– Я всегда так делаю.
– И не полагайся на одни только джебы. С таким размахом, как у тебя, они, конечно, штука полезная. Но другие удары тоже надо использовать. Противники у тебя будут сильные, таких чем быстрее вырубишь, тем лучше.
– Ты мне это уже сто раз говорил.
– И еще сто раз скажу. – Воржик презрительно сплюнул. – Вы, боксеры, тупее обезьян. Ни с первого, ни с десятого раза ни черта не понимаете.
Хотя я и отвечал Воржику с некоторым раздражением, меня здорово подбадривало то, как он расхаживал взад-вперед, повторяя давно известные вещи.
Неблих закончил шнуровать перчатки и вопросительно посмотрел на Воржика.
– По-по-пора?
Воржик кивнул. Неблих полез в сумку и вытащил из нее новенький, аккуратно сложенный шелковый халат – ярко-синий, с белой отделкой, точно такой, какие носят профессиональные боксеры. Неблих развернул халат и показал надпись «Берлинский боксерский клуб», вышитую здоровенными белыми буквами на спине. Я давно хотел обзавестись халатом для выхода на ринг, но у родителей денег просить не мог. Собственно говоря, я уже несколько лет не получал осмысленных подарков, если не считать подаренных все тем же Воржиком боксерских перчаток. Такого халата я не видел ни на ком в нашем зале, значит, Воржик заказал его специально для меня. У меня на глаза навернулись слезы, к горлу подступил ком.
– Danke[44], – с трудом проговорил я. – Вам обоим спасибо.
Неблих в ответ улыбнулся, а Воржик сказал небрежно:
– Было бы, Скелетик, о чем говорить. Просто я подумываю расширить дело, хочу начать с молодежью работать. А тут такой случай себе рекламу сделать. Ну да ладно, идем.
Воржик похлопал меня по спине, Неблих накинул мне на плечи халат, и мы втроем пошли на взвешивание. Взвешивали боксеров у стола регистрации, большую часть которого занимала турнирная таблица. Первенство проводилось по кубковой системе: проигравшие сразу выбывали из соревнований, а победители встречались между собой в следующем круге. Все участники были разделены на две большие группы, а внутри групп разбиты на пары. Мне в первом круге предстояло драться с парнем по фамилии Майсснер.
Среди прочих в одной со мной группе выступал Герц Динер. При виде его имени я вздрогнул, как от удара током. Он должен был выйти на ринг вскоре после меня, и в случае, если мы оба выиграем свои первые бои, во втором круге нам предстояло драться друг с другом. При мысли об этом меня накрыл шквал противоречивых чувств. Первым делом меня обуял страх разоблачения. Я испуганно гадал, заявит или нет Герц о том, что я еврей? Нападет ли на меня «Волчья стая», как нападала раньше? Но сильнее страха было жгучее желание отомстить. Неужели мне наконец выпал случай в честном бою расквитаться с заклятым врагом? Во многом именно побои и унижения, понесенные от Герца с «Волчьей стаей», побудили меня посвятить несколько лет усердным тренировкам. Все эти годы мне приходилось выискивать способы хоть как-то выместить досаду. А теперь я больше всего на свете хотел заехать Герцу прямо по наглой арийской морде.
Мой первый противник, Майсснер, оказался медлительным грузным парнем с пухлыми руками и плечами. Взбудораженный мыслью о, возможно, предстоящем мне поединке с Герцем, я очертя голову бросился в атаку, чтобы как можно скорее измотать противника и закончить бой. Второпях, однако, я забыл об осмотрительности и получил от Майсснера мощный апперкот правой в корпус, который чуть не послал меня в нокдаун. Оправившись от шока, я стал действовать осторожнее: атаковал двумя-тремя джебами и сразу переходил к защите, вынуждая противника больше двигаться.
Сидя в перерыве между раундами в своем углу и выслушивая наставления Воржика, советовавшего замедлить темп боя, я вдруг увидел нечто, от чего у меня по всему телу побежали противные мурашки: в зале появились Герц, Франц, Юлиус и еще несколько парней из «Волчьей стаи». Герц был в боксерских трусах и майке, остальные – в форме гитлерюгенда. Вся компания поднялась на трибуны и расселась в одном из верхних рядов.
Когда ударил гонг, Неблиху, чтобы вывести из ступора, пришлось хорошенько наподдать мне в бок. Во втором раунде я использовал прием, который Макс называл «велосипедные спицы»: не останавливаясь ни на миг, кружил вокруг Майсснера, то и дело обрушивая на него по несколько не слишком мощных, но довольно неприятных ударов. Мало-помалу необходимость безостановочно крутиться на месте начала его раздражать. Он запыхался, удары стали заметно более вялыми. Я кружил вокруг Майсснера около минуты, а когда достаточно его измотал, решительно устремился в атаку и комбинацией жестких ударов правой загнал его в угол ринга. Я нанес Майсснеру с дюжину безответных ударов, но он устоял на ногах. Тут прозвучал гонг, и мы с ним разошлись по своим углам.
Неблих и Воржик поздравляли меня с прекрасно проведенным раундом, а я тем временем с тревогой думал про Герца. Увидев во мне слишком сильного противника, он мог испугаться и, чтобы не пришлось со мной драться, сообщить организаторам, что я еврей. Чтобы мое преимущество не выглядело совсем уж подавляющим, я решил, что в следующем раунде дам Майсснеру набрать несколько очков.
