И здесь важно то, что берлинская культура по определению очень левая. Это значит, что здесь, скорее, будут приветствовать низкие цены и не очень чистые столы в пивной, но где можно без проблем посидеть с друзьями вечером, да даже и утром, не заботясь о том, какая на тебе надета футболка. А не мириться с тем, что помещение пивной выкупил инвестор, даже если это не инвестиционная компания, а частный владелец ресторана. Потому что, даже если это и частный владелец, все равно он в итоге сделал в бывшей пивной дорогой ремонт и подает там теперь на столах с белыми скатертями интернациональные блюда для туристов, приезжающих в Берлин поглазеть на типично берлинские улочки. А эти туристы не желают мириться с берлинской обшарпанностью. Или, на худой конец, готовы мириться, но хотят видеть ее только в качестве аттракциона за стеклом.
Сопротивление «китцев» любым изменениям в их жизни вошло в Берлине в легенду. Жители «китцев» предпочитают выходить на улицы по любому поводу. Хозяин дома решил сделать капитальный ремонт, чтобы тратить меньше денег на отопление, а заодно и повысить привлекательность дома, если через несколько лет будет его продавать. Можно быть уверенным, что все жильцы выйдут на демонстрацию. Еще бы, ведь они знают, что часть стоимости ремонта можно по закону переложить на квартирантов. А это значит, что их квартплата, которая и так уже много лет, благодаря тому же закону, держится на несколько сотен евро ниже рыночной стоимости, вырастет на несколько десятков евро в месяц.
Жители «китцев» устраивают настоящие уличные бои с полицией, если кого-то из «китца» выселяют за неуплату аренды. И немецкие социальные платформы переполняет праведный гнев, вызванный жестокостью полиции, выносящей вещи несчастного квартиранта на улицу. То, что Берлин остается одной из самых недорогих столиц Европы, борцов за справедливость мало волнует. Здесь до сих пор за 500–600 евро в месяц можно снимать однокомнатную квартиру в старом здании в самом центре города. Причем, единожды заключивши с жильцом контракт, владелец квартиры не имеет права его расторгнуть в большинстве случаев. А повышение платы возможно лишь в минимальном объеме, установленном законом.
Однако солидарность членов «китца» куда важнее, и каждый выступает однозначно на стороне выселяемого жильца. Иностранцу может показаться невероятным, за какие вещи цепляется настоящий житель берлинских «китцев». Например, во время чемпионата мира по футболу 2006 года банковская столица Германии, Франкфурт, одолжила Берлину несколько поездов для городской электрички. Это были отличные современные ярко-красные составы с электронными табло в вагонах, системами кондиционирования и бесшумным ходом.
Однажды я имел неосторожность заметить соседу по электричке, что, мол, отлично, что теперь по Берлину ездят такие поезда. Сосед – молодой человек лет двадцати пяти, в растянутой футболке и видавших виды джинсах, с не очень ухоженными волосами, скривился. Возмущенно посмотрев на меня, он ответил: «Но они же совсем не подходят городу!»
Я удивился такому ответу, но вежливо промолчал. И только потом понял, что, видимо, мэрия была солидарна с молодым противником прогресса. И пять, и восемь лет после чемпионата по Берлину продолжали бегать старинные составы без малейшего намека на кондиционирование. И это при том, что большинство берлинских железнодорожных маршрутов проходят по наземным трассам, под палящим солнцем, с отделенными друг от друга вагонами, со скрипящими дверьми. Иногда некоторые из таких дверей просто заедает, и они не открываются на остановках!
Разумеется, в нежелании берлинцев воспринимать с радостью технологические изменения вокруг себя есть и рациональное зерно. Берлин до сих пор остается очень недорогим городом. И даже не очень чистые мостовые, не очень ухоженные стены домов и не очень современные поезда в итоге все равно дают более чем привлекательное соотношение «цены и качества» жизни во многих крупных городах Европы. При этом нужно понимать, даже «не очень чистый» по немецким меркам Берлин при сравнении с Парижем, Афинами или Москвой просто блестит.
Так вот, в последние пару десятков лет берлинцы много раз убеждались в том, что приход инвесторов далеко не всегда означает улучшение ситуации в городе или квартале. Часто ввинчивание дорогого дома в некогда не очень чистый, но достаточно уютный «китц» с недорогой индийской, вьетнамской или турецкой забегаловкой на углу, маленьким киоском с пивом и сигаретами и расслабленной атмосферой приводило к тому, что цены на жилье в окрестных домах начали резко расти.
Хозяева, не имея возможности легально поднять квартплату для жильцов, просто продавали дом под капитальный ремонт. Таким образом все арендные договоры переставали действовать. Новый хозяин, проведя санацию дома, сдавал квартиры заново. Но уже по цене в два-три раза более высокой.
Разумеется, никто из старых жильцов уже не мог въехать в новый дом, и квартал за несколько лет терял большинство своих жителей. На их место приезжали выходцы из богатых Штутгарта или Мюнхена.
Конечно, такой процесс джентрификации – замены социально слабых жильцов более богатыми при повышении уровня жизни в районе – свойственен далеко не только Берлину. Часто он оказывает на город положительное влияние, снижая в джентрифицированных районах уровень преступности, способствуя приходу инвестиций, росту уровня образования, производительности труда и в целом улучшению экономической ситуации в городе.
Однако именно в Берлине джентрификация приняла в последние годы наиболее яркие и острые формы. Потому что именно в Германии сложилась крайне редкая ситуация, при которой жилье в столице оказалось значительно более дешевым, чем в любом другом крупном городе страны. И при этом жить в столице стало очень модным.
Свою нелюбовь к «понаехавшим» швабам и баварцам берлинцы выражали по-разному. Порой дело доходило до поджогов машин со штутгартскими или мюнхенскими номерами. Много раз в витрины агентств по продаже недвижимости летели камни или даже коктейли Молотова – «моллис», как их ласково называют берлинцы.
Как и любая неприязнь к «понаехавшим», берлинская нелюбовь к новым богатым соседям, меняющим привычную среду обитания, формализовалась в нескольких типах. В 2014 году берлинские дизайнеры даже выпустили серию рекламных роликов, высмеивавших такую типизацию. В коротких фильмах о своих планах по переустройству Берлина «под себя» южный инвестор, например, рассказывал, как он планирует переделать мост через Шпрее и застроить набережную дорогим жильем. А немка из богатого Штутгарта построила для себя частную детскую площадку и гоняла с нее местных мам.
Именно последний образ вызывает в Берлине, кажется, наибольшее отторжение. Для него даже придумали отдельное название: «мать-латте-маккьято». По мнению разгневанных горожан, такая женщина пытается быть очень модной и демонстративно сочетает работу и материнство. Работая в креативном секторе, она перемещается со своим ноутбуком от одного кафе с беспроводным Интернетом к другому, непрестанно разговаривая по мобильному и отправляя десятки е-мейлов. Ее грудной ребенок постоянно при ней, потому что она следует всем современным инструкциям материнства.
Разумеется, такая мать ценит Берлин за огромное количество биолавок с биотоварами. Ее кофе – исключительно из магазинов, предлагающих товары fair trade («честной торговли»). Но, поскольку она принадлежит к обеспеченному классу, она не готова терпеть вокруг себя неопрятные социальные низы. Поэтому она вместе с другими такими же мамами огораживает детскую площадку в своем доме забором. Ключи от площадки находятся под строгим контролем. Точно так же она поступает со входом во двор дома – он оказывается перекрытым.
Разумеется, этот образ достаточно карикатурен, и жители Берлина возмущаются «понаехавшими» гражданами из других регионов страны. Забывая, что именно эти новые горожане платят львиную долю налогов в городе, где от социальных отчислений бюджета в той или иной степени зависит каждый четвертый.
Также жители Берлина забывают, что именно готовность меняться и улучшать внешний вид города делает его привлекательным. А значит, притягивает новую рабочую силу, новые инвестиции, сокращает преступность и, в конечном итоге, делает жизнь в городе лучше.
Однако отторжение подобных изменений тоже можно понять. Образ Берлина меняется на глазах, и эти изменения в каком-то смысле уничтожают уникальность города. Не зря один из рекламных плакатов, критиковавших превращение Берлина в еще один Штутгарт, перефразировал лозунг американских индейцев, протестовавших против загрязнения окружающей среды:
«Только когда вы огородите забором каждый двор, построите парковку под каждым торговым центром и разрушите последнюю пивную на углу, вы поймете, что оказались в том же скучном городе, из которого когда-то бежали в Берлин».
«Да тут одни турки!»Правда и вымысел о мигрантах в Берлине
«Был я в этом Берлине. Одни арабы и турки» – эту фразу в том или ином варианте я регулярно слышу от самых разных жителей России, приезжающих в немецкую столицу.
Иногда ее стараются облекать в более мягкие формы. Так, однажды мой приятель, приехавший ко мне погостить, зашел издалека, спросив:
– Слушай, а этих… приезжих… много у тебя в доме живет?
На этот вопрос я ответил честно:
– Знаешь, не без этого. Есть тут одна семья, очень странная. Муж постоянно дома, иногда только куда-то отъезжает. Говорит, что работает из дома, но черт его знает, чем он на самом деле зарабатывает. Жена нигде не работает. Двое детей. Машина перед подъездом хорошая стоит. И знаешь, муж недавно бороду отпустил. Что это значит, ума не приложу.
Приятель слушал, озабоченно кивая.
А я продолжал:
– А главное – и это самое неприятное! – эта семья у меня в квартире живет!
Приятель на секунду задумался, а потом понял мою шутку и рассмеялся, осознав весь комизм ситуации обсуждения двумя выходцами из России количества «понаехавших» в Берлин.