ТЕНОР: Встреча состоялась на вилле Хрущёва. Радушный хозяин не возражал ни против магнитофона, поставленного Дэвидом на стол во время беседы, ни против щёлкающей фотокамеры. Но когда в процессе интвервью начали всплывать вопросы о причинах холодной войны, о гонке вооружений, о нарушении ялтинских соглашений, о напряжённости на Ближнем востоке, он разгорячился, стал повышать голос, раскраснелся. Всё же в конце трёхчасового интервью, взял себя в руки и спросил: "Могу я сообщить нашим газетам, что беседа имела дружеский характер?". "Да, — ответила Элеанор, — дружеский, но с расхождениями по многим вопросам." "По крайней мере, мы не стреляли друг в друга", — усмехнулся Хрущёв.
БАС: То ли перед отъездом в СССР, то ли по возвращении Дэвид сообщил Элеанор о своём намерении жениться. "Если я не сделаю этого сейчас, — сказал он, — мне уже никогда не обзавестись семьёй." О реакции Элеанор мы знаем только со слов самого Дэвида, как они долетают до нас со страниц книги миссис Гуревич: "Миссис Рузвельт одобрила моё намерение. И добавила: "Ведь я не буду жить вечно"."
ТЕНОР: Всё же у неё оставались надежды, что брачные планы развалятся, как они развалились в случае с Мартой Геллхорн. В январе 1958 года Дэвид возвращался из Парижа, и в аэрпорту его встречала не Эдна, а Элеанор. Она заранее украсила его квартиру цветами и оставила письмо, на случай если они разминутся, начинавшееся словом "дорогой" и кончавшееся: "скучаю, люблю нежно". Но опасность витала в воздухе, и секретарша Элеанор потом рассказывала, что все эти дни она была подавлена, молчалива, замкнута, хотя ни в семейной жизни, ни в политической не было никаких тревожных событий. А когда пришла телеграмма, извещавшая, что свадьба назначена на февраль, она побледнела и впала в депрессию на несколько дней.
БАС: Но совладала с собой. Более того: как и в случае с Эрлом Миллером, она уговорила брачующихся отпраздновать свадьбу в её квартире. Родители Эдны не были счастливы тем, что их дочь выходит замуж за разведённого, старше неё на два десятка лет, имеющего взрослую дочь, но постарались не портить праздник. Обряд совершил раввин — старинный друг Дэвида по берлинским временам. Элеанор подарила Эдне ожерелье — дымчатые кристалы на золотой цепочке, но, считая подарок недостаточно дорогим, пообещала поднести им билеты на самолёт, куда бы они ни решили лететь: в Россию, Китай, Японию. По свидетельству секретарши, на людях она сумела владеть собой, но, когда все разошлись, опустилась на стул изнемождённая и подавленная.
ТЕНОР: Эта поразительная женщина сумела подавить ревность, окружила Эдну дружеским вниманием, приглашала её вместе с Дэвидом на праздники в Гайд Парке, на официальные приёмы, на концерты. Главное для неё было: чтобы Дэвид Гуревич не ушёл из её жизни. Она даже попросила у Эдны разрешения не нарушать сложившуюся традицию — начинать свой день с короткого звонка её мужу. Разрешение было дано. Начались совместные путешествия втроём: в 1958 году — Россия, в следующем — отпуск в Пуэрто-Рико. Рождество 1958 года все трое праздновали в Вал-Килле, вместе с другими близкими друзьями и родственниками Элеанор.
БАС: Горы заготовленных подарков и звон бокалов на время праздника скрыли глубокий разлад, возникший в обширном семействе Рузвельтов к тому времени. Сын Эллиот всё время требовал денег и по этому поводу ссорился с матерью и братьями. Джон Рузвельт и Анна — оба республиканцы — обосновались в каменном коттедже и собирали у себя друзей близких им по духу и склонных к шумному веселью. Этот лагерь с подозрением и неприязнью смотрел на гостей, собиравшихся в сотне метров от них, в доме миссис Рузвельт — демократы, интеллектуалы, художники, артисты, всегда устремлённые к возвышенным, но, как правило, недостижимым целям и идеалам. Немудрено, что Элеанор в окружении своих многочисленных потомков так часто чувствовала себя одинокой.