За весь третий раунд я не провел ни одной атаки и позволил Майсснеру заработать какие-то очки. Я даже пропустил несколько не очень опасных ударов. На последней минуте я перешел в глухую оборону, старательно избегал его неуклюжих попыток атаковать и откровенно тянул время до финального гонга. Несмотря на то, что победителем судьи объявили меня, показанный мной уровень явно не должен был напугать Герца.
После боя Воржик недовольно набросился на меня:
– Разве можно так дерьмово драться? Ногами ты работал отвратительно. Пропустил кучу ударов. Еще немного, и он бы дух из тебя вышиб.
Я его покорно слушал, хотя наперед знал все, что он собирается мне сказать.
Спустившись с ринга, мы с Неблихом и Воржиком расположились на трибунах наблюдать за первым боем Герца. Я не видел его уже года два, с тех пор как перешел в другую школу. За это время он заметно подрос и из крепыша-подростка превратился в крупного и сильного юношу. Герц, как и раньше, стригся ежиком, в его лице по-прежнему читалась хорошо знакомая мне жестокость. О том, шепелявит он или нет, оставалось только догадываться. Герц задавал ритм боя, демонстрировал приличное стратегическое чутье и в итоге без особого труда одержал над противником верх, во втором раунде отправив его в нокаут комбинацией из двух джебов и апперкота. Когда судья поднял ему руку и объявил победителем, Герц с самодовольной ухмылкой посмотрел в мою сторону.
Бои второго круга должны были начаться после обеда. Есть я не мог совсем и поэтому просто сидел за столом вместе с Неблихом и Воржиком, а они давали мне наставления относительно предстоящего боя. Я не слышал ни слова из того, что они говорили, – оглушительная пульсация крови у меня в затылке перекрывала все звуки внешнего мира.
Когда перерыв закончился, мы с Герцем вышли на ринг. Участники «Волчьей стаи», рассевшиеся на складных стульях возле самого ринга, нам захлопали и заулюлюкали. И хотя с той поры, когда они использовали меня вместо боксерской груши и ночного горшка, я провел несколько десятков боев, все мои силы и опыт вдруг куда-то исчезли без следа. Взглянув Герцу в глаза, я увидел в них отражение себя прежнего. В оболочку моего повзрослевшего тела водворился тощий и трусливый слабак из прошлого.
Перед тем как стукнуться со мной перчатками, Герц прошипел мне в лицо:
– Сейчас, Мальчик-Писсуар, все увидят, как я урою еврея.
Он ударил меня по перчаткам и принялся пританцовывать на месте. Судя по тому, как он произнес слово «писсуар», Герц по-прежнему чуть-чуть шепелявил. Назвав меня позорным прозвищем, он всколыхнул во мне весь накопленный запас ярости. А его шепелявый выговор внезапно внушил мне уверенность в победе. Ведь на самом деле передо мной был мальчишка, который раньше нападал на меня только скопом со всей «Волчьей стаей». А я с тех пор прошел первоклассную школу у одного из лучших в мире тяжеловесов и провел множество боев, причем в основном не с ровесниками, а со взрослыми мужчинами. Запуганный слабак по прозвищу Мальчик-Писсуар остался далеко в прошлом.
Я обеими руками ударил его по перчаткам и вполголоса сказал:
– Скорее, все увидят, как тебя уроет еврей.
Тут прозвенел гонг, и бой начался.
Первая минута первого раунда ушла у меня на то, чтобы лучше почувствовать особенности боксерской манеры Герца. Он активно перемещался по рингу и четко работал руками. При этом, как я скоро заметил, ритм движения рук и ног немного не совпадал – руки на несколько мгновений отставали от ног. Поэтому я немного заранее видел, когда он собирался атаковать, и успевал поставить защиту и выбрать момент для встречных ударов. Пропустив несколько несильных джебов, вызвавших шумный восторг у «Волчьей стаи», я перешел в наступление.
Для начала я провел несколько комбинаций, действуя в основном левой рукой, чтобы Герц и дальше ожидал ударов слева, а потом ошарашил его жестким правым кроссом в голову. Ощущение того, как его челюсть вминается мне в перчатку, как под силой удара выгибается назад его шея, было прекрасным и неповторимым.
Герц отшатнулся и поднял руки, чтобы защитить лицо. При этом он открыл корпус, по которому я и нанес два сильнейших апперкота. Второй угодил в солнечное сплетение – Герц поперхнулся и сдавленно захрипел, как будто ему перекрыли кислород. После следующего удара – справа в голову – он упал на колени и до гонга, оповестившего о конце раунда, так и не поднялся на ноги.
Для того чтобы добраться до своего угла, Герцу понадобилась помощь тренера. Я проводил его довольным взглядом и направился в угол к Неблиху с Воржиком. Еще по пути я заметил, что Франц с Юлиусом о чем-то оживленно совещаются. Потом, к моему ужасу, Франц встал и подошел к судейскому столу. Там он обратился к пожилому мужчине с густыми седыми бакенбардами – тот, очевидно, был здесь главным. Франц взглядом указал на меня, пожилой мужчина проследил за его взглядом и с озабоченным видом кивну