– А ведь этот значок не заметить невозможно, потому что по правилам написания тех лет он всегда ставится перед сушествительным, которое отрицает. «Нет – Остров», – начертал ита. «Остров, которого нет», – звучит это сейчас. Как мог человек редчайшей породы – знаток древней письменности ита, ошибиться в том, что является основой письма этого племени?
Макаров закрыл глаза. У него кружилась голова.
– Остров, которого нет. Остров, которого нет, Макаров… И на нем я должен бояться сейчас тебя. И в следующий раз, друг мой, когда будешь вот так при пустой палубе подсаживаться ко мне, подумай десять раз…
Закончив говорить то, верить во что отказывался категорически, Гоша увидел перед собой ладонь, на которой лежали два металлических медальона. Их трудно спутать с чем-то еще. Это армейские медальоны с данными владельца.
– Не знаю, стоит ли мне бояться тебя, приятель… Но вот этого человека бояться стоит. Точнее, стоило… Прошлым вечером он напал в джунглях на Берту, изгалялся вволю… Словом, благодаря только Филиппинцу удалось вернуть девочку к жизни.
– Почему – стоило? – задумчиво спросил Гоша, потащив медальоны к себе за цепочку.
– Левша подоспел вовремя и прикончил его.
– Стив МакНаман… – прочитал Гоша. Потом закусил губу и стал постукивать медальонами по ладони.
– Самое удивительное, что этот звереныш был одет в заношенную до беспредела форму летчика. Я уже и не знаю, кого здесь еще можно встретить… Объясни мне, что значит – «Остров, которого нет».
– Так, говоришь, Левша прикончил этого ублюдка?
Прищурившись, Макаров не ответил. Он ждал подвоха.
– Так прикончил Левша Стива МакНамана или нет?
– Ты ставишь меня в неудобное положение. Я вынужден выглядеть идиотом, Гоша. Ты с первого раза понял, что Левша прикончил МакНамана.
– Если так, то Левша прикончил саму надежду на разгадку немыслимой истории в небе над Бермудским треугольником пятого декабря сорок пятого года.
– О чем ты говоришь, черт бы тебя побрал?! – Вскочив на ноги, Макаров одной рукой сгреб Гошу за шею и заставил встать.
– Стив МакНаман – второй пилот «Эвенджера» с бортовым номером «Восемьдесят один».
Они долго смотрели в глаза друг другу.
– Откуда ты это знаешь?
Гоша протянул Макарову медальоны. Позвякивая, они качались на цепочке.
– Пойдем…
У входа в коридор Макаров вдруг схватил Гошу и прижал спиной к стене надстройки.
– Этого не может быть! Если предположить, что летчику в сорок пятом было тридцать, то сейчас ему должно быть под сто лет!.. С кем тогда дрался Левша?!
Вместо ответа Гоша поднял руку и ладонью провел по лицу Макарова.
– Что ты делаешь? – изумился тот.
– Когда ты брился в последний раз, Макаров?
– На «Кассандре», вечером последнего дня!
Гоша молчал, глядя ему прямо в глаза. Долго смотрел. Упрямо. Пока по виску Макарова не стекла капля пота. И лишь тогда Гоша шевельнул плечами и освободился.
– Как же так?.. Как же так?.. – бормотал Макаров, ощупывая свое лицо.
Он был на острове шестой день. Слишком много потрясений. Слишком много. Достаточно для того, чтобы не заметить, что на лице однодневная щетина…
– Пойдем, Макаров. Ты должен это услышать…
Франческо с кейсом, чья очередь была нести службу часового у входа на палубу с «Эвенджерами», отошел в сторону и пропустил Макарова. Ну и Гошу, коль скоро тот с ним…
Глава пятнадцатая
Многоместных кают для экипажа было столько, что каждый выбрал себе по одной. Завалившись на койку в своей, Левша закрыл глаза и отдышался. Непроходящее чувство голода – оно у всех. Раз так, то и пенять на то не стоит. Курить хочется. Но и Макаров тоже хочет. Вода – вот она, рядом. Завтра к берегу отправится первый патруль для встречи «Кассандры». Все идет своим чередом. Все, как должно идти…
Легкий стук в дверь закончил его экзерсисы по правильному восприятию действительности.
– Я дверь на ночь не запираю!
В каюту, осторожно ступая, вошла Катя. Осмотревшись, она пересекла каюту и села на кровать напротив. Она помнила, как они подбирали помещения несколько часов назад. Сразу после того, как Левша сказал: «Эта каюта – моя», Катя тут же показала на каюту напротив. Так они стали соседями. Близкими соседями, потому что соседями вообще тут были все без исключения.
– Обычно в таких случаях говорят: «Что-то мне не спится».
– Ты удивительно проницателен, Левша. Я зашла… Я зашла, чтобы поблагодарить тебя.
– За все, в чем был и не был виноват?
– Перестань…
Он наконец-то повернул к ней голову.
– В чем дело, детка?
– Там, сначала за водопадом… Ты ведь мог бросить меня, правда? Я понимаю, мог… Я падала, ты держал меня. За стеной испарений нас ждала стая кровожадных тварей. Можно было просто столкнуть… нет, зачем идти на преступление… ты мог просто не держать меня… Я бы упала, и ты ушел бы без проблем. И там, с этой пантерой… Ты вставал между мной и ней, с ножом…
Левша поморщился.