ТЕНОР: Видимо, именно чувство одиночества было главной причиной того, что она с такой радостью откликнулась на внезапно возникшую ситуацию. Владелец её квартиры известил её, что собирается существенно поднять арендную плату. Супруги Гуревич в это же время поняли, что квартира Дэвида маловата для них. "А почему бы нам не купить вместе дом в Манхеттене и не поселиться в нём втроём?" Эдна Гуревич утверждает, что именно она была автором этой идеи. Однако тут же добавляет, что задолго до её появления на сцене идею жизни под одной крышей выдвигала Элеанор, но Дэвид уклонился.
БАС: После долгих поисков подходящее здание было найдено на Ист-74-стрит. Финансовые переговоры о покупке, ремонт и внутренние переделки растянулись чуть ли не на год. Гуревичи получили в своё распоряжение четвёртый и пятый этаж, миссис Рузвельт — второй и третий. (Первый был оставлен врачам, арендовавшим там кабинеты раньше.) Аппартаменты Элеанор были достаточны для приёма высокопоставленных гостей и их свит. Телефон и дверной звонок не умолкали. Письма, телеграммы, цветы, пакеты, продукты, важные и случайные визитёры, дети и внуки, дипломаты и адвокаты, актёры и певцы, писатели и журналисты — семидесятишестилетняя женщина едва ли имела минуту покоя в течение дня. Но только так она и могла существовать и утолять свою главную страсть: быть кому-то нужной.
ТЕНОР: Эдна сумела расположить к себе Элеанор, и жизнь под одной крышей окрасилась тёплыми чувствами всех троих друг к другу. Вскоре у Гуревичей родилась дочь Мария, и Элеанор устроила праздник в честь новорожденной. В 1962 году Эдна и Элеанор совершили совместную поездку в Израиль.
БАС: Гораздо труднее были для миссис Рузвельт отношения с детьми. Переживая за их семейные драмы, она не могла отказаться от материнской привычки направлять и упрекать. Для взрослых сыновей это было особенно тягостно, когда они видели отношение матери к Дэвиду Гуревичу — "безупречному" всегда и во всём. Он впоследствии вспоминал, что однажды Элеанор даже затронула тему самоубийства. "Я заслоняю своих детей, — сказала она. — Когда меня не станет, мир отнесётся к ним с большим вниманием."
ТЕНОР: Дэвид рассказывал впоследствии, что пациентом она была нелёгким. На предложение проделать те или иные тесты отвечала "У меня нет времени". Летом 1962 года Дэвид был в отъезде, когда она почувствовала серьёзное недомогание и слабость. Заменявший Дэвида врач обнаружил сильное падение гемоглобина и настоял на переливании крови. Оно привело к невероятному подскоку температуры, бреду, потере сознания. С этого момента начал набирать силу недуг, который врачам не удавалось диагнозировать.
БАС: Больная была окружена толпой влиятельных докторов, мнения которых часто расходились с мнением вернувшегося Дэвида. Но всем было ясно, что конец приближался неумолимо. Элеанор Рузвельт не был дарован такой быстрый и лёгкий уход из жизни, какой был дарован судьбой её мужу. Мучительные лечебные процедуры в больнице и дома тянулись четыре месяца. Но и у её смертного ложа до последнего момента находился тот, кого она любила сильнее всех остальных.
ТЕНОР: Только после её смерти 7-го ноября 1962 года результаты вскрытия позволили врачам поставить единодушный диагноз: проснувшийся застарелый туберкулёз достиг костного мозга и прервал нормальное производство кровяных телец. На её похороны в Гайд Парке приехали бывшие президенты Труман и Эйзенхауэр, действующий президент Кеннеди в сопровождении вице-президента Линдона Джонсона, генеральный секретарь ООН У-Тан и множество других видных фигур американской и мировой политики.
