– Невероятно…
– Что это значит?
Она не слышала его. Удерживая пластину, словно это был шелковый платок, она, затаив дыхание, разглядывала ее со всех сторон.
– А они уверяли меня, что я пытаюсь нажить себе сомнительную репутацию!..
– Мадам…
– Это просто невероятно… Молодой человек, где вы это приобрели? В России или во Франции?
– Вы меня вообще слышите? Я вас попросил рассказать об этом предмете!
Она молчала и качала от изумления головой.
– Мадам Патрисия, я жду еще минуту. После этого беру этот черепок и добиваю его о пальму.
Это она услышала.
– Вы шутите? Даже если знать, что вы не представляете культурной ценности этого предмета, то сто… не знаю… двести тысяч… может быть, полмиллиона даже… мне сейчас трудно навскидку оценить – но деньги-то вы уважаете?!
Левша взял бутылку и глотнул теплой, как молоко для младенца, воды.
– Я пока не собираюсь ее продавать. Пока я хочу знать, что это, и смысл царапин на ней.
Патрисия была так увлечена изучением пластины, что Левше пришлось ее отбирать у женщины почти силой. Только освободившись от черепка, она обрела способность говорить.
– Я слышала, что вас зовут Левша. Странное имя. Впрочем, ладно… Так вот, Левша, как предполагают, люди пришли на Филиппины по сухопутным мостам, связывавшим будущий архипелаг с Тайванем и Борнео, около двухсот тысяч лет до нашей эры. Позднее Филиппины заселили потомки австралопитеков – племена ита и аэта. Они занимались земледелием, а со второго тысячелетия до нашей эры у них получила распространение керамика. Так вот, мой юный друг, то, что вы держите сейчас в руках, приблизительно к тому времени и относится.
– Что? – выдохнул Левша. – Что вы сказали?..
– Есть необходимость повторить?
Левша еще раз приложился к бутылке и, пока вода стекала внутрь, давал Патрисии знак подождать. Словно та могла встать и уйти.
– Мадам Патрисия… Филиппины, о которых вы говорите – это государство в Юго-Восточной Азии? Это там, где Манила? Это в Тихом океане? Между Индонезией и Тайванем?..
– Вы хорошо знаете географию. Вам известно еще одно государство Филиппины?
Левша выпустил из руки автомат и загладил волосы назад. Лучшего, чтобы скрыть свою растерянность, он придумать не смог.
– Вы можете сказать, что означают символы на этой пластине?
– Вы ставите передо мной серьезную задачу, молодой человек…
– Я вас не тороплю.
Усевшись неподалеку в готовности в любой момент вскочить и скрыть черепок от посторонних глаз, он хотел прикрыть глаза, но вспомнил, чем это закончилось в последний раз. Чтобы не заснуть, время от времени он оттягивал затвор «узи» и прищемлял себе кожу на ладони. Ощущения были не из приятных, но зато уйти в забытье при этом было невозможно.
– Мадам, – чувствуя, что привал затянулся, позвал он. – Вы меня порадуете?
– Не знаю, память человеческая не всесильна, а документов под рукой нет… Письмо ита такого периода примитивно, и часто один и тот же символ обозначал несколько понятий… Как бы то ни было, процентов на семьдесят я ручаюсь за то, что на пластине начертаны слова: «На острове этом бойся».
Левша поднялся.
– Бойся чего?
– Откуда мне знать, чего нужно бояться на каком-то острове Филиппин? Их там семь тысяч сто. Дракона, возможно.
– Значит, вы утверждаете, что пластине этой…
– Около четырех тысяч лет. И что это письмо ита – тоже утверждаю.
За то время, пока все отдыхали, Артур, которому было просто необходимо восстанавливать утраченное доверие, вернулся с двумя мужчинами из леса. Они несли несколько связок бананов. Это было излишнее старание, бананы люди сбивали по дороге. Но сам факт того, что принесли людям пищу, немного оживил атмосферу.
– Нам пора идти, – заметил Левша.
Полчаса они углублялись в девственный лес. «Нет сомнений, что кто-то уже болеет, – думал Левша. – Кого-то цапнуло насекомое, кто-то поранил кожу… Черт с ним со всем! Добраться бы до лагеря… Там Донован… Думаю, они с Макаровым уже вернулись…»
Пластина. Она не давала ему покоя. То, что знал он, не знала Патрисия. Лучше ей пока вообще не говорить. Иначе тетка сойдет с ума от непоняток и переполошит остальных.
«Боже правый, – мысленно произнес Левша и заметил, что в последнее время упоминание черта и бога у него стало чередоваться. Раньше он бога вообще не упоминал за ненадобностью. – Филиппины… А если она ошиблась?..»
Через пять минут новая мысль вспыхнула, как пламя из ствола пушки:
«На острове этом бойся!»
Он встал как вкопанный, и в спину ему, ойкнув, тут же уткнулась Катя.
– На острове этом… – Он повернулся, глядя куда-то через плечо девушки. – Ну конечно… Какие могли быть знаки препинания четыре тысячи лет назад…
– Левша?
Обойдя ее, он побежал в хвост колонны. Разыскав Патрисию, вцепился ей в руку.
– Мадам, ответьте… Вот эта фраза, что вы прочитали на пластине… Это завершенное по смыслу письма того племени предложение или могло быть продолжение?