– Катя, проклятия на мою голову сыпались куда чаще, чем проливались благодарности, поэтому я стоек к первым и не приучен ко вторым… – Он помолчал. – Я не знаю, как реагировать на твои слова. Спасибо, наверное. Но это все, что я могу сказать. При этом добавить – забудь об этом.
Она встала и направилась к двери.
– Я видела, как ты отдал Макарову наконечник и о чем-то с ним говорил. Ты рассказывал, как мы нашли его?
– Да.
– А ты рассказывал, как коснулся меня и как я вздрогнула?..
Левша тревожно вздохнул.
– Буду рад увидеть тебя завтра, Мари…
Он услышал звук закрываемой изнутри защелки.
– Пусть – Мари…
– Катя, давай поговорим, – тревожно зачастил Левша. – Давай поговорим, ночь располагает…
– Да, – сказала она, и он почувствовал, как ее тугое бедро коснулось его бока.
– Завтра будет новый день, я думаю, все смогут по-новому оценить свое настоящее…
– Да, – подтвердила она, и Левша услышал звук, который обычно сопровождает избавление тела от тугой майки.
– Катюша, мы нервничаем на этом острове и поэтому не всегда отдаем отчет своим действиям…
– Да…
И он почувствовал, как тугой сосок ее груди касается его губ…
Тонкие черты. Ярко-голубые глаза. Русые, назад зачесанные волосы. Мягкие губы, словно сломанные жестким рисунком рта. Высокая сильная шея. Широкие плечи. Он был похож на всех богов одновременно, и уж никак – на того мужчину, что соблазнился бы мыслью провести с нею, с Мари, ночь. Левша заметил ее взгляд и улыбнулся.
– Иди сюда. – Он подтащил ее, окаменевшую, к большому зеркалу, встал сзади, приобнял за плечи и скомандовал: – Смотри!
В зеркале стояли бог и гномик. Яркий бог – и маленький хрупкий гномик, затянутый в синие джинсы и курточку. Длинный яркий маникюр и платиновые перстни с крупными драгоценными камнями на тонких пальцах. Черная короткая стрижка. Огромные зеленые глаза в темных тенях усталости. Чувственный яркий рот. Гномика можно было бы сломать пополам двумя пальцами этого бога, подумала Мари, впадая в чувственное оцепенение. Она явственно ощущала спиной, как нарастает желание бога. И сама мысль о том, что причиной этого вожделения является именно она, кружила голову, вспенивала дыхание, утяжеляла веки.
– Мне нужно в ванную, – прошептала она.
Он затащил Мари в обложенную черным кафелем, в зеркалах, комнату, раздел, запихнул ее в огромную черную ванну, включил воду и ступил туда сам. Горячая вода потекла мощными струями по усталой коже; Мари чувствовала, как стекают с нее и усталость, и впечатления этого длинного дня. Левша налил на мягкую мочалку мыла, вспенил его и окутал Мари мягкой пеной. Он тер ей спину, руки, перебирая каждый палец, массировал ее бедра, а она только постанывала с закрытыми глазами. Он купал ее, как ребенка, вначале нежно и ласково, гладил уставшую кожу. А потом он закрыл глаза и сильно прижал ее спиной к своему телу. Мари почувствовала, как твердо напрягся его член. Чуть слышно он вдохнул – и руки его приобрели совершенно новую силу. Ее живот потяжелел, налился горячим вожделением – Мари опустилась на колени и, изогнувшись, потянулась к нему губами…
Он прислонился спиной к стене, а она с закрытыми глазами сильно и нежно сводила его с ума… Он рывком поднял ее с колен, повернул к себе спиной, чуть нагнул и вошел в нее сзади, нежно и настойчиво. От этого его движения в голове Мари вспыхнул пожар, ударило горячей кровью в уши, их заложило, и она перестала слышать. Внутри нее образовалась пылающая точка, и теперь ею овладело только одно желание – чтобы он вонзился в эту точку. Чтобы заполнил собой предназначенную для него пустоту, чтобы он вонзался в нее снова и снова и никогда больше не отпускал…
Она притягивала его за бедра, заставляя его буквально бить ее изнутри… Раздирающий восторг поднимался все выше и выше по ее телу и, покоряясь ее силе, пронзал ее все сильнее и сильнее. «Он любит меня, – думала Мари, – тот, кого я так ждала, любит меня…»
От этой мысли, воплощающей все ее женское желание быть подвластной, покорной мужской силе, от того, что этот мужчина желает ее, последняя мысль покинула ее голову. Она хрипло стонала, звуки, казалось, извергались из самого ее нутра – так пело и кричало в сладострастии ее тело. Закрыв глаза, Левша держал в руках ее грудь, мял сильными пальцами соски, и эти движения, напоминающие сосание ребенка, сводили Мари с ума. Она уже извивалась в его руках, не помня себя, представляя собой одно лишь воплощенное желание – быть женщиной, подвластной этому мужчине. Он впивался губами в ее шею, и она изгибалась, подставляя ему все новые, нетронутые им еще участки кожи. «Он любит меня, – думала Мари, – так, как хочу я…» И Левша, словно читая ее мысли, двигался все быстрее и сильнее, так, что, будь это в других обстоятельствах, он сломал бы ее пополам. А эта страсть сделала ее гибкой, сильной и стойкой. И она сопротивлялась его бешеному напору, приостанавливаясь, сдерживая его пыл, словно желая продлить этот бешеный марафон всесокрушающей страсти.