БАС: Один из биографов впоследствии так обрисовал в коротком скетче жизненный путь Элеанор Рузвельт: "Шаг за шагом она побеждала себя и поднималась на следующую ступень: от юношеской нерешительности — к ясному осознанию своих сил; от тенет викторианской морали — к щедрой терпимости к человеческим слабостям; от сословного снобизма — к защите расового и религиозного равноправия; от роли скромной матери семейства в тени блестящего мужа — к власти над умами и сердцами миллионов американцев". Невероятная душевная теплота и щедрость, замеченные когда-то в пятнадцатилетней Элеанор её любимой учительницей, излились на тысячи людей, встреченных ею в жизни. Президент Труман назвал её "первой леди мира".
Эрнест Хемингуэй (1899–1961)
БАС (обращаясь к собеседнику): Я знаю, что вы уже с юности были покорены и заворожены этим писателем. Не могли бы вы вкратце обрисовать свои чувства тех лет? Секрет невероятного успеха и мировой славы Хемингуэя пытались разгадать многие исследователи. Но мне до сих пор не довелось прочесть какое-нибудь убедительное объяснение. Что оказалось самым захватывающим для вас?
ТЕНОР: Мне было лет пятнадцать, когда кто-то из приятелей дал мне "Прощай, оружие". С первых же страниц я был подхвачен, унесён, вырван из своей повседневной жизни, как какая-нибудь Дороти в "Волшебнике изумрудного города". Простые понятные слова, простые короткие фразы. Облетевшие деревья, грязь на дорогах, стены домов со следами шрапнели. Верхушки гор срезаны туманом. У водителя скорой помощи узкое и очень загорелое лицо, фуражка на голове. Этот водитель уйдёт из повествования и никогда больше не появится. Но сама случайность, необязательность его появления создаёт ощущение, что автор напряжённо вглядывается в череду событий и сцен, проносящихся перед его глазами, пытаясь разглядеть за ними какую-то главную таинственную суть бытия, которая струится под поверхностью зримого мира, как кровь струится под кожей. Вот-вот разглядит, вот-вот тайна откроется.
БАС: Не похоже ли это на приём паузы, которым пользуются режиссёры театра и кино? Например, в фильме Бергмана "Персона" героиня умолкает, отказывается говорить с окружающими. И мы вглядываемся в её лицо, в движения руки, берущей стакан с водой, в скольжение гребня по волосам, но при этом всеми силами пытаемся понять, о чём она молчит. Тайна, столь необходимая всякому искусству, рождается сама собой и маняще светит за поверхностью экрана.
ТЕНОР: Да, именно тайна. В рассказе "Что-то кончилось" юноша и девушка плывут в лодке на ночную рыбалку. Подробно описаны берега залива, заброшенные здания лесопилки, силуэты холмов на темнеющем небе. Из коротких реплик, роняемых героями у разведённого на берегу костра, мы понимаем, что они знают друг друга давно, что рыбачат вместе не первый раз. Ничто не предвещает беды, но напряжение нарастает. Что-то должно случиться. Медведь выйдет из тёмного леса? Пьяный индеец с ружьём? О, нет, только не у Хемингуэя. Случится что-то в тайниках души. Невинный обмен репликами: "Скоро взойдёт луна" — "Я знаю" — "Всё-то ты знаешь" — "О, Ник, перестань! Пожалуйста, пожалуйста, не начинай это". И мы так и не узнаем, что и в какой момент оборвало ниточку, связывавшую этих двоих. Но мы вспомним все беспричинные разрывы, которые довелось пережить нам самим, и поверим с волнением в то, что Ник не смог объяснить девушке, что произошло, а только повторял: "Всё это больше не в радость". "И любовь не в радость?" — "И любовь". И она уплывёт на лодке, а он останется сидеть, уронив лицо в ладони.