним предстает и допрашивается Франц Биберкопф. Этот человек стрелял во время облавы в баре на Александрштрассе, но за ним есть еще и другие нарушения Уголовного кодекса. Его задержали там в бесчувственном состоянии, в какие-нибудь полчаса выяснилось, что, наряду с восемью разыскивавшимися полицией рецидивистами и неизменными беглецами из колонии для малолетних преступников, в руки властей попал необычайно крупный пассажир. Ибо у человека, который свалился там без чувств после стрельбы, оказалась искусственная правая рука, а на голове седой парик. На основании этого, а также благодаря нашедшейся в сыскном фотографии было немедленно установлено, что задержанный не кто иной, как подозреваемый в соучастии в убийстве проститутки Эмилии Парзунке в Фрейенвальде и уже имеющий судимость за убийство и сутенерство Франц Биберкопф.
Этот субъект уже давно уклонялся от регистрации в патронате, что ж, одного мы поймали, скоро попадется и другой.
Книга девятая
Теперь земной путь Франца Биберкопфа окончен. Пора ему на слом. Он попадает в руки темной силы, которая именуется смертью и кажется ему подходящим пристанищем. Но он узнает, какого она о нем мнения, способом, которого он никак не ожидал и который превосходит все, что постигло его до сих пор.
Она говорит с ним начистоту. Она открывает ему глаза на его ошибки, на его высокомерие и несознательность. И таким образом терпит крушение старый Франц Биберкопф, жизненный путь его обрывается.
Этот человек разбит, уничтожен. Но вам покажут другого Биберкопфа, которому прежний и в подметки не годится и от которого можно ожидать, что он лучше справится со своей задачей.
Черные дни для Рейнхольда. Впрочем, эту главу можно и пропустить
И как предполагали в полиции: «одного мы поймали, скоро попадется и другой», так оно и случилось. Только не совсем так, как думали. Они-то рассчитывали – скоро попадется другой. Но – он уже попался, он прошел через то же красное здание полицейпрезидиума, был пропущен через другие комнаты и руки и уже сидит в Моабите[715].
У Рейнхольда все делается скоро, так что он в два счета покончил и с этим делом. Этот молодчик не любит долго канителиться. Вы еще помните, как он поступил тогда с Францем? Ну так вот, в несколько дней он выясняет, какую игру повел против него Франц, и немедленно делает контрход.
Как-то вечером Рейнхольд отправился на Моцштрассе[716], а затем говорит себе, объявления о выдаче вознаграждения за поимку убийц расклеены на всех столбах, надо сделать так, чтоб попасться с липовым документом, например – выхватить сумочку, или что-нибудь в этом роде, потому что тюрьма – самое верное убежище в случае серьезной опасности. Что ему и удается, только той дамочке он уж очень здорово заехал в рожу. Ну да не беда, думает Рейнхольд, лишь бы поскорей убраться со сцены. А в сыскном у него извлекают из кармана липовые документы на имя польского вора-гастролера Морошкевича и – пожалуйте в Моабит. Так там в сыскном и не заметили, что за гусь лапчатый к ним попал, что ж, парень еще ни разу не сидел, и разве всех разыскиваемых преступников упомнишь? Незаметно среди других проходит слушание и его дела в суде, чуть ли не тайком, тихо и бесшумно, так как он сам проходил по сыскному. Но ввиду того что он – разыскиваемый польскими властями рецидивист и что этот субъект имел наглость выйти на улицу в аристократической части города и ни с того ни с сего наброситься на приличную даму, избить ее и вырвать у нее из рук сумочку, это ж неслыханно, мы, слава богу, живем не в России-Польше, что вы себе собственно думали, то его надо наказать построже, и ему дают четыре года со строгой изоляцией, лишением прав на пять лет, отдачей после отбытия наказания под надзор полиции, и все такое, кастет конфискуется. На осужденного возлагаются судебные издержки, объявляется перерыв на десять минут, здесь очень жарко, надо открыть окно, что вы имеете еще заявить?
Рейнхольд, конечно, ничего не имеет заявить, оставляет за собой право просить о пересмотре дела и очень доволен, что с ним разговаривают таким образом, значит здесь с ним ничего плохого не случится. А два дня спустя все уже кончено, все, все позади, мы перевалили через вершину горы. Паршивое это было дело с Мици и этим ослом Биберкопфом, но на первое время мы все устроили так, как хотели, аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя.