— именно через нее будут устраиваться все дела, если сделка состоится.
— Да, — повторил я.
— Очень хорошо, — сказал Доулиш. — Будьте внимательны. Если вы захотите послать Джин на орудийный завод министерства обороны за пистолетом, я не откажу вам в подписи на ордере.
— Благодарю вас, сэр, — сказал я. Это было ни на что не похоже. Если Доулиш считал, что мне нужен пистолет, это значит, что песенка моя спета.
— Ради Бога, будьте осмотрительны с оружием. На мне лежит колоссальная ответственность.
— Когда в меня начнут палить, я буду думать о вас, — сказал я. — Первое, что я сделаю, это завтра утром отправлюсь в министерство внутренних дел и кокну Хэллама.
— Хэллам. — Доулиш неожиданно встрепенулся. — Оставьте Хэллама в покое, — сказал он. — Надеюсь, вы ему не угрожали?
— Я немножечко его прижал, — признался я. — Министерство внутренних дел слишком уж много на себя берет.
— Не смейте больше этого делать, — сказал Доулиш. Он вынул большой белый носовой платок и протер очки. — Мне наплевать на то, что вы себе позволяете, но с Хэлламом ведите дела в лайковых перчатках.
— Мне кажется, что для него бы больше подошли зеленые бархатные в блестках, — сказал я, но Доулиш лишь выпустил очередной клуб дыма.
Я спустился вниз и попытался заставить работать свой электрокамин. Вошел Чико.
— Я получил информацию из ОБААЭ.
— Что?
— Из Отдела безопасности Агентства по атомной энергии.
— Так-то лучше, — сказал я. — Опять смотрел по телевизору шпионские фильмы. Ну и что?
— Что мне с ней делать?
— Отправьте ее куда-нибудь, — сказал я.
— На ней написано «срочное».
— Значит, срочно отправь ее куда-нибудь.
Чико глуповато улыбнулся, сунул папку с материалами под мышку и подошел к окну. На самом-то деле ему надо было только убить время до обеда. Чико был нежным цветком на старом фамильном древе. Слишком большой лоб и слишком маленький подбородок портили его внешне, кроме того, он обладал привычкой полуприседать в присутствии более низких людей, так англичане обычно пытаются избежать унижения своих собратьев. Он исподтишка оглядел мой кабинет.
— А правду говорят о саде старика?
— Какую правду? — пробормотал я, не поднимая головы, хотя уже догадался, что меня ожидает.
— Один парень из Дома Войны напротив сказал, что Бабуся выращивает сорняки. — Вошла Джин, чтобы взять что-то из картотеки; она тоже ждала моего ответа. Я сказал:
— Мистер Доулиш имеет солидную репутацию ботаника-любителя.
Он написал несколько книг, включая «Лесные болота и болотные растения» и «Растрескивающаяся коробочка кресс-салата в семенном цикле». Он стал известным специалистом по полевым и шпалерным цветам. Так что же он, по-вашему, должен выращивать в своем саду? Помидоры?
— Нет, сэр, — сказал Чико. — Ей-богу, я и не подозревал, что он такой дока в сорняках.
— Чаще мы говорим — шпалерные цветы. И не называй мистера Доулиша «Бабусей».
— Да, шпалерные цветы. Мои друзья просто этого не знают.
— Однажды, Чико, — сказал я, — ты поймешь, что твои друзья из ведомства, которое ты упорно называешь Домом Войны, ничего и ни о чем не знают. Они такие же невежды, как и ты. Тебе что-то с этим надо делать. Пойди в библиотеку и почитай книжку.
— Вы, сэр, какую-нибудь определенную книжку имеете в виду?
— Начни с буквы А на ближайшей к двери полке и посмотри, что у тебя получится к Рождеству.
— Вы шутите, сэр.
— Я никогда не шучу, Чико. Правда сама по себе достаточно забавна. — Джин нашла то, что требовалось, в картотеке и ушла, не проронив ни слова, что обычно является дурным знаком.
Чико подошел к моему столу.
— Что это вы читаете?
— Секретные материалы, — сказал я. — Если тебе нечего делать, почини мой электрокамин. Штепсель испортился.
— Да, сэр. Это я умею делать.
Он взял камин и развинтил штепсель с помощью шестипенсовика. Я вернулся к чтению статьи «Обогащение словарного запаса оправдывает себя».
— Что означает «единоутробный», Чико? — спросил я.
— Понятия не имею, сэр. — Он провел три года в Кембридже, катаясь на велосипеде, и не мог без жульничества разгадать кроссворд в «Дейли телеграф». Помолчав, он принялся рассказывать мне содержание кинофильма, который посмотрел накануне. Я записал название.
Чико протянул мне штепсель.
Маленький винтик закатился под ваш стол, — сказал Чико.
— Черт с ним, Чико, — сказал я. — Свежий воздух мне не помешает.
Он направился к двери.
— Забери свою чертову папку, — сказал я. — Мне ты ее не всучишь.
Зазвонил городской телефон. Это был обычный телефон, без фокусов, мы зарегистрировали его на Бюро по трудоустройству отставных офицеров.
— Это Сам, — сказали в трубке.
— Сам... Сам...
— Саманта, — подсказала она. — Саманта Стил.
— Привет, как ваши дела?
— Вам лучше знать, — сказала она.
— Без бровей вы ничуть не хуже, — сказал я.
— То же самое заявил мне сегодня молочник.
— Умный человек.
— Вы придете?
— Да, сейчас приду и заберу вас.
— Приходите, но планов особых не стройте.
Глава 14
«Поправляю» — шахматист произносит это слово, когда дотрагивается до фигуры, но хода не делает.
Лондон, пятница, 11 октября
Саманта жила в районе, который инструкторы вождения машин выбирают для отработки маневрирования. За сикертовскими[17] затонами Камден-тауна находился район тихих домов, где когда-то жили любовницы тех викторианских бизнесменов, которые не могли содержать их в Хэмпстеде.
В глубине парка стоял увитый плющом замок, современная вывеска «Хитвью-хауз — квартиры с гостиничным обслуживанием» выглядела странно на готическом портале. Неподвижные скульптуры в зарослях кустарника были похожи на партизан в джунглях. Я толкнул бирюзовую парадную дверь и вошел в холл. Сквозь витражи свет падал на мраморный пол ярко-чернильными пятнами. Тот, кто разгородил замок на квартиры, заработал достаточно денег, чтобы украсить холл эстампами в рамках и живыми цветами. Высокое резное готическое окно с рисунком больших желтых цветов освещало лестницу. В столбах света стояли пылинки. Поднимаясь по лестнице, я, видимо, напоминал муху в янтаре.
На двери наверху висела машинописная карточка: «С. Стил». Я нажал на звонок, изнутри раздался ксилофонный перезвон.
Открывшая дверь Саманта Стил была в банном халате и тюрбане из полотенца.
— Кто вы такой? — сказала она. — Вы от Фуллера Браша?
— Я из «Америкэн экспресс»[18], — сказал я. — Местную воду пить можно.
— Я была в ванной, — сказала она.
— Может, я могу помочь.
— Да, — сказала она. — Идите и приготовьте два коктейля, один принесите мне.
Я пошел в гостиную. Густой ковер покрывал всю большую комнату с задрапированными шелком стенами. Бар находился в углу. Я открыл дверцу, и мне в лицо ударил розовый неоновый свет. Я порылся среди множества бутылок, приготовил мартини и бросил в него кусочек льда.
Ванная представляла собой сплошные мозаики и лучистое отопление. На низеньком мраморном столике стояли десятка три лосьонов и пудр, над столиком висело громадное розовое зеркало и множество сверкающих душевых приспособлений.
Сама ванная была сделана из какого-то черного камня. В ванной лежала Саманта в полудюжине браслетов и жемчужных ожерелий.
— Не стойте там. Дайте мне выпить, — сказала Сам. Она была не очень высокой, но чтобы рассмотреть ее в горизонтальном положении и в черной ванне, требовалось время. Я спросил:
— Вы всегда принимаете ванну со своими причиндалами?
Она ухмыльнулась.
— С причиндалами всегда, а вот с украшениями — время от времени. — Она отхлебнула из бокала — Какую дрянь вы туда налили?
— Вермут и джин, — сказал я.
— Отвратительно, — сказала она. — Вылейте эту гадость и приготовьте мне другой коктейль.
Я принес ей более крепкий коктейль. Она проглотила его залпом, выбралась из ванны и прошла по ковру, роняя капли воды и сверкая серебром, бриллиантами и мокрой кожей. Потом начала одеваться быстро и безучастно.
— Поставьте какую-нибудь музыку, — крикнула она, завернувшись в большое красное полотенце. Я открыл проигрыватель и включил его. Звукосниматель плавно проплыл над черным диском, и Клэр Остин запела «Я разделалась с любовью», все было предусмотрено. Сам взяла сигареты, я приготовился дать ей прикурить.
— Не смейте. Этого не надо, дружище.
— Я только хотел дать вам прикурить, — сказал я.
— Я справлюсь, — сказала она и щелкнула по пачке «Кэмела», потом взяла сигарету, в рот и прикурила Глубоко затянувшись, она выпустила большое теплое веселое облако дыма. Я сидел на диване, она внимательно рассматривала меня своими большущими глазищами. Комната была обставлена дорого и обезличенно, так обычно домовладельцы обставляют квартиры для состоятельных иностранцев. В ней было много настольных ламп с сатиновыми абажурами и громадных стеклянных пепельниц. Сам подошла к дивану, на котором я сидел.
— Вы — лучшее, что со мной произошло в этом вшивом городе, — сказала она. — Где вы прятались?
— Я ждал вас у здания «Заморской лиги», — сказал я. — А вы так и не появились.
Она села рядом со мной. Кожа ее была теплой и влажной, тело пахло свежим тальком и зубной пастой «Пепсодент».
— Можете поцеловать меня, — сказала она, откинув голову на спинку и закрыв глаза. Я неспешно поцеловал ее.
Она вскочила на ноги.
— Я вам не смятая пятифунтовая банкнота, — сказала она. — Меня не надо разглаживать.
Она подошла к бару, обняв себя за плечи и придерживая локтями полотенце. Налив себе выпивку, она обернулась ко мне с очаровательной широкой улыбкой — с такой рекламируют зубную пасту.
— На рынке появился новый транквилизатор, он не успокаивает...