– Ита не знали точек и запятых, юноша, – наклонившись, Патрисия привычным для всех астматиков движением наклонилась и уперлась руками в колени. – Пластина сломана… Если бы на материке спросили у человека, вам ее передавшего, где вторая часть ее, тогда, быть может, я смогла бы вам сказать, чего боялись ита четыре тысячи лет назад.
Минуты пронеслись перед глазами Левши в обратную сторону. Ход времени был нарушен. Вот он стоит, и мимо него проходит Артур. Под ногой его раздается треск…
Треск!
Развернувшись, он свистнул. Люди, как зомби, остановились.
Снимая автомат с плеча, Левша двинулся в голову колонны. Не доходя до Артура несколько шагов, он швырнул ему в руки автомат.
Все молча ждали продолжения этого странного эпизода в цепи не менее странных, нескончаемых эпизодов.
– Видишь холм? – спросил Левша, указывая рукой на кочкой поднявшиеся в миле от них пальмы. – Переведешь людей через него, и через полтора часа вы будете на берегу. Там живут культурные, воспитанные люди. Раздевать и привязывать вас они не станут. Я вернусь позже.
Развернувшись, он молча пошел назад.
– Эй!
Левша остановился.
– Возьми.
И в сторону Левши полетел нож. Прокрутившись в воздухе, он беззвучно вошел в землю по рукоятку в нескольких сантиметрах от сандалий Левши.
– Все это время он был при тебе?
– Ты хотел спросить, почему я им до сих пор не воспользовался?
– Пусть так.
– Потому что я поверил тебе, приятель. Ты не из Их компании.
Наклонившись, Левша поднял нож и, перекинув в ладони, пошел прочь.
– Левша!
Ему пришлось снова остановиться.
– Я с тобой… – Запыхавшись, Катя посмотрела на него и оглянулась.
Артур отвернулся и направился в сторону холма. Следом за ним, словно заговоренные, двинулись люди.
– Мсье, не потеряйте ее, – бросила напоследок Патрисия. – Меня вы лишите чести культуроведа, а себя достатка.
– Я вам обещаю.
– Что она сказала? – спросила Катя, когда они и группа потеряли друг друга из виду.
– Пожелала нам удачи.
– Что-то долго она это делала.
– Французы многословны, малышка.
Солнце встало над островом и замерло. Через минуту оно потеряет равновесие, и день начнет обратный отсчет.
Левша не верил своим глазам. С каждой минутой сгущались сумерки, и происходило это так естественно, словно именно сейчас, средь бела дня, солнце и должно исчезнуть с горизонта. Он пытался разглядеть океан, чтобы понять, куда делся еще недавно стоявший над его и Катиной головой ослепительный диск, но лес загораживал вид на воду, как стеной. Ясно было одно – темнеет. Примолкли попугаи, мартышки перестали бесноваться. И где-то уже подала голос лягушка.
Катя была поражена не меньше Левши, но она не связывала, как он, исчезновение с неба солнца с обстоятельствами, которые это исчезновение должно было неминуемо повлечь…
– Бежим, поторапливайся, малышка!..
По лицу Левши она поняла: происходит что-то неладное. Он схватил ее руку и вместо объяснений потянул за собой. Она узнала дорогу – к водопаду.
– Что происходит? – кричала она, стараясь бежать быстро и наступать так, чтобы не подвернуть ноги. – Отчего это мы вдруг побежали?
Он не отвечал, и это Катю тревожило.
И вдруг на бегу, обливаясь потом, она почувствовала, как холодеет. И не горячий, как в сауне, пот льется по спине ее, а вода из только что вынутого из холодильника стакана…
– Ты думаешь, они здесь?..
– Они всегда там, где темно! Черт возьми, такое впечатление, что здесь кто-то включает и выключает свет!..
Лоскут водопада уже показался, Катя видела медленно падающую с его верхней точки воду. Они заходили со стороны озера, с низины.
Услышав за спиной треск, она закричала.
– Дьявол! – вырвалось у Левши. – Они нас засекли!..
Через минуту стремительного бега к воде она обернулась, и сердце ее сжалось от ужаса: за ними торопливо, иноходью бежали пятеро или шестеро тварей.
– Левша!..
– Я знаю…
Катя задыхалась от ужаса. Как-то раз, во время пожара в их офисе на Малой Воздвиженке, не желая выходить в охваченный пламенем коридор, она разбила стекло стулом и шагнула навстречу страху.
Все, что ее тогда отделяло от него, были шестьдесят метров высоты и выступ на стене шириною в тридцать сантиметров. Перед лицом, едва не касаясь его, двигалась стена дыма, позади трещала, корчась в огне, мебель. И спина горела от холода камня. Ощупываемая ветром, Катя ждала мгновения, когда ее отнимет от стены и начнется последний в ее жизни полет. Через полчаса пожар удалось смять, она выстояла, но для того чтобы снять ее от стены, точнее сказать, – отодрать, понадобились двое спасателей и переговорщик. Ей всего-то нужно было сделать шаг в сторону и войти в окно. Но она не могла заставить себя сделать это. Потом в течение двух недель талантливый психоаналитик и педик Дмитрий Альбертович выводил ее из состояния растения. Катя хорошо помнит и тот пожар, и тот страх, что сковывал ее ноги на двадцатом этаже здания. С тех пор у нее фобия на небольшого размера площадки, и даже когда приходится подниматься на лифте, она вцепляется в поручень внутри кабины обеими руками.